Сегодня всё чаще можно слышать о гуманизации теории перевода. В публикуемой статье рассматриваются свойства и характерные черты этого явления. Автор обращает особое внимание на такие современные тенденции, связанные с гуманизацией переводческого процесса, как расширение горизонта переводоведения, коммерческая оптимизация и компьютеризация переводческого процесса.
Десницкий А. С. Библейский перевод сегодня: гуманизация и компьютеризация
Как уже отмечалось в одной из предшествующих статей данной серии, сегодня всё чаще можно слышать о гуманизации теории перевода: она должна описывать взаимодействие людей, которые общаются друг с другом поверх барьеров. Именно такое внимание к переводу, как к частному случаю человеческого общения, и предписывает современная теория коммуникации.
Казалось бы, о какой коммуникации может идти речь в данном случае? Перевод в обычном случае призван обеспечить взаимопонимание между людьми, но библейские авторы давно умерли и взаимопонимание с ними едва ли достижимо в любом случае. Однако Библия читается в обществе и воспринимается самыми разными людьми по-разному, так что если переводчики не обращают внимания на такое восприятие, они рискуют сильно промахнуться, а труд их останется не в полной мере востребованным.
Как уже не раз отмечалось, вплоть до последних десятилетий XX века библейский перевод в основном проходил в рамках христианской миссии среди «туземцев». Даже если данный конкретный проект не был связан с миссионерством какой бы то ни было Церкви, типичной была именно такая картина: руководство проектом и его финансирование осуществляли европейцы или североамериканцы, для которых язык перевода вовсе не был родным: в одном хорошо известном мне случае руководитель проекта вовсе не знал его, и это при том, что речь шла не об экзотическом говоре малочисленного племени, а о русском языке, и, казалось бы, найти человека, который владел бы им в достаточной мере, не составляло никакого труда. Но те, кто организовал и оплачивал этот проект, просто не видели в этом никакой необходимости.
Прежде все существенные решения: о базовом тексте, принципах перевода и вплоть до конкретных предпочтений – принимались в основном такими людьми; от «туземцев» требовалось лишь снабдить руководство нужной информацией и обеспечить стилистическую гладкость переводимого текста. Я, разумеется, несколько заостряю и окарикатуриваю данную картину, но в целом всё выглядело примерно так.
Однако с течением времени картина изменилась, в огромной степени благодаря усилиям Ю. Найды и его последователей, создавших не просто теорию, а хорошо разработанную методологию перевода на любые языки, включая совершенно не похожие на языки европейцев. Белый консультант в тропическом шлеме или утепленном анораке теперь скорее помощник, чем вершитель судеб – а решения в значительной степени принимаются именно теми, для кого предназначен перевод, причем они высказывают свои предпочтения, и их решение может сильно отличатся от того, что прежде казалось совершенно привычным и единственно правильным.
В качестве примера можно привести проект по переводу Септуагинты на финский язык[1], предпринятый по желанию Православной Церкви Финляндии. При том, что на финский язык существуют и другие переводы, этот проект был предпринят с целью дать верующим текст ВЗ (прежде всего Псалтири), которой мог бы использоваться за богослужением и был бы, следовательно, вполне совместим с традиционными богослужебными текстами. Отсюда вытекает и выбор необычного для западной страны базового текста (Септуагинты), и особые подходы к решению многих переводческих проблем.
Например, в ходе работы возник вопрос о том, как передавать выражение κύριος τῶν δυνάμεων ‘Господь сил’. Переводчик предложил вариант, соответствующий изначальному значению этого выражения в ВЗ контексте: sotavoimien Herra ‘Господь военных сил’, но редакционная комиссия захотела видеть вместо него более привычное для православного богослужения voimien Herra ‘Господь сил’ – при том, что само по себе это выражение было плохо понятно. В результате сошлись на варианте taivaan voimien Herra ‘Господь небесных сил’.
Это, разумеется, совсем не значит, что роль централизованных библейских агенств сходит на нет, она по-прежнему очень велика и, наверняка, останется такой и в обозримом будущем, но от отношений диктата они всё чаще переходят к отношениям партнерства (исключений достаточно, но мы сейчас говорим об общей тенденции). Меняются и формы традиционного взаимодействия с носителями языка, например, чтобы понять, какие именно слова и выражения неприемлемы для аудитории, в некоторых регионах приходится отдельно проводить тестирование с женщинами, потому что в присутствии мужчин они предпочитают молчать[2].
Как и можно было ожидать, для женщин оказались неприемлемыми некоторые откровенные выражения, связанные с половой сферой, которые при том не вызывали возражений у мужчин.
Это заставляет переводчиков задуматься о том, как вообще обходиться с эвфемизмами. Пример краткого, но насыщенного анализа можно найти в статье К. Гросса[3]. К эвфемизмам прибегает любой язык – это относится и к языку оригинала, и к языку перевода, но далеко не всегда совпадают как сами эвфемизмы, так и степень их необходимости в том или ином случае. Гросс указывает, что в случае с библейскими текстами эвфемизмы касаются прежде всего следующих областей человеческого опыта:
-
проклятий и ругательств;
-
телесных отправлений;
-
всего, связанного с половыми органами (например, обрезание) и половой жизнью;
-
богословских воззрений и верований, вызывающих возражения у читателей (к примеру, языческих);
-
смерти и погребения.
С его точки зрения, переводчик должен стремиться воссоздать в переводе ту же степень «шокирующего», которую он находит в оригинале. Если оригинал намеренно резок и провокативен, так должен звучать и перевод; если же он сглаживает острые углы, перевод должен сделать то же самое. При этом он может употреблять другие эвфемизмы (классический пример – когда библейское выражение «вошел к ней» заменяется в современных языках выражениями вроде «лег с ней»), или вообще употреблять или не употреблять их в других местах, нежели оригинал, в зависимости от того, насколько резко прямое выражение прозвучит в языке перевода.
Но Гросс не задается вот каким вопросом: как быть, если аудитория вообще не желает слышать в священном тексте ничего, связанного с «телесным низом», тогда как оригинал текста явным образом о нем говорит? Это, собственно, вопрос о той же гуманизации перевода: до какой степени переводчик должен соответствовать ожиданиям и представлениям своей аудитории, особенно если это соответствие приходит в противоречие с принципом лояльности оригиналу? Этот вопрос, по сути, еще не получил адекватного освещения в современной литературе по библейскому переводу.
С гуманизацией переводческого процесса связано и еще одно явление: расширение горизонта переводоведения. Собственно, сегодня можно услышать не только о переводоведении (translational studies), но и о пост-переводоведении (post-translational studies), т.е. о таком подходе, при котором изучаются вообще любые способы общения поверх языковых барьеров, и собственно перевод – частный случай наряду с другими (подстрочник, написание оригинального текста по мотивам исходника и т.д.), причем границы между ними достаточно зыбки и условны.
Как это применимо к библейскому переводу? С одной стороны, он уже не рассматривается в качестве единственного способа донести до потенциальной аудитории смысл библейского текста. Существуют всякого рода вспомогательные материалы, от тематических сборников ключевых библейских отрывков до всякого рода брошюр и даже комиксов, не говоря уже о фильмах и мультфильмах на библейские сюжеты. Так, во многих случаях параллельно с переводом Евангелий на тот же язык осуществлялся перевод фильма «Иисус» на евангельский сюжет. В идеальном случае перевод библейского текста должен был стать основой для перевода фильма, но по техническим и организационным причинам иногда фильм переводился прежде текста.
Существуют также малочисленные языки, дальнейшее существование которых находится под угрозой. Было бы просто нерационально делать полные переводы Библии на такие языки, особенно если учесть, что на практике они используются почти исключительно в устном общении (к этому мы еще вернемся немного ниже). В то же время едва ли стоит заранее объявлять эти языки вымершими, отказывая их носителям в возможности знакомства с библейским текстом на родном языке. По-видимому, для них можно готовить специальные материалы с библейскими отрывками и цитатами.
С другой стороны, даже при переводе на вполне благополучные языки сам библейский текст всё чаще понимается как часть чего-то большего – можно назвать это Преданием, в духе православной традиции, а можно и не прибегать к этому понятию, но вернемся к упомянутому выше финскому переводу Септуагинты. Он изначально вписан в контекст богослужения и вообще церковной жизни.
Поэтому и теоретическое описание подобных переводов уже далеко выходит за рамки обычного переводоведения. Речь идет об общении поверх языковых и культурных барьеров (включая общение наших современников с давно умершими библейскими авторами), и перевод – одна из форм такого общения, тесно связанная с другими.
Еще одна современная тенденция, казалось бы, совершенно не связана с гуманизацией – это, если можно так выразиться, коммерческая оптимизация и компьютеризация переводческого процесса. Принято считать, что коммерциализация – это всегда плохо, а Священное Писание должно оставаться непричастным грубым финансовым расчетам, что же до цифровых технологий – они слишком грубы и примитивны, чтобы с их помощью выразить вечную истину. Такие доводы могут быть верны, но только если под коммерцией мы понимаем стремление получить прибыль, невзирая ни на что, а под внедрением новых технологий – наивную уверенность, что они при правильном применении сами по себе способны справиться с любыми задачами.
Но можно понимать то и другое иначе, более позитивно. Наши ресурсы достаточно ограничены, и чем дальше, тем больше ощущается эта ограниченность в мире библейского перевода начала XXI века. Если в 1990-х годах западные организации готовы были вкладывать существенные средства в перевод Библии в республиках бывшего СССР, но зачастую не могли найти на месте людей, которые были бы готовы этим делом заниматься, то в начале 2000-х произошел коренной переворот: людей теперь хватало, а вот денежных и прочих средств становилось всё меньше. Этот процесс затронул не только наши страны, в начале 2010-х годов существенно оптимизировать свою деятельность пришлось и UBS, и прежде всего из-за ограниченности финансирования. Что поделать, как в библейские времена, так и в наши бывают тучные и скудные годы, и каждый раз во время тучных лет кажется, что так теперь будет всегда.
И в условиях нехватки сил и средств самым главным вопросом становится их правильное использование. Самый очевидный выход – использовать компьютерные программы, которые делают множество рутинной работы (например, проверку последовательности употребления тех или иных терминов и имен, правильность пунктуации, нумерации глав и стихов и т.д.). Но современные программы для переводчиков Библии, прежде всего «Паратекст», идут гораздо дальше этих очевидных задач. По сути, их основной задачей становится удобное представление всей необходимой переводчику информации: доступных переводов, комментариев, грамматического анализа текста оригинала и т.д. В результате переводчик может пройти перед началом работы достаточно сжатый «курс молодого бойца», а все детали ему предстоит выяснять по ходу работы с помощью программ и под руководством более опытных коллег и консультантов.
Одно из самых экономных решений при недостатке ресурсов – адаптация, особенно если она выполняется при помощи компьютерной программы «Adapt It»[4]. Суть дела в том, что если у нас есть перевод Библии (пусть даже не законченный) на одном языке и есть желание перевести ее на другой, близко родственный первому и связанный с ним культурной общностью, нет необходимости начинать перевод заново – можно сделать адаптацию уже существующего перевода, что позволит в разы сократить затраты сил и средств.
При помощи обучаемой компьютерной программы переводчики устанавливают регулярные соответствия между двумя языками на уровнях фонетики, морфологии и лексики (синтаксис у таких близких языков должен быть практически одинаковым), после чего механически переводят текст, написанный на первом языке, на второй язык. Разумеется, результат получается весьма корявым и несовершенным, так что он требует дальнейшей стилистической обработки. Но при этом удается «проскочить» сразу несколько начальных этапов работы и оказаться на завершающей стадии стилистического редактирования. Дело даже не только в том, что самостоятельный перевод с полноценным экзегетическим анализом оригинала и т.д. обойдется значительно дороже, он еще и не всегда возможен, поскольку далеко не везде есть необходимые для такой работы кадры.
Разумеется, подобный вариант возможен только в случае, если первый, уже готовый (или почти готовый) перевод обладает надлежащим качеством, потому что второй перевод будет просто копировать его экзегетические решения. В нескольких проектах, с которыми мне доводилось иметь дело, такая адаптация была бы желательной, но… она не была осуществлена по одной-единственной причине: переводчики на второй язык считали такую технологию оскорбительной для себя, словно их язык – всего лишь диалект первого, более развитого и «культурного». Впрочем, это порой не мешает таким переводчикам широко пользоваться доступным им переводом на первый язык и, по сути, осуществлять такую адаптацию вручную, называя результат самостоятельным переводом.
В некоторых регионах Земли, где ресурсов особенно мало (прежде всего на тихоокеанских островах), существуют даже «мультиязыковые проекты»: вместе работают несколько переводчиков на родственные языки, а то и на языки, принадлежащие к разным языковым семьям, но распространенные на соседних территориях[5]. Они принимают общие экзегетические решения и вообще стараются сближать, насколько это возможно, свои переводы, поскольку читатели этих переводов живут бок о бок, они обычно понимают язык соседнего племени и будут сравнивать свой перевод с его переводом. Как правило, в этом случае есть одна базовая версия (например, в Новой Гвинее это, скорее всего, будет перевод на ток-писин, общий для всех племен пиджин на базе английского), и можно считать такой вариант работы частным случаем адаптации.
Отдельный вопрос – распространение и использование перевода. Что толку создавать самый совершенный перевод, если его просто никто не будет читать? Надо сказать, что в этой области библейские переводчики тоже действуют пока что скорее на ощупь, методом проб и ошибок, но существует, к примеру, исследование Х. Хилл: оно показывает, как и кем именно используется перевод на язык кабийе, на котором говорят в африканском государстве Того и соседних странах[6]. Оказалось, в частности, что перевод на свой язык чаще читают протестанты, чем католики, и те, кому доступны вспомогательные материалы на том же языке. В то же время на отношение к переводу не влияет уровень образования и степень владения французским, межнациональным языком в этой части Африки. Выводы вполне очевидны: если и издатели перевода хотят, чтобы его читали, нужно издавать больше дополнительных материалов и обеспечивать их доступность. Свои выводы могут сделать и представители Католической Церкви.
Как уже говорилось выше, носители многих «малых» языков просто не читают на них, а только говорят в быту. Это, в частности, означает, что они нуждаются не столько в книге, сколько в аудио- или видеозаписи на своем языке, и такие записи выходят всё чаще вместе с бумажным изданием или вскоре после него. Такая запись должна быть основана на переводе, разумеется, но к версии для аудиозаписи предъявляются свои особые требования. В ней бесполезными оказываются строчные буквы или примечания, а слишком долгие и сложные фразы нельзя перечитать заново, роль знаков препинания играет интонация. Когда в 2011 г. в ИПБ было принято решение сделать аудиозапись алтайского перевода НЗ, это стало причиной для серьезной ревизии текста, изданного в 2003 г. (разумеется, существовали и другие причины, прежде всего, выявленные первыми читателями неточности и неясности перевода).
Наконец, компьютерные технологии (такие, как программа «Our Word») позволяют читателю самому «кастомизировать продукт», т.е. приспособить текст перевода к своим нуждам и потребностям – по сути дела, создать свою версию Писания. Этот процесс иногда даже называют «демократизацией перевода»[7], при которой отчасти стирается грань между профессионалом-переводчиком и читателем-потребителем. Опасности такого подхода вполне ясно видны: текст очень легко может подвергнуться искажениям, – но, с другой стороны, это отчасти возвращает нас в эпоху до Гуттенберга, когда каждая рукопись была уникальной и каждый переписчик мог исправлять (или портить) текст по собственному разумению.
Всё это сейчас относится почти исключительно к западному, прежде всего англоязычному читателю, но эта тенденция вряд ли обойдет нас стороной. Во всяком случае, любой текст, опубликованный в интернете в электронном виде, может стать и нередко становится объектом редактирования и распространения вне какого бы то ни было контроля со стороны его создателей. Мне уже доводилось видеть самые разнообразные модификации русского Синодального перевода, выполненные неизвестными мне людьми по непонятным мне принципам. Остановить это практически невозможно, остается только объяснять читателю, что именно мы предлагаем ему, и почему именно этот текст несет на себе определенный «знак качества».
В связи с этим мне хотелось бы предложить задуматься о том, какую роль во всем этом может и должна играть Русская Православная Церковь. Если мы предоставим процессу библейского перевода развиваться без нашего заметного участия, это совсем не значит, что этот процесс остановится, но это значит, что его результаты могут нас сильно удивить. Пора определиться с тем, что происходит вокруг нас, и где наше место во всем происходящем.
[1] См. об этом проекте и его принципах Seppo Sippilä, Thanslating the Translation – The LXX in Modern Languages // The Bible Translator 62, no. 1 (2011), pp. 12-21.
[2] О тестировании такого рода в Папуа – Новой Гвинее см. Martha Wade, Translations That Cannot Be Read in Church: Using Women’s Groups to Improve the Quality and Readability of a Transaltion // The Bible Translator 63, no. 2 (2012), pp. 81-86.
[3] Carl Gross, Embarassed by the Bible: What’s a Translator to Do? // The Bible Translator 63, no. 2 (2012), pp. 87-94.
[4] См. целый ряд статей, вышедших в одном и том же тематическом номере журнала The Bible Translator: Bruce Waters, A Rationale for Adaptation // The Bible Translator 62, no. 2 (2011), pp. 69-73; Bruce Waters, Adapt It // The Bible Translator 62, no. 2 (2011), pp. 103-111; Robert D. Bugenhagen, Adapt It: Lessons Learned from Saveeng // The Bible Translator 62, no. 2 (2011), pp. 112-122; Karl J. Franklin, Adapting the West Kewa NT to the East Kewa // The Bible Translator 62, no. 2 (2011), pp. 123-127.
[5] О таком опыте см. John Nystrom, Eleven-Part Harmony: Blending Teamwork, Technology and Creativity in a Multilanguage Translation Project // The Bible Translator 62, no. 2 (2011), pp. 128-136.
[6] Harriet Hill, Are Vernacular Scriptures Being Used? Kabiye Research Results // The Bible Translator 63, no. 2 (2012), pp. 63-80.
[7] Carl Gross, The Democratisation of Translation: Tentative Steps to ‘New Transaltion // The Bible Translator 62, no. 2 (2011), pp. 61-68.
10 июля 2012 г.
Категории статьи:
Оцените статью: от 1 балла до 10 баллов:
