Барт - Церковная догматика 4 - 4 тома в 1 файле

Книги Карла Барта в Издательстве ББИ:

 

Церковная догматика. Том 1. § 3, 15, 28, 32, 41/1

Церковная догматика. Том 2. § 45, 50, 57, 59

Церковная догматика. Том 3. § 65, 70/1, 72

Церковная догматика. Том 4. § 8-12

Послание к Римлянам

Толкование посланий к Римлянам и Филиппийцам

Оправдание и право

Молитва

Вольфганг Амадей Моцарт Мгновения

 

Пер. с нем. (Серия «Современное богословие»)

М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2015. — xxvi + 344 с.

ISBN 978-5-89647-310-7

 

Перевод: Ольга Хмелевская 

This translation of Die Kirchliche Dogmatik by Karl Barth originally published in German in 1932, 1938, 1940, 1942, 1945 is published by arrangement with Theologischer Verlag Zurich.

 

Предисловие к четвертому тому русского издания (Кристер Р. Саирсингх)

Указатель древних источников

Именной указатель

Предметный указатель

Содержание томов I - IV

 

 

В кратком, но блестящем очерке о богословии Карла Барта Джон Уэбстер проницательно замечает, что «возрождение тринитарного богословия в последние 25 лет, в частности в англоязычном систематическом богословии, едва ли мыслимо без ясной уверенности Карла Барта, с которой он излагает троичную структуру христианского учения о Боге». Тед Петерс в предисловии к книге «Бог как Троица» пишет, что свое исследование он начал после чтения работы Клода Уэлча о Троице «Во Имя это». «Поразительным и поучительным для меня в этом труде стало открытие почти пророческого прозрения, что работы Карла Барта всколыхнут будущую дискуссию о Троице. Последние четыре десятилетия доказали, что это — правда». Одна из задач книги Теда Петерса — показать в этом очерке позднего тринитарного богословия ХХ века, что пророчество Уэлча сбылось.

 

Чтобы оценить революционность и драматизм влияния Барта на возрождение тринитарного мышления во второй половине ХХ века, следует вспомнить о том, какое место отводилось Троице в богословии до Барта. Кант, заявив, что учение о Троице не прибавляет абсолютно ничего стоящего к нравственному богословию и практической жизни, тем самым установил повестку дня для будущего богословского дискурса. Его последователи в XIX веке уверяли, что учение о Троице стоит в стороне от центральных богословских тем. В необычайно влиятельном труде Фридриха Шлейермахера «Христианская вера» учение о Троице низведено до простого придатка к заключительной части книги. Для таких богословов, как например, Фома Аквинский или Кальвин, было обычным делом включать в рассуждение о бытии и свойствах Бога тему Троицы. Но Шлейермахер, помещая учение о Троице в конец книги, выразил этим убеждение в том, что оно является неким необоснованным и необязательным довеском к христианской вере.

 

Это учение казалось необоснованным, так как оно не было «прямым выражением христианского самосознания, но было только сочетанием некоторых таких выражений». Поскольку христианское богословие состоит в изъяснении содержания христианского самосознания, то доктрина о Троице не может играть значительной роли в христианской догматике. Она не может занимать законного места в христианском богословии, ибо учение о вечном различении внутри божественного естества не может быть прямо выведено из содержания христианского самосознания. И потому, настаивал Шлейермахер, это учение не может быть существенной частью богословия. То, что он исключил Троицу из христианской догматики, прослеживается в его особом понимании христианства как «исторической положительной религии, свободной от привязанности к философии и спекулятивному разуму.

 

Он отверг метод выведения богословского учения из утверждений Писания или разума, понимая богословие исключительно как эмпирическую науку».

Протестантский либерализм XIX и начала XX веков, от Ричля и Германа до Гарнака и Трёлча, следовал за Шлейермахером и принимал его вердикт о невозможности отстоять учение о Троице с какой бы то ни было разумной позиции. Серьезное исключение здесь, конечно, составляет Гегель, которого едва ли можно назвать либералом. Его рационалистская и своеобразная защита учения о Троице находит, однако, немного почитателей среди верующих.

 

Ярким антагонистом Шлейермахера и протестантского либерализма выступает Карл Барт, поставивший учение о Троице во главу угла своего богословия. Джон Уэбстер точно определил всю его «Церковную догматику» как «учение о Троице равно с точки зрения и ее архитектурной концепции, и ее конкретного содержания». Действительно, в случае Барта мы имеем дело с великим поворотом к тринитарному богословию, начиная с его отречения от посткантианского богословия и заканчивая его триумфальной реабилитацией в «Церковной догматике», где каждая христианская доктрина сформулирована и представлена в свете тринитарного учения. Одно из исключительных достижений Барта в истории современного богословия заключается, несомненно, в том, что он повернул протестантское богословие в лоно великой кафолической традиции.

 

«Ставя учение о Троице на вершину всей догматики, — признавал Барт, — мы с точки зрения догматической истории оказываемся в глубокой изоляции. И все же не в полной: в Средние века у нас есть Петр Ломбардский с его "Сентенциями" и Бонавентура с его Breviloquium, которые мыслили в том же направлении» (1/1:300; с. 10-11)*. Барт считал странным, что даже Меланхтон и Кальвин и их последователи в обеих протестантских конфессиях, в том числе и в возникших позже движениях в протестантском и католическом богословии, стали исходить из принципов познания, которое было полностью отрезано от триединого Бога. Такой подход означает, что божественное бытие, его сущность и свойства рассматриваются, «абстрагируясь от конкретной данности того, что христианство подразумевает под "Богом"» (1/1:300; с. 11).

Помещая учение о Троице в начале своей «Церковной догматики», Барт оправдывал это тем, что «трудно себе представить, как можно говорить о Священном Писании, (...) если предварительно (разумеется, опираясь на само Писание) не уяснить, кто такой троичный Бог, откровение которого делает это Писание священным» (1/1:300; с. 11).

 

Богословие встает на ложный путь, когда задается прежде вопросами: «"Как мы познаем Бога?" — "существует ли Бог?" — "что такое Бог?" — и только затем, наконец, "кто такой наш Бог?"» (1/1:301; с. 12). Для того чтобы богословие было плодотворным, оно должно начинать с вопроса «кто такой Бог?», то есть предоставить право первого голоса учению о Троице, «ведь именно оно призвано дать нам ответ на этот конкретный и решающий вопрос (1/1:301; с. 12). Вот почему Барт провозгласил учение о Троице в самом начале своего богословского исследования, в первом томе «Церковной догматики», которое в русском переводе ее избранных частей представлено в настоящем, четвертом, томе. «Именно учение о Троице определяет христианский характер этого учения о Боге, христианский характер этого понятия откровения по сравнению со всеми прочими возможными учениями о Боге и понятиями откровения» (1/1:301; с. 13). В этой аксиоме учение о Троице неразрывно связано с откровением. И эта тесная связь и скрупулезность, с которой Барт развивает свой подход к теме Троицы, делает его вклад в тринитарное богословие столь оригинальным и решительно ортодоксальным.

 

Возможно, кого-то из протестантских почитателей Барта удивит, что при всем его акцентировании на откровении и связи откровения с Троицей он вполне допускает, что непосредственно в Священном Писании учение о Троице не найти. Из Писания может быть выведена только возможность этого учения. Барт хочет подчеркнуть, что утверждение о Троице само по себе не является утверждением откровения. Оно истолковывает текст этого свидетельства откровения и косвенно тождественно ему. Оно основано на откровении и самооткровении Бога, засвидетельствованном в Священном Писании. Барт ясно говорит, что фундаментальные положения тринитарного учения хотя и укоренены в откровении, но напрямую не содержатся в Писании.

 

Учение о Троице есть учение церкви. Барт пишет: «Наши понятия о "нерасторжимом единстве" и "непреодолимом различии", об одной природе и трех различных лицах, или образах бытия (Seinswesen), и, наконец, едва затронутое нами полемическое суждение, что троичность Бога относится не только к Его откровению, но, поскольку она является в откровении, и к Богу в себе, и что потому Троицу следует понимать не только "икономически", но и "имманентно", — все это не является напрямую библейским учением, которое эксплицитно содержится на страницах Писания: таково учение церкви» (1/1:333; с. 65). Важный вопрос, возникающий здесь, заключается в том, действительно ли толкование текста Писания неизбежно ведет к учению о Троице.

 

Барт считает, что да. Он утверждает, что «доказательство истинности догмата, который как таковой "не содержится в Библии", приводится не в самой констатации того, что это догмат, а только тем, что мы можем и должны понимать его как точную интерпретацию Библии» (1/1:310; с. 28). И чуть ниже: «Если бы у догмата не было такого корня, если бы выяснилось, что при его возникновении скорее что-то было добавлено, нежели было толкованием, то есть он оказался чем-то иным, нежели анализом откровения, тогда его нельзя было бы признать догматом». Барт последовательно придерживается того мнения, что учение о Троице коренится в утверждении: «Бог являет себя как Господь». При этом он поясняет, что эту фразу «следует понимать как аналитическое суждение» (1/1: 306; с. 21).

 

---