Авторы книжных аннотаций называют Симону Вейль «одной из ведущих интеллектуальных и духовных фигур XX столетия)).
Папа Павел VI упомянул ее в числе духовных писателей, оказавших на него наибольшее влияние, наравне с Паскалем и Жоржем Вернаносом.
В словах папы можно, при желании, увидеть дипломатический прием: в шестидесятые, при начале его понтификата, имя Симоны было в апогее славы среди европейских интеллектуалов и студенчества.
Зато Альбер Камю, написав о ней в частном письме: «единственная великая душа нашего временио, был, конечно, далек от намерения сказать что-то на публику.
Но именно по его инициативе вскоре после войны за публикацию сочинений Симоны Вейль, до тех пор никому не известных, взялось крупнейшее французское издательство «Галлимар».
Отношение Камю к Симоне, которую он узнал лишь после ее смерти, было любовью-преклонением рыцаря к Прекрасной Даме; этой любви он не изменил до собственного конца.
Симона Вейль - Формы неявной любви к Богу
Пер. с франц. яз., статья и комментарии П. Епифанова
Санкт-Петербург: Издательский проект "Квадривиум", 2017. — 512 с, илл.
ISBN 978-5-7164-0737-4
Симона Вейль - Формы неявной любви к Богу - Содержание
П. Епифанов. Хронология жизни Симоны Вейль
П. Епифанов. Невозможность жизни
С.Вейль. Сочинения
Пролог
Из «Тетрадей»
«Илиада», или поэма о силе.
Формы неявной любви к Богу
- Любовь к ближнему
- Любовь к красоте мира
- Любовь к религиозным практикам
- Дружба
- Любовь неявная и любовь явная
Любовь к Богу и несчастье
Размышления об использовании учебных занятий в воспитании любви и Богу
Из трактата «Укоренение»<Труд>
Письма
Письмо Жоржу Бернанос
Письма Жану Постернаку
Письма и Антонио Атаресу
Письма к о. Жозефу-Мари Перрену
Письмо к о. Мари-Алену Кутюрье
Публикации сочинений Симоны Вейль на русском языке
Симона Вейль - Формы неявной любви к Богу - Пролегоменон
С именем и наследием Симоны творится что-то странное. В 1950-1960-е годы это имя в Европе было очень на слуху, став на какое-то время даже модным. Над ней размышляли, о ней говорили самые известные представители европейской культуры. Ею восхищались писатели, годившиеся ей в отцы, как Андре Жид и Франсуа Мориак. Ее переводили Томас Стернз Элиот и Чеслав Милош. При этом ни тогда, ни позднее ее идеи не привлекали сторонников во всей своей целости, и охотников следовать ее жизненному примеру тоже не находилось. Всякая поверхностная мода проходит; и вот уже на большинство профессиональных философов ее писания наводят скуку: они не находят здесь ни академической строгости, ни провоцирующих парадоксов.
Теперь на фоне имен, определяющих лицо французской мысли XX века, она выглядит как бедно одетая сирота в прихожей, завешенной роскошными шубами. В левых, свято блюдущих принцип (da'icite)), университетах Франции студентам предпочитают о ней не говорить, находя ее слишком навязчиво религиозной. Если в оценке ее влияния Павел VI мог допустить некоторое преувеличение, в богословии, и в миссионерской практике Католической церкви после Второго Ватиканского собора действительно усматриваются следы прочтения Симоны Вейль. Сегодня ее тексты используются для медитации и молитвы в общинах францисканцев, доминиканцев, траппистов...
Наконец, с недавних пор ее имя стало появляться в церковных календарях, в списках местно почитаемых святых, а ее лицо — в церковных росписях и мозаиках. Итак, Симона посмертно вовлечена в миллиардную паству — а отчасти и в политику — той Церкви-корпорации, Церкви — социальной силы, порог которой при жизни переступать упорно не хотела. С точки зрения последовательного католицизма, ее религиозные взгляды должны считаться еретическими; в то же время «Ожидание Бога» найдешь, наверное, в любой церковной книжной лавке Европы.
Зато в парижских магазинах мистико-эзотерической литературы, рядом, например, с ценимым Симоной Рене Геноном, вопреки ожиданию, ее книг не увидишь. Для левых, к которым Симона была близка всю сознательную жизнь, она давно не ((товарищ»: изнемогла в борьбе, сложила оружие, оставила ряды... Некоторые ее фразы, преимущественно из «Укоренения», сочувственно цитируют французские консерваторы, даже роялисты, но и тут беда: в их-то понимании «доброй католичкой» она никак не является, чтительницей доброй королевской Франции тоже, а ее дружба с алжирскими националистами — только лишняя соль на раны патриотов. Еще большим камнем преткновения является ее так называемый «антииудаизм»... Словом, в интеллектуальной жизни страны, да и Европы в целом, Симона — бесприютная странница, а положение ее в Церкви, по меньшей мере, двусмысленно.
Кажется, что частые попытки авторов, пишущих о Симоне, как-то «выправить» ее жизнь и смерть, домысливая одно и стараясь не замечать другое, идут от недоумения: что же с ней делать? В какой раздел классификации приткнуть, в какие персонажи пристроить?
Ни одна ознакомительная статья о ней не обходится без разнородного, подчас парадоксального ряда характеристик. Берем наугад с одного посвященного Симоне и ее наследию англоязычного интернет-сайта: «anarchist soldier, factory worker, labor organizer, school teacher, Christian, resistance fighter, philosopher)), — написано в столбик на главной странице. Но ведь не стала она — ни anarchist soldier, ни factory worker, ни labor organizer, ни resistance fighter, и даже школьную карьеру не назовешь успешной: ни на одном месте она не проработала больше года. Curriculum vitae Симоны Вейль при беглом просмотре представляется сплошным перечнем неудач и отступлений.
Кто-то может сказать, что поскольку речь идет о девушке из состоятельной и очень заботливой семьи, многое объяснимо: Симоне не приходилось бороться за существование, за кусок хлеба и крышу над головой. Она делала в жизни не то, к чему ее принуждали бы внешние обстоятельства, а почти исключительно то, что выбирала сама. Куда бы она ни ринулась — на завод «Рено» или на войну в Испании — ей было куда отступить. Обессиленная, опустошенная, она и отступала раз за разом. С каждым таким разом лишь крепче становилась психологическая зависимость от семьи; в целом ряде отношений повзрослеть ей так и не удалось.
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
