Бачинин - Черенков - Протестантская этика и дух остмодернизма

АВТОРСКИЙ POST SCRIPTUM К КНИГЕ «ПРОТЕСТАНТСКАЯ ЭТИКА И ДУХ ОСТМОДЕРНИЗМА»

(Ответ В. А Бачинина на рецензию А. Денисенко «Постмодернизм, остмодернизм и пост-майдановское настроение» -  http://www.religion.in.ua/main/30459-postmodernizm-ostmodernizm-i-post-majdanovskoe-nastroenie.html)

 

С точки зрения здравого смысла писать послесловие для уже изданной книги – занятие бесполезное в силу своей непоправимой запоздалости. Всё равно до большинства читателей книги этот post scriptum не дойдёт. Как говорится, дорога ложка к обеду.

 

Но бывают ситуации, когда подобной житейской рекомендацией приходится пренебречь. Предположим, книга вызвала у иных читателей-критиков тяжелые формы непонимания, облекшиеся в неадекватные болезненно-агрессивные выпады. Допустим, что эти последние могут быть восприняты иными читателями не как критический зуд амбициозного ума, но как нечто серьезное и солидное. Тогда авторам приходится вмешиваться, чтобы дать разъяснения, почему так вышло. В иных случаях даже приходится идти на непопулярный шаг – предоставить место маленькому гуманитарному скандалу, чтобы позиции оппонентов предстали с предельной отчетливостью. Впрочем, скандалы и скандальчики обычно не вредят книгам, а совсем напротив.

 

 Сожалею только об одном, что уже после выхода рецензии А. Денисенко и на фоне  произошедшей между нами легкой стычки в Фейсбуке я пообещал ему не отвечать на его рецензию. Каюсь, погорячился. По зрелому размышлению решил, что отмалчиваться негоже. Надеюсь, он меня извинит.

 

И ещё. У книги «Протестантская этика и дух остмодернизма» два автора. Полагаю, что Михаил Николаевич Черенков, если сочтет нужным удостоить ответом нашего пылкого критика, сам найдет для этого и время, и место. Я же пока отвечу за свою часть книги.

Начну с того, что удивлен неосновательностью претензий, заявленных А. Д. Попытался, было, вылущить из рецензии что-либо существенное, концептуальное, т.е. полезное для дальнейшего углубления своего понимания предмета книги, но, увы, ничего не нашел. А это плохой признак для рецензии. В ученой среде критика в её должных и лучших формах – это всегда помощь автору. Рецензент, критикуя, попутно излагает еще и своё понимание того главного, что составило предмет книги, делится ресурсами собственного интеллекта и профессионального опыта. Там же, где этого нет, налицо лишь скороспелые пародии на рецензии, их имитации, способные принимать самые уродливые формы, вплоть до пасквилянтских. Ну, а коли так, то и реакции на них потребуются адекватные – парировать придется аккуратно, но больно.

 

Рецензия, о которой идёт речь, увы, не вписывается в добротные нормативные рамки академического жанра. Налицо легковесное скольжение критика по поверхности текста книги, сопровождающееся мелкими претензиями и булавочными уколами. То А.Д. не нравится название книги, то он недоволен, что в ней нет введения и заключения (как будто это диссертация), то жалуется, что ему не удавалось «связать в схему» отдельные части текста (наш философ, оказывается, - любитель схем), то не по душе язык, которым они написаны.

 

С одной стороны я рад за А.Д., что он дорос до такой прочной привязанности к академизму. Но беда в том, что он, кажется, стреножил себя им, решил навсегда  застрять в нём и воспринимать все, без исключения, тексты только сквозь академическую амбразуру. А это чревато опасностью начать спотыкаться на ровных местах.

 

Придется слегка просветить ученого мужа и довести до него ту азбучную истину, что  дипломированные гуманитарии совсем не обязаны писать исключительно суконным языком кандидатских диссертаций. Более выморочного и отвратительного языка, чем тот, которым пишут свои диссертации постсовковые философы, социологи, религиоведы, трудно отыскать. И они называют это академической аналитикой. Как хотите, но меня увольте от такого «академизма». Я уже переболел этим недугом и рецидивов не желаю. Так что не могу обещать А. Д., что я исправлюсь.

Наше экстраординарное время с его экстраординарными событиями заставляет прибегать к экстраодинарным формам аналитического письма, требует выхода за рамки привычных текстовых стереотипов. Оно еще слишком живое и горячее, чтобы втиснуться в прокрустово ложе гуманитарного академизма. Последний хорош для сформировавшихся реалий и для остывших, отстоявшихся, спокойных времён.

 

2014 год, как главный предмет книги, – слишком близкая к нам дата. Порождённая им реальность еще не облеклась в твёрдые, отчетливые формы. А раз они еще не определились,  не созрели,  то и сове Минервы еще рано вылетать (философы, изучавшие Гегеля, знают, о какой сове речь). Между тем, авторы книги не могли заставить себя дожидаться спокойных времён. Не могли запретить себе размышлять о происходящем. Тревожные, беспокоящие мысли просились наружу. И здесь лично мне (говорю только о себе) пришел на выручку жанр свободных социально-философских и религиозно-философских заметок. Он давно уже существует и создан, как будто, специально для таких случаев, как мой. И грех было им не воспользоваться. В его русле написаны «Опыты» Монтеня, «Мысли» Паскаля, «Опавшие листья» Розанова,  часть текстов Ницше. Если бы во времена того же Розанова существовал Фейсбук, то он непременно превратил бы его в свою творческую кухню или лабораторию и свои мысли пропускал бы вначале через неё, а затем уж помещал бы их в книги.

 

К этому жанру бессмысленно предъявлять «академические» претензии касательно его формы – она абсолютно свободная. Автор пишет, как он дышит. Единственное правомерное требование – это чтобы формы такого рода не были пустыми, чтобы внутри них были мысли.

Вот и я, ничуть не равняя себя с классиками, также двинулся этим путём – путём свободных размышлений о том, что происходило в головах интересующих меня людей в роковом 2014 году, и внутри каких социально-интеллектуальных контекстов шла их умственная работа. 

А.Д. не понравилось название книги; он назвал его претенциозным. В чем же состоит эта претенциозность, он не дал себе труда объяснить. Чем протестантская этика заслужила немилость сурового судьи, понять из его голословного выпада невозможно.

 

Между тем, всё очень прозрачно. Поскольку авторы – христиане-протестанты, то у них есть свои нравственно-этические взгляды и принципы. Они их не выпячивают на каждом шагу, но именно с позиций этих принципов рассматривают и оценивают все те духовные и практические реалии, о которых им приходится говорить и писать. Это и есть та самая, глубоко личная и, вместе с тем, существующая уже 500 лет протестантская этика. И спасибо Максу Веберу за то, что он вывел это словосочетание за пределы церковных стен на широкий дискурсивный простор. И странно слышать чьи-то резонерские претензии на этот счет.

 

Не принял А.Д. и слово остмодернизм. Этот иронически-саркастический неологизм оказался за пределами его философского воображения. Подозреваю, что тут есть проблемы с чувством юмора. А без него, боюсь, в наше саркастическое время философу невозможно выжить в качестве философа. Останется только поприще унылого резонёра.

Рецензент недоволен, что мой текст и текст Михаила Николаевича Черенкова слишком не похожи друг на друга. Но он, наверное, пропустил начало книги, где авторы предуведомляют читателя (цитирую):  «В сущности, здесь под одной обложкой две книги. Они о разном и об одном и том же. О политике, которая вторглась во внешнюю и внутреннюю жизнь российских и украинских протестантов. О духовной войне, которая обрела после 2014 года новые для всех нас формы.  О глубоком  духовном нездоровье народов, государств, церквей, культур, втянутых в геополитический катаклизм».

 

Не одна, а две книги, Карл!

 

И это наше право, как авторов, и добрая воля издателя соединить их под одной обложкой. Поскольку они, хотя и о разном, но об одном – о 2014 годе, увиденном с разных сторон двумя протестантами. Книгу вполне можно было бы назвать «2014». Он – главное, сюжетообразующее начало книги. Ибо это не просто год, а дата великого перелома в судьбах наших народов, устремившихся в противоположных направлениях. Каждый из авторов рассказывает о своих впечатлениях от переживаемого катаклизма, делится своими мыслями по поводу происходящего. Ведь для гуманитариев-христиан важны не только сами события, но и то, как мы их понимаем, трактуем, интерпретируем, оцениваем в свете христианских смыслов и критериев.

 

Ничего этого рецензент не захотел увидеть. Ни о чем таком он не пожелал говорить. Ему подавай введение, заключение, библиографию, ссылки, источники, даты, адреса, пароли, явки. Хорошо еще, что он не потребовал от нас разрешительных решений Ученых советов и внешних отзывов на книгу. Это старческое, педантичное узкомыслие настораживает. В том, что внимание фиксируется исключительно на деталях и мелочах, а самое главное, самое существенное им игнорируется, есть что-то глубоко превратное и антинаучное. Я бы назвал этот настрой проявлением патологической аберрации мышления, последствием дурно усвоенного и превратно используемого университетского образования.

 

Не заметил А.Д. и того, что в книге идёт речь о поразительной по своей остроте и беспощадности духовной войне, в которой гибридно-остмодернистская война является всего лишь её материально-физическим проявлением. Его ничуть не занимает тот факт, что два автора, разделенные кровью войны географически и политически, смогли воссоединиться духовно и вслух  заговорить о том, о чем невозможно молчать.  Они заговорили из разных географических и политических пространств, заговорили каждый своим голосом, заговорили о беде, обрушившейся на наши народы и наши головы. И они нашли общий язык, нашли взаимопонимание. Возникло духовное единство христиан-протестантов. И вдруг в это единство вклинивается некий въедливый критический фальцет, который в неуважительном, бесцеремонном тоне начинает большей частью голословно и малокомпетентно поучать авторов, выказывать претензии по третьестепенным вопросам, оставив при этом в стороне всё первостепенное.

 

Если человек, претендующий на роль аналитика, не в состоянии увидеть в книге главное, то это – диагноз профнепригодности. И ведь А.Д. сам признается в этой близорукости. Что на это сказать? Бедный Йорик! Сдайте свой философский диплом назад в деканат и начинайте читать и рецензировать «Мурзилку»!

Я начал с того, что решил назвать свою дискуссию с рецензентом скандалом. Хочу уточнить: это, конечно же, не банальная склока Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем. Это один из маленьких эпизодов той духовной войны, о которой говорилось выше. Будучи слегка знаком с постами А.Д., отдающими душком «вышиваты», я всё больше утверждаюсь в мысли, что его нападение на нашу книгу мотивировано не только личными амбициями, но и более глубокими причинами. Но это уже отдельная тема, заслуживающая отдельного разговора.

 

А.Д., надеясь подсластить пилюлю, говорит про авторов книги, что они  «наши». Нет, сударь, мы не ваши, и вы – не наш. Вы из тех, которые были с нами, но не были нашими. В вас другой дух – дух самовлюбленной кичливости и  мелкого раздора.  И дурно не то, что этот дух  проявляет себя в каждой строчке рецензии, ведь, в конце концов, какой спрос с человека, если он по-другому не может мыслить и писать?   Дурно не то, что этот недобрый дух напрочь убивает в рецензии всё, что могло бы быть её аналитическим содержанием. Дурно то, что в ней нет той элементарной протестантской этики, которая, по идее, должна быть близка рецензенту. Вместо этого один лишь петушиный задор, породивший кривое зеркало непродуманного, скороспелого, совершенно не эвристичного текста. И отразилась в этом тексте совсем не наша книга, а нечто более значимое - драгоценное «я» самого критикана.

 

По каким-то причинам рецензия делалась явно впопыхах: уж слишком очевидны в ней внешние синтаксические и орфографические огрехи, которые серьёзный и ответственный автор сочтёт для себя унизительными. Куда спешил наш румяный критик, не знаю, но догадываюсь. По крайней мере, в мой персональный бан на Фейсбуке он успел. И не из-за критики. Подчеркиваю: конструктивная критика – это нормально! Это обязательная норма здоровой гуманитарной жизни. Попал он сразу и в бан, и впросак из-за налёта той беспардонной бесцеремонности, которая ему навредила больше, чем мне.