Аверинцев - Образ античности

Античное мировоззрение в самых разных своих вариантах и в различные периоды, от архаики до порога Средневековья, склонно оценивать «тождество» и самотождественность очень высоко.

 

В плане онтологическом «тождество» имеет преимущества перед «инаковостью»: «тождество» первично, «инаковость» — вторична. В плане аксиологическом «тождество» представляет собой ценность: оно само по себе, как принцип высшей степени абстрактности, доброкачественнее, благороднее, чем инаковость. 

 

Сергей Сергеевич Аверинцев - Образ античности

Сергей Аверинцев - Образ античности - Содержание

• АНТИЧНАЯ РИТОРИКА И СУДЬБЫ АНТИЧНОГО РАЦИОНАЛИЗМА
• ГРЕЧЕСКАЯ «ЛИТЕРАТУРА И БЛИЖНЕВОСТОЧНАЯ «СЛОВЕСНОСТЬ»
• КЛАССИЧЕСКАЯ ГРЕЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ КАК ЯВЛЕНИЕ ИСТОРИКОЛИТЕРАТУРНОГО РЯДА
• НЕОПЛАТОНИЗМ ПЕРЕД ЛИЦОМ ПЛАТОНОВОЙ КРИТИКИ МИФОПОЭТИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ
• ОБРАЗ АНТИЧНОСТИ В ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЕ XX в.
• ДВЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ С ВЕРГИЛИЕМ
• ПЛУТАРХ И АНТИЧНАЯ БИОГРАФИЯ
  • Предисловие
  • Введение. (К истории вопроса)
  • Глава I. Общие мировоззренческие установки Плутарха
  • Глава II. Подход Плутарха к литературному творчеству
  • Глава III. Подбор героев
  • Глава IV. Структура сборника

 

Современное сознание находится во власти дихотомии «миф—научность». Бездна архаики по одну сторону футурологическая бездна по другую; в завороженности этими безднами легко потерять серединное пространство истории, уже цивилизованной, уже отнюдь не архаичной, но своим традиционализмом отделенной от современности, не говоря уже о футурологических перспективах. Но именно это серединное пространство со своими законами — драгоценное наследие нашей памяти, и оно составляет предмет исторического знания. Нам уже приходилось отмечать в этой связи характерную для нашего времени в целом условность мышления гениального Бахтина: последний противопоставил друг другу как сопредельные величины «эпос» (по контексту — гомеровский, то есть архаический исток традиции) и «роман» (по контексту — разрушение всякой традиции), полностью отвлекаясь от ряда классических эпох — Еврипида и Вергилия, Тассо и Расина, соединивших в долговечном равновесии рефлексию, чуждую эпосу, и традиционализм, чуждый роману, по крайней мере понятому по-бахтински.

 

Путь человечества делится не на два — там архаика под властью мифа, здесь современность под знаком науки, — а по крайней мере на три: между традиционализмом, не знающим рефлексии, и рефлексией, порвавшей с традиционализмом, лежит синтез обоих начал, который едва ли смог бы просуществовать более двух тысячелетий, будь он основан на простом компромиссе. Поэтому едва ли благоразумно рассматривать взаимопроникновение системнорационалистических и внерационалистических компонентов зрелого античного мировоззрения в терминах вышеназванной дихотомии — как пережиточное и превращенное бытие все того же мифа или как зачаточную стадию нашей научности.