Мелешко - Христианская этика Толстого

Мелешко Елена - Христианская этика Л.Н. Толстого
«То, что называется этикой - нравственным учением, - совершенно исчезло в нашем псевдо-христианском обществе», - с горечью констатировал Л.Н. Толстой в работе «В чем моя вера?» (1883). Эти слова можно с полным основанием отнести и к нашему времени. Спустя 120 лет мы вновь живем в псевдо-христианском обществе, в котором так и не нашлось места этике. Правда, в отличие от эпохи Толстого, речь уже идет не о жизни в соответствии с нормами христианской этики, но хотя бы только о знании, что такая этика существует или может существовать в принципе.
 
Религиозно-нравственное учение и образ жизни самого Толстого есть лучшее свидетельство того, что христианская этика все-таки возможна, даже если она находит свое выражение в мыслях и делах одного-единственного человека. Если роман «Война и мир» уникален, то не менее уникально и этическое учение Толстого. Поэтому задача состоит не в том, чтобы следовать ему или копировать его (как бессмысленно копировать «Войну и мир»), но в том, чтобы знать о нем и понимать его как истинное произведение искусства - искусства жизни.
 
В предлагаемой монографии мы и ставим задачу исследовать этику Толстого как искусство жизни в соответствии с принципами христианского вероучения: любви, непротивления и неделания. 
 

Мелешко Елена - Христианская этика Л.Н. Толстого

Ин-т философии РАН. М. : Наука, 2006. 309 с.
ISBN 5-02-034042-1 (в пер.)
 

Мелешко Елена - Христианская этика Л.Н. Толстого - Оглавление

ВВЕДЕНИЕ
 
Глава первая МЕТАФИЗИЧЕСКИЕ НАЧАЛА ФИЛОСОФИИ НЕПРОТИВЛЕНИЯ: ВЕРА-ДУША-БОГ
  • 1. Bepa
  • 2. Душа
  • 3. Бог
Глава вторая ПРИНЦИПЫ ХРИСТИАНСКОЙ ЭТИКИ. ПРИНЦИП ЛЮБВИ
  • 1. Метафизика и этика любви: единство «эроса» и «агапэ»
  • 2. Нравственный смысл любви
  • 3. Препятствия любви: учение о грехах, соблазнах и суевериях
Глава третья ПРИНЦИП НЕПРОТИВЛЕНИЯ
  • 1. Понятие непротивления. Метафизика зла и этика непротивления
  • 2. Учение о непротивлении: истоки и основные этапы развития
  • 3. Обоснование идеи непротивления: аргументы разума и аргументы жизни
Глава четвертая ПРИНЦИП НЕДЕЛАНИЯ
  • 1. Культурно-исторические формы неделания и их преломление в христианской этике Л.Н. Толстого
  • 2. Принцип неделания как этическая категория. Самоотречение как усилие неделания
  • 3. Принцип неделания и программа нравственного самосовершенствования личности. Ступени духовного роста
Глава пятая ЖИЗНЕННЫЕ И ДУХОВНО-ПРАКТИЧЕСКИЕ НАЧАЛА ХРИСТИАНСКОЙ ЭТИКИ
  • 1. Источники и критерий нравственного опыта. Семейный «этос» как главный жизненный источник христианской этики Л.Н. Толстого
  • 2. Религиозно-нравственный опыт и образы духовной жизни: святость, юродство, мудрость
  • 3. Христианская жизнь: ступени осуществления нравственного идеала
Глава шестая ЭТИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА ТОЛСТОВСТВА
  • 1. Толстовство как тип морального мировоззрения
  • 2. Опыт практической реализации принципов христианской этики в толстовском движении
  • 3. Хозяйственная этика толстовства. Толстовские земледельческие коммуны
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА 
 

Мелешко Елена - Христианская этика Л.Н. Толстого - Заключение

 
Христианскую этику Л.Н. Толстого с полным основанием можно считать итогом его нравственно-религиозных исканий, высшим достижением его религиозно-философского творчества. Анализ религиозно-философского учения Толстого показывает, что принцип любви как краеугольный камень христианской этики есть особый тип обоснования и воплощения духовного бытия.
 
В этом заключался платонизм Толстого, органически сочетающийся с христианским учением о Царстве Божием. Толстой разглядел за иллюзией «мира вещей» подлинность духовного мира, ключ к которому находится в душе каждого человека, призванного преодолеть материальное царство зла единственно возможным и максимально эффективным способом - непротивлением злу насилием. Что означало непротивление для Толстого? Прежде всего - главное свидетельство реальности духовного бытия, воплощения духовной истины в жизни. Христианская этика есть, по своей сути, философия «воплощенной духовности», преодолевающей иллюзию зла.
 
В этом смысле наше понимание сущности религиозной философии Толстого принципиально отличается от точки зрения Мережковского, для которого Толстой был «тайновидцем плоти». В своем исследовании мы пытались доказать, что Толстой был как раз «тайновидцем духа», что он стремился не столько к «одухотворению тела», сколько к «воплощению духа». «Философия духа» Толстого оказалась настолько сложной и многогранной, что проблема ее конфессиональной и духовной идентификации до сих пор остается неразрешимой. А между тем сама эта проблема имеет непосредственное отношение к интерпретации истоков, смысла и назначения принципа непротивления, пронизывающего христианскую этику.
 
Вот что пишет, например, один из современных исследователей религиозной философии Толстого: «Многие построения Толстого по существу тождественны концепциям джайнизма, буддизма или индуизма; идея "непротивления" является попыткой перенести на европейскую почву восточную идею ахимсы. Отрывая подобные понятия от восточной традиции, осмысливая их по-своему, Толстой оперировал христианской терминологией, но употреблял ее в системе иных координат, в ином семантическом плане. Богословская терминология становится у Толстого, таким образом, не более чем словесной драпировкой, используемой с целью выхолащивания из нее церковного, духовного смысла».
 
Такого рода суждения, безусловно, требуют аргументированных, развернутых доказательств. Действительно, оценка религиозной философии Толстого колеблется в предельно допустимом диапазоне: от определения ее как «подлинно христианской» (С.Л. Франк, В.В. Зеньковский и др.), до характеристики ее как «первозданно языческой» (Д.С. Мережковский, И.М. Концевич) и теософской (М.В. Лодыженский); от трактовки ее - по методу и опыту - как чистого, «беспримесного», классического рационализма (С.Н. Булгаков, Л.И. Шестов) до усмотрения в ней мистических и иррациональных начал (Питирим Сорокин, H.A. Бердяев, В.В. Зеньковский).
 
Характерно, что сам Толстой определял свои религиозные взгляды как «Христово христианство». Суть своей религиозной философии он сформулировал следующим образом: «Учение это есть всем известное, всеми признаваемое христианское учение в его истинном, освобожденном от извращений и лжетолкований значении. Учение это в своих главных как метафизических, так и этических основах признается всеми, не только христианами, но людьми других вер, так как вполне совпадает со всеми великими религиозными учениями мира в их неизвращенном состоянии...». Весьма авторитетным свидетельством являются также слова дочери Толстого, Александры, подтверждающие основную мысль Толстого: «Что такое философия моего отца? Это есть толкование христианского учения, затемненного таинствами, обрядами и проч. Кажется, собственной философии у отца никогда и не было. Изучив все религии, он во всех нашел одни и те же основы и принял их».
 
Что же означает в данном случае это «универсальное» толкование христианства, этот религиозно-философский синтез Толстого? Результаты нашего исследования позволяют выдвинуть следующую гипотезу. Всем своим религиозно-философским творчеством Толстой пытался воссоздать целостный этико-метафизический дух принципов христианской этики, показать, что в основе евангельской заповеди непротивления лежит единая непротиворечивая метафизика зла. Это и привело в конченом счете к универсальности и амбивалентности его учения. В силу того, что церковное, историческое христианство сакрализовало и мифологизировало гнозис, Толстой вынужден был прибегнуть к рациональной дешифровке христианских мифологем в духе общегностических основ «единой религии». В результате, религиозная философия Толстого развертывается как бы в двух ценностных измерениях: в плане теософского гнозиса и в плане христианского этоса. Смешение этих планов и приводит к диаметрально противоположным, полярным оценкам толстовского учения.
 
Однако для самого Толстого проблема соотношения двух планов религии имела совершенно определенный смысл. «Теософский гнозис» играет в его построениях вспомогательную, условную роль: он служит прояснению «христианского этоса». И если, например, Толстой выдвигает положение о том, что «познать Бога можно только в себе», то это вовсе не ведет к духовному самоутверждению, не толкает к «самообожествлению» собственного «я», как представлялось многим, в особенности православно-христианским критикам его учения. Напротив, из познания «Бога в себе» Толстой приходит к этике смирения и самоумаления - к «христианскому этосу».
 
Тем самым Толстой трансформирует «теософский гнозис» в «христианский этос», т.е. сводит, по существу, метафизику к этике, и главным средством такой «трансформации» выступает у него именно принцип непротивления, выражающий собой общий этико-метафизический закон «неравного, милосердного воздаяния добром за зло». В этом смысле религиозную философию Толстого точнее всего можно было бы определить как «этическое христианство».
 
Однако христианская этика Толстого не сводится только к «этике самосовершенствования», она изначально предполагает выход в общественную жизнь. Сама «революционность» этой философии заключается в понимании принципов непротивления и неделания не только как правил личного поведения, но прежде всего как закона общественной жизни. И хотя толстовство в известной степени отклонилось от образцов самосовершенствования и неделания, в силу чего Толстой нередко дистанцировался от него, связь между ними коренится в самом духе системы неделания, что и определяет в конечном счете ее «сверхвременную» актуальность, позволяющую говорить о «вечной революции Толстого» (архиепископ Иоанн Шаховской).
 
Поэтому христианская этика Толстого не может оставаться религией «личного спасения», она доказала свое право быть альтернативной теорией ненасильственной жизни. Неслучайно все движения ненасилия XX в. соотносят свои цели с философией Толстого, причем не только в фундаментальном, стратегическом плане, но и в самой тактике борьбы со злом. И это закономерно, ибо любое ненасильственное действие коренится в духовной личностной позиции любви, непротивления и неделания. Об этом очень точно сказал Дж. Кришнамурти: «Мой сосед применяет насилие - как же мне вести себя? Подставить другую щеку? - Он будет в восторге... Но стали бы вы задавать этот вопрос, если бы в вас самих не было никакого насилия? Или в этом случае вы бы знали, как с ним поступить? Главное - не иметь насилия в себе». Именно это и удалось доказать Толстому своим этическим учением и образом жизни.
 
 

Категории: 

Благодарю сайт за публикацию: 

Ваша оценка: Нет Average: 10 (4 votes)
Аватар пользователя brat Andron