Кузнецова - Дуалистические легенды о сотворении мира

При  обозначении  фольклорных  текстов  в  качестве  основного  был  принят  локально-этнический принцип - текст помечается по месту записи: сокращенное название места записи с  порядковым  номером  текста,  записанного  на  данной  территории;  при  этом  учитывалось указанное  в  источнике  территориально-административное  деление,  имевшее  место  в  год записи  или  публикации  текста.  Обозначение  иноэтнических  по  отношению  к  славянским материалов, записанных в той же местности, что и славянские, после сокращенного названия места  их  записи  и  порядкового  номера  текста  дополняется  пометой  об  их  этнической принадлежности  (см.  Сокращения,  принятые  для  обозначения  текстов  легенд).  Помета, уточняющая  этническую  принадлежность  восточнославянских  легенд,  делалась  при обозначении текстов, записанных на территории смешанного проживания русских, украинцев, белорусов (например, Смоленская, Черниговская губ.), если в источниках были специальные указания на это.

 

Отступление от основного принципа сделано для немногочисленных текстов, точное место записи которых в источнике не указано или не существенно для целей настоящей работы (как в  случае  с  болгарскими  текстами,  место  записи  которых  может  быть  уточнено  по комментариям),  -  в  подобных  случаях  тексты  обозначаются  сокращением  названия  их источника  и  порядковым  номером  текста  из  этого  источника  с  добавлением  пометы  об этнической принадлежности при необходимости, исключение составляют гуцульские тексты, где номер соответствует номеру в источнике публикации. 

 

Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1997. 250 c.

 

 

Введение

Глава I. Сюжет о дуалистическом миротворении в русской и южнославянской книжности. Апокриф о Тивериадском море

Глава II. Дуалистические легенды о сотворении мира в восточнославянской фольклорной традиции

Глава III. Сюжет о творении мира двумя голубями в Галицкой колядке и дуалистические легенды о миротворении

Глава IV. О взаимовлиянии устной и книжной традиций сюжета о дуалистическом сотворении мира

Заключение 

 

 

Начало  оформления  в  фольклорной  традиции  великорусской  ветви  восточнославянских этносов  рассказов  о  дуалистическом  миротворении,  организующим  центром  которых становится  миф  о  ныряющей  птице,  должно  быть  отнесено,  по-видимому,  ко  времени освоения  славянами  восточно-европейского  Севера,  Верхнего  Поволжья,  Ростово-Суздальского края. Известно, что в конце I - начале II тыс. н.э. восточно-европейский Север населяли племена, принадлежавшие финно-угорской языковой семье: весь, корела, саамы (лопари), водь, ижора, чудь  заволоцкая.  Оформление  северно-восточнославянского  населения,  которое  летопись именует новгородцами, относят к VII-VIII вв.; в VIII-IХ вв. в Поволховье, находившемся на южной  границе  той  природно-этнокультурной  зоны,  которая  позднее  станет  называться Русским Севером, возникает севернорусское протогосударство.

 

Первоначально славянская колонизация этого края шла преимущественно с северо-запада, из Новгородской земли, на север Восточной Европы, долгое время остававшейся новгородской колонией. С середины ХII  в.  начинается  усиленный  прилив  на  эти  территории  славянских  поселенцев  с  другой стороны  -  с  юго-запада,  из  Приднепровья,  из  районов  поселения  кривичей  -  в  Ростово-Суздальские земли. Здесь, в области Оки и Верхней Волги в IХ-ХI в. жили три финно-угорских племени - мурома, меря и весь: мурома - на Нижней Оке, меря - по берегам Переяславского и Ростовского  озер,  весь  -  возле  Белоозера.  (Древняя  Русь  все  финно-угорские  племена объединяла  под  общим  названием  "чудь").  Такой  была  этническая  среда,  с  которой встретились славяне при своем продвижении на север. Важно, как  происходила встреча славян с чудью и какое влияние оба племени, встретившись, оказали друг на друга.

 

Полагают, что славянские поселенцы не вторгались в край финно-угров крупными массами, а как  бы  просачивались  тонкими  струйками,  занимая  обширные  промежутки,  остававшиеся между разбросанными среди болот и лесов финскими поселками. Об этом свидетельствуют названия рек, сел, которые идут не сплошными полосами, а вперемежку, чередуясь одни с другими; такой порядок расселения колонистов был бы невозможен при усиленной их борьбе с туземцами. В народных преданиях есть упоминания о борьбе, завязывавшейся местами, но "они говорят о борьбе не двух племен, а двух религий: столкновения вызывались не самой встречей  пришельцев  с  туземцами,  а  попытками  распространить  христианство  среди последних".  Следы  этой  религиозной борьбы  встречаются,  по  свидетельству В.О. Ключевского, в двух старинных житиях древних ростовских святых  - епископа Леонтия и архимандрита Авраамия, деятельность которых относится ко второй половине ХI в. Согласно Житию  Леонтия,  ростовцы  упорно  сопротивлялись  христианству,  прогнали  двух  первых епископов,  Федора  и  Иллариона,  и  умертвили  третьего,  Леонтия;  из  Жития  Авраамия известно,  что  в  Ростове  был  один  конец,  называвшийся  Чудским,  -  указание  на  то,  что большинство населения города было русским, - и что этот Чудской конец и после Леонтия оставался в язычестве, поклонялся идолу славянского "скотья бога" Велеса. Из этого видно, что еще до введения христианства местная меря начала уже перенимать языческие верования русских  славян.  По  житию  Леонтия,  все  ростовские  язычники  упорно  боролись  против христианских проповедников, вместе с чудью принимала участие в этой борьбе и ростовская "русь". "Сохранилось даже предание, - указывает Ключевский, - записанное в ХVII веке, что часть  языческого,  очевидно,  мерянского  населения  Ростовской  земли,  убегая "от русского крещения", выселилась в пределы Болгарского царства на Волгу, к родственным мери черемисам".

 

При таком течении колонизации, сливаясь в результате "племенного смешения" с "русью", финноугорские племена оказали на нее свое влияние. Как полагал В.О. Ключевский, могло происходить  двумя  путями:  1)  пришлая  "русь",  селясь  среди  "финнов",  неизбежно, посредством общения кое-что заимствовала из их быта; 2) "финны", постепенно русея, всей массою, со всеми своими антропологическими и этнографическими особенностями, со своим языком, обычаями и верованиями входили в состав русской народности. Касаясь вопроса о взаимодействии встретившихся племен непосредственно в области верований и поверий, исследователь приходит к важному для нас выводу, что "для мешавшегося русско-чудского населения  христианство  и  язычество  -  не противоположные  одна  другую  отрицающие религии,  а  только  восполняющие  друг  друга  части  одной  и  той  же  веры,  относящиеся  к различным порядкам жизни, к двум  мирам,  одна  - к миру горнему, небесному, другая  -  к преисподней, к "бездне"". Указания на это В.О. Ключевский видел не только в известном летописном рассказе от 1071 года про ярославских волхвов, о котором уже упоминалось, но и в  другом  рассказе  летописи,  следующим  за  названным:  "...случилось  одному  новгородцу прийти  в  землю  чудскую,  и  пришел  он  к  кудеснику,  прося  поволхвовать  ему.

 

Тот  же  по обыкновению своему начал вызывать бесов в дом свой. Новгородец же сидел на пороге того дома,  кудесник  же  лежал  в  оцепенении,  и  ударил  им  бес.  Кудесник  же  встав,  сказал новгородцу: "Боги не смеют явиться, что-то есть на тебе, чего они боятся". Новгородец же вспомнив, что на нем крест, и, отойдя в сторону, положил его вне дома того. Кудесник же начал  вновь  вызывать  бесов.  Бесы  же,  подбрасывая  его,  поведали,  чего  ради  пришел новгородец. Затем новгородец стал спрашивать кудесника: "Чего ради бесы боятся того, чей крест  на  себе  мы  носим?".  Он  же  сказал:  "Это  знак  небесного  бога,  которого  наши  боги боятся". Новгородец же сказал: "А каковы боги ваши, и где живут?". Кудесник же сказал: "В безднах, а на вид они черны, крылаты, хвостаты; взбираются же и под небо послушать ваших богов; ваши ведь боги на небе. Если кто из ваших людей умрет, то его возносят на небо, если же кто из наших умрет, его несут к нашим богам в бездну". - "Так оно и есть, - прибавляет от себя летописец, - грешники ведь в аду пребывают в ожидании муки вечной, а праведники в небесном жилище водворяются вместе с ангелами"".

 

Процесс  религиозного  взаимовлияния,  завязавшийся  при  первой  встрече  восточного славянства  с  чудью,  продолжался,  как  отмечается  В.О.  Ключевским,  без  существенных изменений на протяжении веков. Известно, например, что мордовские праздники, большие моляны,  приурочивались  к  русским  народным  празднествам,  Семику,  Троицыну  дню, Рождеству. В молитвы, обращенные к мордовским богам, верховному творцу Чам Пасу, к матери богов Анге Патяй и ее детям, по мере усвоения русского языка вставлялись русские слова: рядом с "вынимань монь" (помилуй нас) слышалось "давай нам добра здравья". Вслед за словами заимствовали и религиозные представления: Чам Паса величали "верхним богом" Анге Патяй "матушкой Богородицей", ее сына Нишки Паса (пас - бог) Ильей Великим.

 

Видя в мордовских публичных молянах столько своего, русского и христианского, русские соседи начинали на них присутствовать, а потом в них участвовать и даже повторять у себя отдельные их  обряды  и  петь  сопровождавшие  их  песни.  Все  это  приводило  к  известной  пестроте религиозного сознания, "к тому, что, наконец, ни та ни другая сторона не могла дать себе отчета,  чьи  обычаи  и  обряды  она  соблюдает,  русские  или  мордовские.  <...>  Обоюдное признание чужих верований... способствовало бытовой ассимиляции и деловому сближению обеих  сторон,  даже...  успехам  христианства  среди  инородцев.  При  таком  признании  Чудь незаметно  переступала  раздельную  черту  между  христианством  и  язычеством,  не  изменяя своим старым родным богам, а Русь, перенимая чудские поверья и обычаи, добросовестно продолжала считать себя христианами".