Питер Кингсли - Катафалк - Карл Юнг и конец человечества

Начало чего-то — это всегда особенная магическая точка, вступление в мир чего-то нового.

Итак, эта книга уже началась, и значит, магия свершилась. И теперь все, что нужно — это найти слова, чтобы заполнить бездну между началом и концом.

Стоит вывести человека в иной мир и дать видение реальности, как игре личного существования приходит конец. Никто и никогда не обретал такое видение только для себя. Изначальный закон гласит, что переданное в подземном мире дается только для того, чтобы унести обратно, без изменений, в целости, в мир живых. Это сакральный контракт, подписанный из начала времен, между живыми и мертвыми.

Вот почему, как верно отмечал Юнг, в некоторой точке он больше не принадлежал себе одному и больше не имел на это права. С тех пор его жизнь принадлежала как живым, так и мертвым: существовала ради «всеобщности», ради целого. И Юнг сам понимал, что, когда вы больше не живете ради себя и не принадлежите себе, тогда становитесь, как и Христос, источником жизни для других.

Только тогда, когда личное внутри человека изящно или с неохотой уступает место тому, что лежит по ту сторону личного, человек начинает постигать подлинный смысл неотложности, почти невыносимой, жгучей неотложности вечности, давящей на время и втискивающейся в него.

Эта неотложность в начале 1938 г. в Колкате прорвалась сквозь сон Юнга о Граале и заставила его вернуться после встряски в Индии на Запад: назад к его отчаянной необходимости в целительном сосуде или servator mundi, который один способен защитить и спасти настоящий мир. «Ибо ты в тяжелом положении: вам всем угрожает опасность уничтожить все, что возводилось столетиями».

Питер Кингсли - Катафалк: Карл Юнг и конец человечества. Часть 1

М: «Касталия», 2019. — 226 с.

Питер Кингсли - Катафалк: Карл Юнг и конец человечества. Часть 1 - Содержание

Глава 1 Мистический дурак
Глава 2 Назад к источнику

Сокращения

Мы любим считать каждую эпоху отдельной единицей со своим началом и концом. Но мёртвые искушённее нас и сцепляют вторую половину того, что мы называем эпохой, с первой половиной следующей, так что могут точно видеть, что происходит, что на самом деле творится. Как хорошо понимал Юнг, на самом деле важен переход между эпохами; только он обладает центральным значением. И если мы можем нетронутой перенести сущность одной эпохи в начало другой, то достигнем чего–то действительно стоящего памяти.

Проблема в том, что в нашем случае ничто не продвигается. На полпути в течение этого периода жизни на земле, который должен был что–то значить в глазах вечности, мы потеряли то, что несли, и, благодаря ленивому забвению, позволили ключевой связи между прошлым и будущим разлететься. В результате мы блуждаем и вертимся в пустоте в поисках средств, которые годятся только для того, чтобы сделать положение ещё хуже, лишив возможности поставить всё на свои места.

Чем быстрее мы вращаемся, тем отчаяннее решения; и вместо осознания, что мы потерялись в какой–то незначительной точке, Бог знает где, мы предпочитаем мечтать о каком–то величественно критическом кульминационной моменте. Чтобы скомпенсировать одолевающее чувство смятения и полной бесполезности, которое постоянно поднимается внутри, мы выдумываем иллюзии о некоем глобальном пробуждении, даже продолжая постепенно засыпать, пытаемся утешить себя фантазиями о переходе к чему–то величественному, о пребывании на пороге славного возрождения, на заре великого перерождения.

Однако, в действительности сейчас не время рождать что–то поистине новое. Вместо этого, вопрос в том, как мало или как много из первоначального импульса, породившего нашу культуру, мы способны перенести через грядущий водоворот. И чтобы всё прояснить: если этот забытый сакральный импульс у основания нашего мира просто угаснет из–за нашей лени, это не значит, что нынешняя эпоха просто закончится пораньше, чтобы уступить место чему–то
новому.