Даурли - Болезнь по имени Человек

Запад экстравертен... по своему религиозному складу... Экстраверсия... не может допустить существование у человека души, содержащей нечто такое, что не было привнесено в нее извне человеческими доктринами или божьей милостью. С этой точки зрения откровенным кощунством звучит утверждение, что человек несет в себе возможность собственного спасения. Наша религия никак не поддерживает идею самоосвобождающей силы духа.

Последнее время психология Юнга встречает все больше понимания и сочувствия среди христиан. Люди, обеспокоенные возрождением христианского богословия и христианской духовности, верно угадывают в мысли Юнга некие главные темы, трактующие о присущем человеку чувстве крайних пределов — как небесного, так и сатанинского. И действительно, психология Юнга основывается на вере в реально существующие архетипические энергии, трансцендентные эго и в момент обладания последним убедительно демонстрирующие истину и силу как божества, так и дьявола.

 

В движении этих энергий Юнг различал порыв к целостности, понимаемой как уподобление и примирение многих несоединимых и враждующих компонентов личности, порыв, всегда несущий с собой более полное проникновение в мир за пределами индивидуального бытия и приятие этого мира. Этот процесс назван им процессом индивидуации. Юнг уравнивает переживание целостности с переживанием Бога и находит его выражение в некоторых трансличностных и транскультурных символах божества.

Христиане, желающие использовать прозрения Юнга для оживления собственной традиции, по достоинству оценивают то высокое значение, какое придает он целостности — целостности, а не совершенству, как цели развития личности — так же как и его чуткое понимание внутренней жизни, которым проникнута его мысль. Им нравится прозревать в этом стремлении к целостности отблеск Божьего замысла о человеке. Они верно понимают, что интеллектуально-богословская разработка антропологии, которая полагает встречу человека с Богом в пределах человеческой психики, приведет всех ищущих живого духовного опыта к более сильному и непосредственному переживанию Бога как целительной силы, укорененной в глубинах самой жизни. А если внутреннее бытие человека не есть то место, где он встречает Бога, — в этом ему отказано религиозной традицией, — то такая внутренняя жизнь не стоит серьезного отношения.

 

Людей, стремящихся включить психологию Юнга в христианский контекст, может привлекать и его уважение к символам и мифам. Известна точка зрения Юнга, что все мощные, в том числе и религиозные, символы всплывают из глубин и подаются из источников, общих всему человечеству и определенных Юнгом как коллективное бессознательное, но такое бессознательное, с которым человек в процессе духовной жизни продолжает сохранять связь.

 

Переживание общечеловеческого на этом уровне обостряет понимание всякой символики и, что существенно, той реальности, из которой возникают символы и на которую они указывают. Далее, развившаяся чувствительность к символическому переживанию как таковому приведет к более полному переживанию символов собственно христианских.

 

При усвоении такого взгляда христианские символы уже не могут пониматься как посторонние, пришедшие извне сообщения из высших сфер и реальностей или как исторические отсылки к давно прошедшим случаям вмешательства Бога в дела человеческие.

Скорее они должны быть прочувствованы как отображения глубинной поступи психической и духовной жизни, помогающие человеку легче войти в ее ритмы и быть преображенным ими. Именно тогда религиозные символы и мифы и обнаружат свой мощный потенциал преображения, нацеленный на уровни психики и духовности, трансцендентные эго, исцеляя и возвращая целостность здесь и сейчас.