Корнелия Бруннер - Анима как судьба

Эта книга основана на некоторых важных предпосылках. Отсутствие знакомства с ними может привести к недоразумениям, поэтому я хотел бы обратить внимание читателя на этот факт, что материал второй части представляет собой терапевтический диалог, который продолжался в течение восьми лет. Партнеры по этому диалогу приняли с самого начала обязательства быть насколько это возможно открытыми, точными и давать полные описания. Подобное соглашение может быть исполнено ровно настолько, насколько позволяют пределы возможностей сознания. Признавая это ограничение, партнеры поставили перед собой дополнительную задачу рассмотреть любые бессознательные реакции, сопровождающие их сознательные высказывания. Однако это требуемое усилие могло быть полностью реализовано только в том случае, если бы все бессознательные реакции обоих партнеров были полностью учтены. Такой, «биографический», диалог представляет собой нечто совершенно уникальное и мог был быть реализован только при исключительно благоприятных обстоятельствах.

Учитывая чрезвычайные трудности и препятствия в такой задаче, автор заслуживает нашей признательности и благодарности за то, что записала хотя бы три четверти диалога со всей необходимой обстоятельностью и детализацией. Ее успешная попытка получит признание всех тех, кто интересуется подлинной жизнью души, тем более, что она опирается на клинический опыт и обширный мифологический и литературный материал при иллюстрировании общей для мужчин проблемы. Каждая приведенная история такого рода следует какому-то базовому архетипическому образцу. Однако значимость каждого отдельного случая, в первую очередь, в его уникальности. Фокусировка автора на уникальности случаев становится положительным критерием объективности изложения. Истинным носителем реальности является индивид, а не представления о «вероятном» или «типичном». Таким образом, автор реализует подлинное восприятие материала ограничивая описание двумя лицами. Живая личность имеет свой смысл и ценность только в своей уникальности, а не измеряется в коллективных или статистических качествах.

Последние являются лишь свойствами человеческого рода и, следовательно, безусловными требованиями надличностной природы. Ограничение описания двумя личностями может оставить впечатление ненаучной атмосферы субъективности, но это означает психологическую объективность: вот как обстоит дело с реальной жизнью души; вот что истинно произошло. Любой аспект, который может быть осмыслен теоретически, может принадлежать к общим принципам психологического процесса и может быть также наблюдаем при различных обстоятельствах и у других индивидуумов. Научное озарение — это в значительной степени побочный продукт личного психологического диалога. И тогда он обретает требуемую свободу выражения. Истинное и ложное, правильное и неправильное — понятия этически связанные, но не измеряемые универсальной истиной или правильностью. Истинный и правильный комментарий в этой ситуации только о том, переживается ли субъектом происходящее похожим образом.