Алексей Лаушкин – Русь и соседи - история этноконфессиональных представлений в древнерусской книжности

Первые три века после крещения князя Владимира занимают исключительное место в истории отечественной культуры. За это время христианская вера распространилась до самых «концев» огромной страны. В большей или меньшей степени она укоренилась во всех слоях древнерусского общества. Под ее влиянием возникли и оформились те идеи, представления и образы, сумма которых явилась сердцевиной культурной жизни нового христианского народа и надолго пережила эпоху ранней Руси.

В основу новой культуры в землях Рюриковичей легла восточнохристианская традиция. Знакомство с ней совершилось благодаря Византии, влияние которой — прямое и опосредованное — сохранялось на протяжении веков. Однако становление христианской Руси проходило в окружении этнических и политических общностей, не принадлежавших к этой традиции и существенно разнившихся между собой. Пожалуй, ни одна другая страна молодой «варварской» Европы не имела столь разнохарактерных соседей — с несхожими укладами жизни, языками и верами. Отношения с ними, и мирные, и военные, были для Руси всегда чувствительны и серьезно влияли на нее, приковывая к себе внимание не только князей и летописцев, но и, без сомнения, значительной части населения.

На пересечении двух важнейших линий в истории Руси — неуклонного взросления христианского общества и его постоянного взаимодействия с соседями-иноверцами — ожидаемо начали возникать представления о «своих» и «чужих», облаченные в религиозные одежды. Древнерусское этническое самосознание словно оттачивалось о строй разномастных оселков — параллельно формировавшихся образов народов «чюжея вЪры», и конфессиональная грань этого самосознания становилась всё более и более выраженной. Возникнув уже в XI—XII вв., культурные стереотипы в этой сфере были испытаны на прочность и дооформлены в XIII в., когда разобщенная страна подверглась мощным ударам со стороны других народов.

Домонгольское и раннее монгольское время соединяются в истории этноконфессиональных представлений на Руси в единый период, в рамках которого они прошли путь от зарождения до зрелости. Сразу надо оговориться, что представления, о которых идет речь, доступны современной науке лишь частично и по преимуществу в той форме, в какой они бытовали среди древнерусских книжников и были зафиксированы ими самими. Однако эти люди не существовали в изолированном мире. Они находились в гуще политической и церковной жизни, знали настроения своего времени и в какой-то мере даже аккумулировали их. Поднимаясь на церковные амвоны и берясь за перо, они имели возможность познакомить своих некнижных современников с собственными взглядами — плодами чтения книг и размышлений.

Отрицать обоюдную связь между идеями образованного слоя и настроениями в обществе кажется нам в той же мере неверным, что и говорить об их тождестве. Уже при первом взгляде на источники, вышедшие из этой среды, обращает на себя внимание одна деталь, которая представляется ключевой. Для создания окрашенного в религиозные тона образа другого народа книжникам было мало лишь существования конфессиональных различий с ним. Факт таких различий оказывался для них необходимым, но отнюдь не достаточным условием конструирования рассматриваемого образа. Эту требующую объяснения особенность их мировоззрения мы и примем за исходный пункт наших рассуждений об этноконфессиональных представлениях на Руси XI—XIII вв.

Заявленная тема не нова для отечественной науки. Еще историографы XVIII — первой половины XIX вв. обратили внимание на то, что религиозно-исторические представления летописцев влияли на характер их свидетельств о событиях прошлого. Ученые середины XIX — начала XX в. постарались обрисовать общие контуры этих представлений, не исключая и те, что касались соседей Руси. С. М. Соловьев, к примеру, отметил, что о «нашествии варваров» летописец «отзывается постоянно как о наказании Божием за грехи народа». М. И. Сухомлинов, разбирая вопрос более обстоятельно, подчеркнул, что в Повести временных лет отношения русских с отдельными народами вообще изображаются как сфера, где активно действует Промысел Божий: Всевышний помогает русским на поле брани и благословляет «защитников отечества», но может и наказывать их поражениями.

Создатель Повести, по наблюдению Сухомлинова, любил «отечество» и одновременно «боялся клеветы <...> на врагов его», почему при их изображении оставался обычно сдержан и даже беспристрастен (заметно отличаясь в этом от своего польского коллеги и современника Галла Анонима). В. О. Ключевский, пересказав слушателям ряд летописных комментариев по поводу неудачных столкновений Руси с кочевниками, подытожил, что в глазах летописцев «поганые» были «батогом, которым Провидение исправляет детей своих».