Социология Политология

Ещё совсем недавно всякое упоминание о «демоническом» вызывало лишь снисходительную усмешку. Казалось, что речь идёт либо о фигуре речи, либо о жалком пережитке «средневекового суеверия»... И всё же именно к этому понятию вновь обратились представители современной психологии. За короткое, но насыщенное и проницательное исследование о демоническом в социологии, политике и экономике Пауль Тиллих ещё в межвоенный период получил университетскую кафедру. Его взгляды оказались созвучны ряду исследователей и пересеклись с разработками в области глубинной психологии и психоанализа.

По обыкновению своему и, согласно распорядку, который определяет ход моей жизни, а именно неустанные занятия свободными искусствами, я сидела однажды в комнате, окруженная многочисленными книгами, посвященными всевозможным предметам. Пытаясь охватить умом всю тяжесть мысли прочитанных мною авторов, я подняла глаза от книги, решив на время оставить утонченные размышления и предаться отдыху, чтобы развлечься чтением поэтов.

Эта книга представляет собой эссе – размышление о месте средневековья в истории философии. Вместе с тем, это попытка проанализировать своеобразный феномен – появление «интеллектуалов» на грани XIII–XIV вв., феномен, наложивший отпечаток на всю последующую западную историю. Таким образом, эта книга не по истории и даже не по истории философии, она (во всяком случае, по замыслу) по интеллектуальной истории и посвящена тому, что, на наш взгляд, собственно и формирует интеллектуала как такового – опыту мышления.

Авторы опубликованной полтора десятилетия назад книги «Нравственные ограничения войны» отметили «национально обособленный характер дискуссий о военной этике», и следует признать, что с момента публикации этой книги мало что изменилось. Локальность и строго выраженный национальный характер этих дискуссий осложняют возможность построения универсальной системы этики войны, несмотря на то что в настоящее время войны, даже не будучи мировыми, имеют непосредственное влияние на всё мировое сообщество.

Фуад Таймани, мой провожатый, заметно нервничал. Действительно, пейзаж не внушал доверия. Спустившись из Хаурана в сторону древней пустыни Моав, мы уже несколько дней ехали по ровной пустоши и теперь приближались к череде уродливых бесплодных холмов.

Английский, который Фуад выучил в миссионерской школе, был удивительно старомодным, и в словах моего проводника сквозил поистине шекспировский трагизм:

— Увы, мой господин, зерно уж на исходе. Средь бедуинов голод. Боюсь, что могут ринуться на нас и погубить.

Вопрос об отношении христиан к государственным властям вызывает множество споров и разногласий. Однако попытка его обсуждения часто оканчивается тем, что несогласные стороны эмоционально распаляются еще до начала диалога и не могут не то что прийти к решению, но в реальности не доходят даже до того, чтобы элементарно понять друг друга.

Независимо от того, вовлечены ли в вооруженный конфликт непосредственно или наблюдаем за ним по телевизору, мы все равно участвуем в нем, хотя часто этого не сознаем. Человеческая душа подобна горючему, и даже самые возвышенные чувства способны побудить нас к насилию.

древней Греции? Каким образом Греция, оба Рима, империя Карла Великого, Кордовский халифат, Римская империя германской нации..., наконец, множество национальных государств, вступающих в союз, названный европейским, - каким образом это множество эпох, народов, наций, ментальностей, конфессий, политических образований складывается в историческое бытие некоего «субъекта», именуемого Европой? Существует ли вообще такой исторический субъект, бытие которого не связано ни этносом, ни языком, ни ментальностью, ни конфессией1. Есть ли такое существо, не пустое ли это имя?

Когда я был гостем в этом исследовательском центре несколько месяцев назад, речь шла об апокалиптике и темой конференции было: «Время поджимает». Тогда мне казалось, что поставленная апостолом Павлом проблема срока не была решена. И, будучи тщеславным, я сказал, не будучи теологом: я могу вам кое-что рассказать об этом. Я подумал о Первом послании к коринфянам, главах 1—4. По поводу этого Послания я прочитал лекции в Свободном университете Берлина на философском факультете. При этом у меня получилось, что Послание к коринфянам — это большая фуга вокруг одного слова: pan.