Читая Юнга
Владислав Бачинин - Химерическая теология К. Г. Юнга - О том, как великий психолог читал и толковал Книгу Иова - Часть вторая - Бедный Иов и бессердечный Бог
Юнг, обратившийся к Библии, увидел в Книге Иова любопытный материал для исследования характера Бога. Он повел себя как психиатр, решивший понаблюдать за Богом как за очень сложным пациентом. Доктора заинтересовали некоторые странные особенности поведения Бога. Так, Юнг искренне не понимает, зачем Богу, при Его всеведении, потребовалось испытывать Иова, который и без того был у Него как на ладони со всем его прошлым и будущим.
В голове ученого не укладывается, почему всемогущий Господь пошел на поводу у сатаны, этого «бессовестного шептуна», и с холодным бессердечием погрузил в пучину бедствий почти безупречного праведника. «Поведение Бога с человеческой точки зрения столь возмутительно, что стоит задаться вопросом: не кроется ли за ним некий более глубокий мотив? Не было ли у Яхве какого-то тайного неприятия Иова? Это объясняло бы его уступчивость по отношению к сатане» .
Юнг с самого начала отталкивается от презумпции виновности своевольного и капризного Бога перед ни в чем не повинным Иовом. Он берет за основу не «герменевтику доверия» Богу, а «герменевтику подозрительности», не замечая, что начинает всё глубже увязать в непонимании фундаментальных смыслов библейской Теодицеи.
Юнг признается, что не разумеет, отчего Бог ведет себя с такой явной непоследовательностью. Его аналитический рассудок, привыкший работать в секулярном режиме, не справляется с проблемами, уводящими мысль в сферы трансцендентного бытия. Задуматься же о помощи такого ориентационного средства как вера ему не приходит в голову. Во-первых, по причине того, что он её не имеет. А во-вторых, он так высоко ценит свою способность к критическому мышлению, что видит в вере не навигатор, помогающий уму успешно перемещаться среди сложнейших смысловых изгибов трансцендентной реальности, а лишь досадное тормозящее устройство, отвлекающее внимание и силы. Это сказывается не только на характере и промежуточных результатах юнговского исследовательского проекта, но даже на тоне рассуждений Юнга о Боге, в котором то и дело звучат ноты то возмущения, то пренебрежения. Да и как иначе, - брюзжит Юнг, - относиться к этому таинственному сверхсуществу, которое обрекло Иова на бессмысленные муки, продемонстрировало беспощадность и лютый нрав.
Жанр Теодицеи как Богооправдания Юнга не устраивает, и он предпочитает ему собственную наступательно-агрессивную стратегию Богообвинения. У него Бог не постоянен, не верен своему слову, способен нарушать прежние договоренности с человеком. Этим Он невероятно изумил Иова, которому потребовалось немало времени, чтобы собраться с мыслями и начать понимать суть того, что с ним произошло.
Юнг утверждает, что Бог, сделавший по своему произволу Иова «неправым», учинил над ним несправедливость и насилие и не замечает своей неоправданной жестокости. Иов с трудом смиряется с мыслью о том, что с Богом бесполезно дискутировать с позиций права и морали, что Он не признает никакой обязательной для Него этики. Однако страдалец ни за что не желает отказаться от веры в Божью праведность. И для Юнга эта стойкость, во-первых, загадочна, а во-вторых, служит поводом для того, чтобы поставить морального Иова гораздо выше аморального Бога.
Таким образом, Юнг не только делает библейского Бога носителем целого букета различных характерологических изъянов, но и пытается составить из них основание Его отрицательной сущности. Он не церемонится с Творцом, обвиняет Его в капризах, в слежке за сердцами людей и за их задними мыслями, в нарушениях своих же обетов и даже в клятвопреступлениях. По мнению Юнга, негативные свойства Бога действуют самым разочаровывающим образом на современных читателей Книги Иова. Нынешний сентиментальный человек, - пишет ученый, - испытывает весьма сложные чувства, столкнувшись с той чудовищной несправедливостью, которая обрушилась на Иова. Перед ним как будто распахнулась бездонная чернота мира и под ногами заходила земля, ибо он ожидал от своего Бога, что тот превзойдет смертных во всех отношениях, окажется лучше, выше и благороднее, а не будет проявлять «моральную эластичность» и ненадежность, вплоть до клятвопреступлений.
В суждениях такого рода обращают на себя внимание два существенных момента. Юнг прав, говоря о реакции недоумения «сентиментального человека» относительно коллизий, представленных в Книге Иова. Правда, с одним уточнением: речь идёт, конечно же, о современном секулярном человеке, которому вера в Триединого Бога не свойственна, для которого Библия со всеми её идеями, образами, сюжетами давно стала чем-то чужим, в лучшем случае всего лишь одним из множества старинных культурно-исторических нарративов, утративших актуальность и ээвристичность. Этот человек входит в смысловое пространство Слова как в чужой монастырь со своим уставом, с собственным атеистическим мерилом и, разумеется, обнаруживает множество расхождений и несоответствий. Сам Юнг принадлежит именно к этому типу. Когда-то в детстве он, росший в протестантской семье пастора реформатской церкви, веровал в Бога. Но затем с его верой произошло примерно то же, что с случается сохнущим колодцем: она медленно убывала, пока не исчезла.
Отвергнув христианство, Юнг не стал ученым-рационалистом, признающим силу одного лишь разума. Будучи человеком с богатым внутренним миром, он не мог существовать в иссушенной рационализмом умственной среде, наполненной только сухими абстракциями и нашел собственное средство, позволившее ему уравновесить картину жизненного мира человека. Он с головой погрузился в личное мифотворчество.
То, что обычно именуют глубинной психологией Юнга, строго говоря, не является научной теорией. Это конгломерат крайне субъективных домыслов о бессознательном, где главным материалом служат мифы прошлого и сны разных людей. В эту совокупность многокрасочных нарративов Юнг ввел незамысловатую рубрикацию, распределив их по типам, а для их обозначения он использовал понятия аннимы, анимуса, тени и др.
На вопросы о том, верует ли он в Бога, Юнг в молодости, зрелости и старости отвечал, как правило, отрицательно, заявляя, что ему достаточно одних знаний, а в вере он не нуждается. Так было всю его жизнь, вплоть до «Ответа Иову», где Юнг не жалует Бога почтительным вниманием, отпускает в Его адрес колкие, едкие замечания, а временами проявляет странную снисходительность, которая не уступает своей ядовитостью самым острым филиппикам. Так он заявляет, что в сущности, от такого устаревшего, архаичного субъекта как Бог не следует требовать соответствия Его поведения нормам современной этики. При этом Юнг даже не замечает нелепости своего пассажа, в котором он меряет Бога нормами какой-то не слишком внятной «современной этики». Доказывать же ему, что на деле всё должно быть наоборот, что все современные морально-этические требования следует измерять библейскими абсолютными критериями, очевидно, бесполезно, как бесполезно рассказывать глухому о красоте музыки Баха, а слепому о живописи импрессионистов.
В. А. Бачинин, профессор
(Санкт-Петербург)
Категории статьи:
Оцените статью: от 1 балла до 10 баллов:
