Русская софиология с самого начала осознавала себя как мысль и чувство, соединяющие разъединенное - религиозные конфессии, страны и народы, индивидуальное и общественное, свободу и разум, истину и благо, Создателя и Тварь, судьбу и жизнь. Таков был замысел B.C. Соловьева, переданный им своим последователям и оппонентам.
В софиологических категориях они схватывали проблему единства мирового христианства, пытались установить связь с рационалистической традицией, но преодолеть «отвлеченность ее начал», соединяя ее с нравственностью и одухотворенным стремлением к красоте и гармонии. Но главное - тем самым они искали выход из культурного кризиса Европы, неизбежно захватывавшего и Россию.
Само направление этого поиска было предметом идейной борьбы, разделившей «новаторов» и «ортодоксов», но вместе с тем оказавшей серьезное стимулирующее влияние на процессы обновления и творчества внутри русской православной традиции. Вместе с тем софиологи осознавали тщетность попыток преодолеть кризис культуры, если эти попытки не сближают, а еще больше разделяют части последней, каждая из которых усматривает причины кризиса в других, утрачивая покаянную самокритичность по отношению к себе.
Если выразить главную устремленность русской софиологии как «практической философии» в короткой формуле, она - в «наведении мостов» между распавшимися частями культурного бытия человечества. Мостов через трещины, расселины. А иногда и через пропасти.
Премудрость Божия - этот богословский термин-символ служит укорененной в человеческой душе надежде на спасительную силу благого и нравственного разума. Без такой надежды духовное существование если и мыслимо, то лишь как безнадежная борьба с отчаянием, надрывом. София - врачевательница души, утешительница в скорби, заслон перед ужасом смерти. Она-нежная и любящая красота, та самая, что должна спасти мир, спасти от погибельной капитуляции перед впечатляющей мощью зла и распада. И потому женственная София - символ спокойного и верного мужества: не страшиться чудовищ, порождаемых сном человеческого разума. Божественный разум не спит, напоминали софиологи, и, может быть, высшая мудрость человека - в уповании на это бодрствование. Так образ Софии стал для них связующим звеном между верующим человеческим и Божественным разумом.
Наше время актуализирует искания, по сути своей тесно связанные с наиболее важными аспектами софиологии: обновление веры, отвечающее современным вызовам, поиски новой рациональности как культурной ценности, поиски разумных оснований диалога между западным и восточным христианством, между христианством и другими мировыми и национальными религиями, между различными культурами; поиски рациональных решений, какие могли бы обеспечить выход из культурного кризиса, лежащего в основе всех иных - экономических, финансовых, политических, технологических и экологических. Эти искания могут вести к появлению «точек роста», из которых возьмут начало новые объединительные тенденции.
Софиология - ред. Владимир Порус
Серия «Богословие и наука»
М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2010. - 269 с.
ISBN 978-5-89647-221-6
Софиология - Владимир Порус - Содержание
В.Н. Порус
Вместо предисловия. Новая актуальность русской софиологии
Находки и противоречия русской софиологии
- Альберт Раух. Образ Софии, Премудрости Божией, у св. Кирилла, просветителя славян, и в русской религиозной философии
- Игумен Вениамин (Новик). Софиологическое понимание Богородицы в русской религиозно-философской мысли
- A.A. Гапоненков. Рецепция русской софиологии в первой половине XX века: C.A Франк
- Тереза Оболевич. Проблема Софии в творчестве А.Ф. Лосева
- Ю.Б. Мелих. Стилизация софиологии у Л.П. Карсавина
- Г.Ф. Гараева. Типологическая характеристика софийного мышления (на примере творчества B.C. Соловьева, П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова)
- Катарина Брекнер. Sophiology in Vladimir Solov'ev and in Sergej Bulgakov. A Comparative Analysis
- A.B. Усачев. О контексте формирования софиологии в русской религиозной философии
- Лилианна Кейзик. Софиология смерти в творчестве С.Н. Булгакова
- В.Ю. Даренский. Эвристичность концепта «софийность» в богословском, философском и культурологическом дискурсах
- Уолтер Сист. Страдания-любовь: софианское представление Сергия Булгакова о неизменности Бога Отца и божественных страданиях Сына
- М.В. Васина. София и Филиокве (краткий экскурс в тринитарную мысль о. Сергия Булгакова)
Русская софиология в культурном контексте
- В.Н. Парус. Русская софиология в контексте кризиса культуры
- Павел Роек. София и проблема универсалий
- В.А. Бачинин. Софиологический интертекст в дискурсивных полях классики и модерна (случай С.С. Аверинцева)
- Йазефин ван Кессел. Sophia and sobornost': cement and organizing principle of Orthodox society
- H.A. Ваганова. «Храмовая завеса» епископа Клойнского: об одном софийном мотиве в «Улиссе» Джойса исофиологии С.Н. Булгакова
- О.М. Зопрометово. Раввинистические мотивы в софиологических идеях русской религиозной философии
- В.П. Океанский, Ж.Л. Океанская. Антисофийное чувство в поэтических мирах Е. Баратынского и К. Бальмонта
- А.Г. Волков. Мистика и поэзия европейского барокко и русская софиология Серебряного века: теургический аспект
- В.Н. Белов. Споры о софиологии вчера и сегодня
Софиология - Владимир Порус - Споры о софиологии
Появление темы Софии и выдвижение ее на передний план у русских религиозных философов напрямую связано с наличием таких главных мотивов этой философии, как всеединство и антроподицея. Стремление не утвердить сущностную пропасть между Творцом и тварным миром, но найти возможно больше связующих нитей между Богом и человеком, акцент в характере «подобия» не на инаковости, а на совпадении формирует у русских религиозных мыслителей интеллектуальные схемы умозрительных синтезов и гармонических систем из структур небесного и земного.
Напомним, что спор о софиологии возник по поводу учения о Софии о. Сергия (Булгакова) и затем уже вовлек в свою орбиту анализ позиции других русских религиозных философов, таких как В. Соловьев, С. Трубецкой, о. Павел (Флоренский), Л. Карсавин. Такое развитие спора представляется совсем не случайным. Ни у кого из исследователей не вызывает сомнения тот факт, что именно софиология о. Сергия представляет из себя наиболее развернутый и законченный вариант учения о Софии Премудрости Божией. И свою философию, и свое богословие о. Сергий строил, опираясь на это учение. Если говорить о развитии взглядов о. Сергия на Софию, то следует констатировать ее определяющую роль на всех этапах его творческой эволюции: политэкономическом, философском, богословском. Собственно, софиология В. Соловьева и о. Павла (Флоренского) стала объектом детального обсуждения впервые в связи с софиологией о. Сергия. В. Соловьева он всегда чтил за оригинальную философскую систематику, о. Павла - за богатый и глубокий духовный опыт. Хотя софиология и Соловьева, и Флоренского имеет специфические особенности, вполне оправданно ее рассматривать, исходя из софиологии о. Сергия.
Несколько предварительных замечаний относительно спора о софиологии. Прежде всего, это касается характера спора: от резкого размежевания наметилась устойчивая тенденция к более взвешенной и осторожной позиции по поводу оценок. Вводится в оборот большее количество источников, роясняются исторический и творческий контексты возникновения софиологии. Здесь следует согласиться с мнением А. Козырева: «Мы должны, наконец, отнестись к изучению наших мыслителей так, как это принято в мировой академической практике - не спешить делать из каждой прочитанной статьи далеко идущие выводы западнического, славянофильского или еще какого-нибудь характера, но кропотливо собирать и издавать все - вплоть до фрагментарных набросков и записок. Тогда из этой мозаики нам, может быть, проглянет иной, не совсем привычный для нас образ философа и его философии». Этот призыв Козырев обращает, прежде всего, к себе и стремится на основе большого и разностороннего материала источников прояснить истоки русской софиологии. Он справедливо указывает на неоднозначность гностицизма, его сложную дифференциацию и эволюцию, непростую историю взаимодействия как с эллинизмом, так и с христианством.
Главной чертой гностицизма он вслед за X. Йонасом называет его дуалистическое восприятие человека и мира, мира и Бога Сопоставление позиции Булгакова и гностицизма позволяет Козыреву сделать следующее заключение: «По основной интенции своего творчества Булгаков, конечно, не гностик, а платоник... Ощущение единства Бога и твари, убеждение в том, что Бог не является чем-то абсолютно трансцендентным миру, а мир не является посторонним Богу принципиально не гностичны. По мысли о. Сергия Булгакова, мир являет собой зеркало, в которое глядится Бог; человек изначально богочеловечен, в человеке и в природе уже содержится субстанция Божества в виде Софии. Конечно, это может быть оспорено с православной точки зрения, но в этом нет следов гностицизма. Оправдание природы, твари, материи, просветленный космизм "софийных" работ отца Сергия Булгакова резко контрастирует с духом гностицизма». На отличии своей богословской системы от гностической настаивает и сам Булгаков, также полагая суть данного отличия в отсутствии в своей системе дуализма, который, по его мнению, является определяющим для всех гностических учений.
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
