Бачинин - Экзистенциальные заметки

Христианство всегда существовало в окружении враждебных духовных стихий.

 

В этом смысле оно похоже на прочный, хорошо оснащённый корабль, непотопляемый, плывущий среди бушующих языческих, атеистических, демонических стихий и принимающий на борт всех, кто не хочет погибнуть, кто желает спасения. 

 

 

Но загадочность происходящего заключается в том, что не все хотят спастись.

 

Вдобавок ко всему, встречаются и такие, которые  готовы скорее погибнуть в пучине, чем воспользоваться возможностью спасения.

 

Почему же при столь очевидной спасительной миссии плывущего корабля есть так много людей, предпочитающих гибель?

 

 

 

 

 

Один из ответов состоит в том, что, судя по всему, с духовным зрением этих безрассудных людей что-то происходит. По собственной вине или по вине обстоятельств они утрачивают способность видеть плывущий корабль и ведут себя так, будто его нет. Их поведение похоже на поведение того человека, к которому в «Откровении Иоанна Богослова» обращены слова: «Ибо ты говоришь: "я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды"; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть» (Откр.3,17-18).

 

Заслуга Лютера и Реформации состояла в том, что они помогли неисчислимому множеству духовно полуослепших людей увидеть плывущий корабль и понять, что он направляется прямо к ним и намерен принять на борт всякого, кто уверен в его спасительной миссии.

 

 

Для чего человек изо всех сил напрягает слабые чувства и повреждённый ум, пытаясь представить запредельность? Зачем ему нужен потусторонний, трансцендентный мир? Для чего надо думать о вечном и бесконечном? Почему богословы и философы пишут обо всём этом свои трактаты, а поэты, художники, композиторы воображают различные картины потусторонней, вечной жизни и тешат ими себя и своих почитателей? 

 

 

Вероятно, из-за того, что нам в этой жизни не хватает чего-то очень существенного, может быть самого важного. Трансцендентный мир вечного и бесконечного необходим для ПОЛНОТЫ нашего человеческого бытия.

Все мы любим уходящую вдаль перспективу, открытый горизонт и очень не любим глухие тупики.  Нам не нравится недосказанное слово, недопетая песня, оборванная мысль. Зато нравится, что земную гусеницу ждёт судьба небесной бабочки.

 

 

Практически каждый человек (за малым исключением), рано или поздно, приходит к пониманию того, что земная жизнь – это только начало, только первая серия, завершающаяся интригующим уведомлением: «Продолжение следует».

 

 

На земле всё только начинается а самое интересное ждёт нас впереди. Когда мы скорбим об ушедших, близких и дорогих нам людях, то это происходит чаще всего оттого, что нам кажется, будто их жизнь оборвалась. Но это не обрыв, а только зачин, создавший предпосылки для будущей, второй, главной жизни, у которой обрыва никогда не будет. И то, о чем мы тщетно мечтали здесь, на земле (неиссякаемая любовь ко всему, что достойно любви, совершенство, всезнание, абсолютное бесстрашие, беспредельная радость, блаженство и прочие прекрасные вещи), станет нашим достоянием там, за чертой времени, в вечности. И это будет именно та полнота бытия, которой нам здесь так не хватает.

 

 

Для атеиста собственная будущая смерть – окончательное и бесповоротное завершение всего и вся, жирная точка в конце жизненного текста. Или риф, о который разбивается вдребезги лодка жизни. Для христианина смерть – не кораблекрушение, не уничтожение жизни и личности, а переходная фаза, экзистенциальный экстремум, открытый в будущность, предельная ситуация продвижения сквозь шлюз, соединяющий временное существование с вечным бытием.

 

У обычного, заурядного атеиста (если он не пассионарий, не профессиональный воин и не философ-стоик, которые заключили  договоры со смертью и владеют своими особыми приёмами искусства умирания), жизненный финал вызывает исключительно негативные мысли и чувства. Среди них доминируют нешуточные страхи, граничащие с хоррором. Эти страхи способны разрастаться, громоздиться, свирепствовать, лютовать и опустошать пространство внутреннего мира человека от тех культурных смыслов, ценностей и норм, которые он тщательно собирал и усваивал на протяжении всей жизни.

 

 

Подоплёка подобных страхов понятна: смерть творит здесь беспрепятственно свой геноцид, и атеист не только абсолютно беззащитен перед нею, но и морально подавлен фактом её могущества. Это погружает его в угнетённое, тусклое, мрачное, депрессивное состояние духовного бессилия. И он не знает, как выбраться из него.

 

Великое экзистенциальное открытие христианство заключалось в обнаружении того, что смерть в ценностном отношении - не абсолютная негативность, а реалия, имеющая, кроме отрицательного, еще и положительное измерение. Правда, чтобы этот позитив открылся человеку, ему нужна вера в Триединого Бога. Без неё чудесного превращения экзистенциального минуса в  экзистенциальный плюс не произойдет.

 

Разумеется, у христианина смерть, как экстраординарная экзистенциальная интрига, рождает естественное беспокойство, вполне уместное для ситуации ожидания небывалого, из ряда вон выходящего события. Но это беспокойство легко оттесняется в тень совершенно особым чувством, или, точнее, умонастроением, которое можно назвать любопытством, любознательностью или интересом.

 

 

Христианину действительно чрезвычайно интересно то, как будет происходить движение «долиной смертной тени», перемещение из земной, профанной, посюсторонней реальности в реальность потустороннюю, трансцендентную. Речь идёт не о каком-то «примирении» со смертью, а именно об интересе к ней. Но это особый интерес, отнюдь не умственный, не познавательный, не интеллектуальный, а экзистенциальный, духовный.

 

 

Сила и острота данного интереса столь велики, что он способен существенно потеснить все прочие человеческие интересы, переживания и мысли. Не умаляют силы, не  гасят его остроты ни знание того, что говорит о посмертном бытии человека Новый Завет, ни проективные игры заинтригованного воображения, ни запредельный опыт людей, переживших клиническую смерть и вернувшихся в жизнь. И оно понятно: вообразить невообразимое оказывается совершенно невозможно. Из-за этого ожидаемое впереди становится ещё интереснее. Ведь поджидает нас истинное, абсолютное чудо, исполненное великой и невыразимой Божьей тайны. Нужно только преодолеть заветную черту.

 

 

Экзистенциальная вовлеченность ума и духа в поле притяжения придвигающейся смерти заявляет о себе в полную силу тогда, когда от проявившегося интереса уже невозможно ожидать каких-то обычных культурных результатов, ну, скажем, написания стихотворения или статьи, составления проповеди или дачи интервью. Однако он может объявится и загодя – в виде, скажем, любопытной загадки для пытливого ума. Правда, тогда в нём наверняка не будет должной духовной мощи, и он, рано или поздно, окажется задвинут нуждами текущей повседневности на периферию внутренней жизни.

 

Христиане знают: чем твёрже вера человека, тем спокойнее его ожидание смерти. Вера есть необходимое и достаточное условие такого спокойствия. Но какова же тогда роль интереса?

Можно говорить о том, что в ранних своих проявлениях такой интерес позволяет человеку желать твердой веры и спасения, а на излёте земной жизни обеспечивает этику его предфинального поведения достоинством, и бесстрашием. Но, кроме этого, есть еще одна важная содержательная грань в его предназначении.

 

 

Я полагаю, что парадоксальное, по-своему уникальное состояние духа, именуемое ЖИВЫМ ИНТЕРЕСОМ К СМЕРТИ, - это ПОСЛЕДНИЙ ЗЕМНОЙ ДАР БОГА ТОМУ, КТО ЕМУ ВЕРЕН. Значение этого дара невозможно переоценить. Ситуацию с его вручением можно сопоставить, разве что, с тем, как отец преподносит ребёнку новогодний подарок, упакованный в красивую обертку и обвязанный ленточкой. И пока ребенок, вне себя от любопытства, занят развязыванием узла и развёртыванием обёртки, происходит самое главное: тихо открывается дверь в большой, сияющий зал, где возвышается горящая огнями красавица ёлка.  Ребёнок поднимает голову и застывает в радостном изумлении. Завороженный невиданной красотой открывшегося зрелища, забыв обо всём на свете, в том числе и о подарке, он входит в прекрасный зал. И даже не успевает понять и осознать, что для него начался главный праздник, которому нет равных, - начАЛАСЬ новая жизнь, НАЧАЛОСЬ БЕССМЕРТИЕ!

 

В.А.Бачинин, профессор,

доктор социологических наук

(Санкт-Петербург)

 

---