Мориак - Во что я верю

Книжка эта не предназначается ни для ученых, ни для философов, ни для богословов. Я старался как можно проще и бесхитростнее ответить на вопрос: «Почему я остался верен религии, в которой родился?» Я рисковал облегчить задачу противникам. Рисковал в меру той простоты и бесхитростности, которые соответствовали моему смирению человека, верующего на протяжении всей своей жизни, а также позволили мне с детства до глубокой старости обладать любовью, которой я не видел, чувствовать и осязать ее.

 

То, во что я верю, не совпадает с тем, что я знаю: отсюда первая возможность недоразумений. Мне следует объясниться. Сколько раз люди говорили мне с притворной завистью: «Какой вы счастливый, вы верите в свое бессмертие!» Как будто вера сводится к уверенности, опирающейся на что-то очевидное. На самом же деле—это добродетель, одна из трех добродетелей, называемых богословскими, и первая в их ряду. Тот, кто говорит «добродетель», имеет также в виду «действие воли», и это действие требует подлинных усилий; оно дело нелегкое.

 

 

пер. с фр. З.А. Масленниковой ; автор предисловия прот. Александр Шмеман. 

Нижний Новгород : «Христианская библиотека», 2015. 154 с.

ISBN 978-5-905472-36-7

 

Прот. Александр Шмеман. Памяти Франсуа Мориака

Предисловие автора

Комментарии

 

 

На днях скончался в Париже в очень преклонном возрасте один из самых знаменитых французских писателей—нобелевский лауреат Франсуа Мориак. Про него можно действительно сказать, что это был «последний из могикан», последний из той плеяды, что прославила французскую литературу после Первой мировой войны. Мориак был современником, если не ровесником, таких всемирно известных писателей, как Клодель, Жид, Кокто, Пруст и т. д. Слава его начала возрастать с двадцатых годов и не переставала расти до самой смерти. Но меня в этой беседе интересует главным образом то, что всю свою долгую жизнь, на протяжении всей своей литературной деятельности Мориак был и открыто исповедовал себя верующим христианином.

 

В наши дни и особенно там, где воцарилась марксистско-материалистическая диалектика, религия провозглашена признаком отсталости, некультурности, варварства и делается все, чтобы вытравить ее из человеческой памяти и сознания. И многие, увы, верят в эту новую «религию»» антирелигии—верят главным образом потому, что до них не доходят другие голоса и они уже привыкли к этому состоянию, считая его даже нормальным.

 

Так вот, пора во всеуслышание сказать (и смерть Мориака—хороший для этого повод), что наш век останется в истории культуры, да и просто мировой истории, как век, казалось бы, совершенно неожиданного, поразительного по своему масштабу и глубине расцвета именно христианской литературы. Ибо в том-то и дело, что Мориак был совсем не одинок. Но чтобы понять значение этого явления, нам нужно на минуту заглянуть в прошлое. Вторая половина девятнадцатого века могла казаться эпохой торжества позитивизма, низкопоклонства перед наукой, почти полного вытеснения религии из области культуры.

 

Если, например, ограничиться той же Францией, общепризнанной в то время водительницей и светочем европейской культуры, то все мало-мальски значительное в ее литературной жизни связано было, как казалось, с окончательным и именно отрицательным разрешением вопроса о вере. Неверующими были Стендаль, Бальзак, Золя, Анатоль Франс, неверующей была Сорбонна и все университеты, неверующей была вся так называемая передовая интеллигенция. Католическая Церковь представлялась безнадежно скомпрометированной нелепой реакционностью папы Пия IX, осудившего в своем знаменитом «Силлабусе»» фактически все новое в науке, философии, политике и выглядевшего безнадежно нелепым по отношению к миру и его реальной жизни. Повсюду торжествовала поверхностная оптимистическая вера в разум, в неограниченные возможности науки, в неизбежное наступление эры всеобщего счастья и изобилия. Бог и религия виделись окончательно отжившими понятиями или же, как в марксистской мифологии,—союзниками эксплуатации и обмана.

 

Ударом, страшным ударом по этому поверхностному и легкомысленному благодушию оказалась кровопролитная и, в сущности, бессмысленная Великая война 1914-1918 годов. На протяжении четырех лет столкновение самых передовых и культурных, самых «рациональных»» стран мира являло зрелище какого-то кровавого хаоса, причем от начала до конца никто так и не знал, за что, во имя чего гибли миллионы людей. Война стала для многих и многих путем к углублению сознания, к постижению той иррациональной пропасти, в которую падает человек, забывающий или отрицающий вечный, Божественный закон жизни. И хотя еще до войны начался во Франции возврат самых душевно тонких, самых одаренных людей к вере—достаточно вспомнить здесь обращение величайших поэтов Поля Клоделя и Артюра Рембо,—с войной этот процесс усилился и углубился. К началу войны Франсуа Мориаку было тридцать лет.И хотя он никогда не терял веры, именно кровавый кошмар войны сделал его сознательным и деятельным христианином, не прекращавшим до глубокой старости свидетельствовать о Христе и Его учении, о радости, глубине и мудрости христианской веры.

 

А вместе с тем никто не посмеет записать Мориака в лагерь «эксплуататоров»», «капиталистов»», «мракобесов»», ибо еще до войны он примкнул к небольшому тогда движению внутри Католической Церкви, искавшему социальной правды, искавшему путей к преодолению неравенства и бедности. Этому движению,  этой настроенности он остался верен до конца. Но важнее всего, конечно, то, что после Достоевского и Толстого он продолжил линию литературы, доказывающую не только совместимость веры с творчеством, но и то, что сама вера—глубочайший источник творчества.

 

Как и у Достоевского, мир романов Мориака—это мир часто трагический, раздвоенный, а зачастую—злой и больной. Мориак не приукрашивает человека, но и не лжет о нем. Человек призван к свободе, и свобода—самый трудный дар для него. Он одновременно животное, но и духоносец, он слаб, но и силен и никогда до конца не подчинен, как в марксистском детерминизме, рабству безличных «железных законов».

 

Протопресвитер Александр Шмеман (Радиобеседа о. Александра Шмемана (1970 г.) печатается по: Шмеман, Александр, протопресв. Беседы на Радио «Свобода». В 2 т. М., 2009. Т. 2. С. 437-439.)