Касаткина - Священное в повседневном

Касаткина - Священное в повседневном
Великое христианское искусство, ярчайшим представителем которого является Достоевский, создавало произведения, которые позволяли встретиться человеку не с торжествующим и всевластным, но со страдающим Богом, с Богом-человеком в пространстве Его земной жизни. Встретиться в художественном произведении— и научиться встречаться с Ним в повседневности, узнавать Его в рабском обличии. Научиться узнавать Его в каждом человеке.
 
Христианская этика для читателя Достоевского перестает быть внешней догмой, налагаемым извне императивом, но становится частью внутреннего опыта, индивидуальной перспективой восприятия мира. Двусоставный образ одновременно служит средством ориентации в современности и способом воспринимать базовые тексты европейской и русской культуры — Ветхий Завет и Евангелие — без эстетической отстраненности, этически и эмоционально вовлечен- но, сопричастно, как описание происходящего в данную минуту.
 
Великое христианское искусство учило человека видеть созданное реальностью пространство, где евангельская история была все время актуальна; пространство, куда мог войти современный человек, чтобы осуществить предложенное, но неосуществленное в евангельской истории: например, впустить в свой дом Богоматерь на сносях и согреть Ее Младенца, ранее обогретого только дыханием вола и осла... 
 

Касаткина Татьяна - Священное в повседневном: Двусоставный образ в произведениях Ф.М. Достоевского

 
М.: ИМЛИ РАН, 2015. 528 с. + 1 вкл.
ISBN 978-5-9208-0481-5
 

Касаткина Татьяна - Священное в повседневном: Двусоставный образ в произведениях Ф.М. Достоевского - Оглавление

 
ПРЕДИСЛОВИЕ
  • О значении Достоевского в XXI веке
  • Об искусстве как целом
ОБРАЗ КАК ОСНОВНОЕ
  • Онтология образа
  • «Глубина» образа
ЗАПАД И ВОСТОК О БОГОЯВЛЕНИИ: ПРОСТРАНСТВО КАРТИНЫ И ИКОНА В ПРОСТРАНСТВЕ
ОБРАЗ ПРОСТРАНСТВА: РАЙ И АД В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО 1860-Х ГОДОВ
АВТОРСКАЯ ПОЗИЦИЯ И СТРУКТУРА ОБРАЗА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ДОСТОЕВСКОГО
ВОСКРЕШЕНИЕ ЛАЗАРЯ: ОПЫТ ЭКЗЕГЕТИЧЕСКОГО ПРОЧТЕНИЯ РОМАНА Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»
ОБРАЗ ХРИСТА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ГАНСА ГОЛЬБЕЙНА МЛАДШЕГО, ДОСТОЕВСКОГО И БЛОКА: НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ОПЕРАТИВНОЙ ПОЭТИКИ
  • Что такое «оперативная поэтика»?
  • Феномен Достоевского на рубеже XIX-XX веков
  • Картина Ганса Гольбейна-младшего «Христос в могиле» в структуре романа Ф.М. Достоевского «Идиот»: после знакомства с подлинником
  • Образы произведений Достоевского в поэме А.А. Блока «Двенадцать»
«БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ»: ОПЫТ МИКРОАНАЛИЗА ТЕКСТА
  • «Ошибка героя» как особый прием в произведениях Ф.М. Достоевского
  • Пушкинские цитаты как введение в проблематику «Великого инквизитора»
  • Басня о луковке и проблема апокатастасиса в романе «Братья Карамазовы»
  • О функциях имен в произведениях Ф.М. Достоевского
ПУНКТУАЦИЯ КАК ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПРИЕМ И СПОСОБ ВЫРАЖЕНИЯ АВТОРСКОЙ ПОЗИЦИИ: К ПРОБЛЕМЕ ТЕКСТОЛОГИИ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО В XX ВЕКЕ
  • Ударения в «Двойнике»
  • «Опечатка во всех источниках»
  • «Бесы»
  • «Подросток»: «только открывающая кавычка»
  • «Братья Карамазовы»: прямая речь и пропавшее чудо
ЭЛЕМЕНТ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА КАК КЛЮЧ К АНАЛИЗУ ПРОИЗВЕДЕНИЯ: КОНЦЕПТ, ЦИТАТА, ЭПИГРАФ
  • «Бедные люди» и «злые дети»
  • Камни в романе «Братья Карамазовы»
  • «Отцы и учители...»
  • Онтология семьи в произведениях Ф.М. Достоевского: «Случайное семейство», «святые воспоминания» и «живая жизнь»
  • «Братья Карамазовы» как роман о счастливом браке
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ТЕКСТЫ В СОСТАВЕ «ДНЕВНИКА ПИСАТЕЛЯ» Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО: КОНТЕКСТНЫЙ АНАЛИЗ
  • «Сон смешного человека»
  • «Кроткая»
  • «Мальчик у Христа на елке»
  • «Мужик Марей»
СПЕЦИФИКА ОБРАЗА Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
  • «Реализм в высшем смысле» и символизм: Структура образа у Ф.М. Достоевского, Вяч. Иванова, А.А. Блока
  • «Анна Каренина» и русско-турецкая война: Образ мира и человека в восприятии Толстого и Достоевского
ДОСТУП К ФИЛОСОФИИ ДОСТОЕВСКОГО
  • О гармонии
  • «Мир спасет красота...»
  • Достоевский о всемирности и всечеловечности русского человека
  • Органическая философия Достоевского: Церковь и Государство как идеалы общественной мысли
  • Слова и поцелуй Христа в «Великом инквизиторе»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Библиографические примечания
Список иллюстраций 
 

Касаткина Татьяна - Священное в повседневном: Двусоставный образ в произведениях Ф.М. Достоевского - О гармонии 

 
Одно из центральных понятий социально-утопического дискурса и одно из важнейших слов языка Достоевского — гармония. Однако у Достоевского это слово никогда, даже (и тем более) при обсуждении общественных проблем, не употребляется с тем значением, что принято в утопическом социализме. «Гармония» в языке Достоевского всегда отсылает нас в область христианского мистицизма и эсхатологизма.
 
Гармония для Достоевского — состояние, когда некоторая общность поднимается до абсолютного единства, не только не утрачивая личности и уникальности каждой своей составляющей, каждого своего члена, но именно благодаря этой в полноте сохраненной уникальности личностей расцветая покоряющей сердца красотой. 
 
То есть, подчеркнем: принцип построения гармонии для Достоевского — не отречься от чего-то с целью вписаться во ВСЕ, и не сохранить свое все, настаивая на полноте принятия себя, — но отдать все без условий — и тогда ВСЕ вернет личности свое все, в которое входит и впервые расцветшее в истинной полноте отданное все личности.
 
Гармония и красота не совсем синонимы, и они находятся в очень интересном соотношении: если мы обратимся к греческому языку, то увидим, что гармония — прежде всего связь, соединение частей. А красота — годность, способность — то есть подходящесть, соответствие вещи замыслу о ней, ее назначению. Таким образом — красивая вещь — вещь абсолютно годная для связывания с целым, то есть для осуществления гармонии. Достоевский был очень чувствителен к слову, поэтому о гармонии он говорит только там, где речь непосредственно идет о соотношении и связи. Но состоявшуюся гармонию он, случается, называет красотой — красотой уже не частей, а совершенного целого.
 
Можно сказать, что красота есть преображающая сила: осуществленная красота личности как бы дает импульс окружающим ее личностям раскрыться в своей собственной красоте (это имеет в виду героиня романа «Идиот», когда говорит о Настасье Филипповне: «Такая красота— сила, <...> с этакою красотой можно мир перевернуть!» (8, 69)), а гармония есть результат этого взаимного преображения.
 
Импульс, данный окружающим прекрасной личностью, вызывающий желание красоты, устремление к красоте, может, однако, привести не к ответному раскрытию красоты в себе, произведению красоты изнутри себя — то есть — к преображению себя, а к стремлению захватить внешним образом в собственность эту, уже явленную другим, красоту. То есть гармонизирующее мир и человека стремление подарить свою красоту миру в этом случае оборачивается эгоистическим стремлением присвоить красоту мира. Это приводит к разрушению, уничтожению всякой гармонии, к противостоянию и борьбе. Таков финал романа «Идиот». Вообще, хочу еще раз подчеркнуть, что так называемые «инфернальницы» произведений Достоевского есть не орудия ада, а заключенные ада, и в этот ад их заключают те, кто, вместо собственной самоотдачи в ответ на неизбежную и неотвратимую самоотдачу красоты (а самоотдача, по Достоевскому, как мы увидим далее, — это способ существования красоты в мире), стремится осуществить захват красоты в свою собственность, вступая на этом пути в неизбежную жестокую борьбу с такими же захватчиками.
 
В романе «Братья Карамазовы», благодаря сохраненным Достоевским особенностям языка героев, высказывающих свое миропонимание в центральных главах: молодого европейски образованного ищущего атеиста и православного иеромонаха, мы можем видеть, чему соответствует европейская «гармония» в языке русского православного человека. То, что в речи Ивана Карамазова звучит как «гармония», у старца Зосимы называется «рай».
 
Вот декларация Ивана Карамазова, точно определяющая то, что он разумеет под «вечной гармонией»: «Итак, принимаю Бога и не только с охотой, но, мало того, принимаю и премудрость Его, и цель Его, — нам совершенно уж неизвестные, верую в порядок, в смысл жизни, верую в вечную гармонию, в которой мы будто бы все сольемся, верую в Слово, к которому стремится вселенная и которое само “бе к Богу” и которое есть само Бог...» (14, 214). Вечная гармония для Ивана — это итог развития человека и мира, итог, к которому направлена вся жизнь на земле, но который осуществим лишь в конце времен как некий — недоступный на земле — идеал. В знаменитом описании эпилептического припадка в романе «Идиот» сказано, однако, об относительной (в романе «Идиот» она еще относительна, в романе «Братья Карамазовы» станет абсолютной) доступности переживания этой окончательной гармонии для человека: «...минута ощущения <...> оказывается в высшей степени гармонией, красотой, дает неслыханное и негаданное дотоле чувство полноты, меры, примирения и <...> молитвенного слития с самым высшим синтезом жизни» (8, 188).
 
Эти цитаты подводят нас к определению окончательной и абсолютной гармонии, данному Достоевским в знаменитой черновой записи «Маша лежит на столе...» (словом «гармония» он в этом случае не пользуется (и вот поэтому — потому что Достоевский очень часто определяет свое ключевое понятие, не употребляя его в определении — под сомнением оказывается возможность построения словаря языка Достоевского только лингвистическими методами), но из сопоставления с вышеизложенным очевидно, что именно о ней идет речь): «Христос весь вошел в человечество, и человек стремится преобразиться в Я Христа как в свой идеал. Достигнув этого, он ясно увидит, что и все, достигавшие на земле этой же цели, вошли в состав его окончательной натуры, то есть в Христа. (Синтетическая натура Христа изумительна.
 
Ведь это натура Бога, значит, Христос есть отражение Бога на земле.) Как воскреснет тогда каждое я — в общем Синтезе — трудно представить. Но живое, не умершее даже до самого достижения и отразившееся в окончательном идеале — должно ожить в жизнь окончательную, синтетическую, бесконечную. Мы будем — лица, не переставая сливаться со всем, не посягая и не женясь, и в различных разрядах (в дому Отца Моего обители многи суть). Всё себя тогда почувствует и познает навечно. Но как это будет, в какой форме, в какой природе, — человеку трудно и представить себе окончательно» (20, 174— 175).
 
Итак, вот данный нам Достоевским образ гармонии человечества: «Мы будем — лица, не переставая сливаться со всем, не посягая и не женясь, и в различных разрядах». Первое условие осуществленной гармонии— неслиянное и нераздельное бытие по образу Бога-Троицы; второе — «не посягая и не женясь» — уничтожение в человечестве идеи присвоения чего бы то ни было в мире, в том числе— другого человека; третье— «в различных разрядах»— то есть — с учетом того, что все личности (и человеческие и национальные, как мы увидим далее) разные и эта разность — не препятствие к осуществлению единства, а условие его осуществления, гарантия его полноты.
 
Человек, стремящийся преобразоваться в Я Христа как в свой идеал — это человек, стремящийся осуществить в себе заложенную в него красоту— образ Божий в нем. Достоевский так описывал этот процесс появления прекрасной личности: «Сильно развитая личность, вполне уверенная в своем праве быть личностью, уже не имеющая за себя никакого страха, ничего не может сделать другого из своей личности, то есть никакого более употребления, как отдать ее всю всем, чтоб и другие все были точно такими же самоправны- ми и счастливыми личностями. Это закон природы; к этому тянет нормально человека» (5, 79). 
 
Б.П. Вышеславцев, комментируя приведенный отрывок из «Маша лежит на столе...», использовал привычную для западного понимания гармонии метафору «возведения храма всем человечеством». И однако Достоевский все время говорит о гармонии, используя слова, имеющие отношение не к строительству, а к росту, к становлению и развитию организма — и тогда, когда он говорит о гармонии человеческих личностей, и тогда, когда он говорит о гармонии личностей национальных.
 
Высказав в «Речи о Пушкине» суть русской идеи: «...указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и воссоединяющей, вместить в нее с братскою любовию всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону!» (26, 148), ранее, в «Дневнике писателя» он так описывает тот же процесс осуществления гармонии наций: «Мы первые объявим миру, что не чрез подавление личностей иноплеменных нам национальностей хотим мы достигнуть собственного преуспеяния, а, напротив, видим его лишь в свободнейшем и самостоятельнейшем развитии всех других наций и в братском единении с ними, восполняясь одна другою, прививая к себе их органические особенности и уделяя им и от себя ветви для прививки, сообщаясь с ними душой и духом, учась у них и уча их, и так до тех пор, когда человечество, восполнясь мировым общением народов до всеобщего единства, как великое и великолепное древо, осенит собою счастливую землю» (25, 100).
 
Чем же отличается «гармония» Ивана от «рая» Зосимы? Главным образом, тем, что Иван предполагает гармонию осуществимой лишь в далекой и неверной перспективе, за пределами известного нам человеческого бытия. Зосима же полагает рай, гармонию существующими везде на земле, но непроявленными, скрытыми от нас нашим несовершенным зрением, ослепленным алчностью. Если глаза наши просветятся желанием самоотдачи, то мы увидим, что «жизнь есть рай, ключи у нас» (15, 245), как скажет Зосима в черновиках к «Братьям Карамазовым». И еще скажет, тоже в черновиках: «Кругом человека тайна Божия, тайна великая порядка и гармонии» (15,246).
 
Личность, осуществившая свою красоту, будучи окружена не- состоявшимися еще, не ставшими прекрасными личностями, оказывается распятой на кресте их несовершенства; вольно распятой в порыве осуществления самоотдачи красоты. Но — одновременно — она оказывается словно запертой в клетке их непроницаемыми границами, ограниченной в собственной самоотдаче (она отдает— но они не могут принять), что и делает крестное страдание невыносимым.
 
Таким образом, в первом приближении можно сказать, что Достоевский рисует нам единый процесс преображения мира, состоящий из двух взаимообусловленных шагов, многократно повторяющихся в этом процессе, захватывая все новые и новые уровни мироздания: осуществленная красота составляющих общность членов делает гармонию возможной, осуществленная гармония целого выпускает красоту на свободу.
 
 

Категории: 

Благодарю сайт за публикацию: 

Ваша оценка: Нет Average: 9.7 (3 votes)
Аватар пользователя brat Andron