Гарин – Власть и свобода

Большой научный проект – Мудрость веков

---

Конечно, власть изначально биологична. Инстинкт власти гарантирует лучшую пищу, превосходство и удовлетворение животного тщеславия. Но переносить биологию на высшие формы власти — значит пренебрегать политической культурой, отрицать демократизацию власти как таковую. Каждая форма власти является одновременно обещанием определенного будущего, и поэтому люди мирятся с властью, подчиняются ее авторитету и вообще для этого ее создают.

 

Власть как сила на службе идее и как идея на службе силы. Власть как сила, но и контроль над силой. Власть как экспансия, но и принятие на себя ответственности, гарантия прав и свобод. Свобода неотделима от принуждения, власть неотделима от понуждения. Но альтернативы, кроме анархии, нет, а анархия хуже любой власти, даже тоталитарной. Уже Платон понимал это, когда создавал учение о страстях. Раз существуют человеческие страсти, должен быть и инструмент их обуздания, а лучший инструмент — это власть и право, власть права.

 

Укрепление института власти было реакцией на анархизм, дававший рецидивы всякий раз, когда трещал абсолютизм. Платон, Гоббс, Макиавелли — это реакции на «анархию». Принято считать, что античный мир вышел из анархии и завершился Римской империей. Римская империя вышла из анархии и завершилась Церковью. Церковь вышла из анархии и завершилась Средневековьем. Средневековье вышло из Алариха и завершилось Возрождением. Новое время вышло из анархии и привело к тоталитаризму. Всё это понудило такого проницательного человека как Рассел опрометчиво заявить:

 

Издательство – «Фолио» – 959 с.

Харьков – 2020 г.

ISBN 978-966-03-8087-5 (Большой науч. проект).

ISBN 978-966-03-8875-8

 

 

В высокомерном порицании власти есть элемент низкий, завистливый. В представлении маленького человека с улицы человек большой или обожествляется, или обесовляется. Интеллектуальному снобизму свойственно относиться к высотам свысока: это и самоутверждение, и самооправдание, и фрондирование, и эпатаж. Поношение власти слишком часто есть поношение пороков, наиболее ярко выраженных у негодующего. Власть — увеличительное стекло человеческих качеств, инструмент, способствующий их наиполнейшему раскрытию. Власть выявляет человека во всем его величии, за которым скрывается все его ничтожество.

 

Точно так же, как структура государства повторяется в малых его ячейках, точно так же восточный тиран — увеличенная копия признающего его раба, власть которого распространяется на жену и собаку. Но поменяйте местами деспота и раба — мы еще посмотрим... Деспотизм власти коренится в эгоизме одиночки, в этом смысле в каждом имеются задатки тирана. Есть люди, как тигры жаждущие лизнуть крови. Кто испытал власть и полную возможность унизить самым высочайшим унижением другое существо, носящее на себе образ божий, тот уже делается не властен в своих ощущениях. Тиранство есть привычка; оно одарено развитием, оно развивается в болезнь. Я стою на том, что самый лучший человек может огрубеть и отупеть от привычки до степени зверя.

 

Так пишет Ф. М. Достоевский, а так — Л. Н. Толстой: У нас сделалось обычаем ругать правительство. Но, стоит правительству позвать нас, мы застегнемся в мундир и явимся; ругаем правительство, и у того же правительства просим места. Так отчего же эта маленькая кучка слабых, праздных, ничего не умеющих и не хотящих делать людей властвует над миллионами рабочих? Ответ есть только один: происходит это оттого, что рабочие руководятся в своей жизни теми же самыми правилами и законами, которыми руководятся и их руководители. Казнимый сотрудничает в исполнении казни — вот цель и залог прочности всякого доброго правительства, заключает А. Камю. Философия палача-жертвы в чем-то верна, но только отчасти. Во-первых, не каждая жертва — палач, во-вторых, даже человек-масса, о котором речь впереди, имеет свои особенности во взаимоотношениях с властью.

 

Л. Гозман, А. Эткинд: Любовь к власти, столь характерная для тоталитарного сознания, не есть властолюбие. Вообще-то люди, естественно, стремятся к тому, что является для них ценным. Но если бы кадры режима стремились к власти, они извели бы друг друга в конкурентной борьбе. Это характерно для смутных времен начала и конца режима,, но не для ясного дня его расцвета. Тут лидер — вне конкуренции. Тоталитарная личность при всей привлекательности, которую имеет для нее власть, к ней не стремится. Режим подбирает и воспитывает такие кадры, которые совмещают страстную любовь к власти с полным отсутствием собственного стремления к ней.

 

Культ власти включает в себя глубокое убеждение подданных, что власть настолько сложная, ответственная и прекрасная вещь, что справиться с ней может только человек необыкновенных, нечеловеческих способностей. Если власть представляет собой сверхценность, то обладать ею достоин только сверхчеловек. Простые же люди, то есть все члены общества, кроме вождя, обязаны отказаться от всех притязаний и мечтаний о власти. Любые проявления такого рода рассматриваются как карьеризм и амбиции. Они подлежат наказанию и являются безусловным противопоказанием к тому, чтобы проявивший их человек был бы повышен по службе. Преступлением Троцкого были именно притязания на власть, и до сих пор властолюбие ставится в вину, хотя, казалось бы, в нормальной политической системе нет ничего естественнее этого для деятеля такого масштаба.