Гейер Шэрон – Дочь Иерусалима

Лос-Анджелес, 1959-й год

Со страниц паспорта в красной обложке, выданного консульством Ирана в Сан-Франциско, тоскливым взглядом на меня смотрела девчушка восемнадцати лет. Ее густые и непослушные волосы были гладко зачесаны назад. Паспорт выдан на имя Фатимы, место рождения которой неизвестно, поскольку надпись гласила: «Рождена за рубежом».

Так я познакомилась с демократией Востока, получив свои новые документы от консула Его Высочества Шаха Ирана. Что, впрочем, меня совсем не расстроило, а даже наоборот... Позже я узнала о том, что у пророка Мохаммеда была дочь по имени Фатима. Неужели консул решил, что я мусульманка? Однако я не сильно волновалась по поводу своего нового имени, поскольку для меня, номинальной христианки, это было не так уж и важно. Впоследствии родня моего мужа назовёт меня Шэрон, что означает на языке фарси «Милая». Скорее всего, меня удивило определение моего места рождения в новом паспорте. «За рубежом» звучало размыто. Но мне эта двусмысленность ничуть не мешала. Понимай, как хочешь, мол, Фатима рождена в Париже, в Калькутте или в Рангуне. Зачем консул распорядился отметить в паспорте место моего рождения именно так? Почему нельзя было просто написать, что я была рождена в США?

Последующие шесть лет, которые мне придется прожить в мусульманской семье в Тегеране, этот паспорт будет свидетелем двойственности моей жизни.

Я была четвертым ребенком из шести в семье. Мой отец занимался животноводством, а мать была домохозяйкой. Скучная сельская жизнь заставляла желать чего-то большего. Поэтому я была готова с распростертыми объятиями встретить захватывающие приключения, перемены в жизни и все, что угодно, лишь бы это отличалось от того стиля сельского бытия в Лос-Анджелесе, который мне уже просто приелся. Так я влюбилась в парня, студента факультета химии, приехавшего из Ирана. В то время я училась на первом курсе Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. (Смолисто-черные волосы Мансура украшала проседь, редко пробивавшаяся на макушке головы. Я заметила, что он и сам был не прочь покрасоваться своим статным видом, который подчеркивали его рост и благородная осанка. А его выразительные глаза сверкали, словно опалы, из-под густых черных бровей.

Однажды я решила познакомить его с моей семьей. Старшая сестра занималась завивкой волос на кухне, сражаясь со всеми химическими добавками, необходимыми для этого. Но Мансур не подал и вида, что оттуда клубнями валил едкий дым в гостиную. Мама сидела, как обычно, в своем кресле и читала журнал.

- Мам, познакомься, это Мансур,- начала я. Отложив журнал в сторону, она немного занервничала. Мансур сделал шаг вперед и взял ее за руку в знак приветствия, слегка наклонившись к ней. Только не вздумай целовать ей /^^-запротестовала я мысленно. К моему облегчению, он этого не сделал, но его благородство, с которым он умел держаться, очаровало ее. Это можно было прочесть по ее румянцу на лице, ознаменовавшему одобрение. В этот момент в гостиную вошел отец. Мансур вел себя очень уважительно, с оттенком некоего хладнокровия, что совсем не удивляло меня, ведь ему было тридцать лет, а мне недавно исполнилось восемнадцать.

Наше первое свидание состоялось в частном клубе бальных танцев. Мансур учил меня танцевать вальс и танго. Я постоянно сбивалась с такта и наступала ему на ноги, или толкала кого-нибудь локтями. Но, несмотря на это, он держался, словно Фрэд Астейер, и шептал мне, что я его Диана Дурбин, кинозвезда 30-х. Я про такую даже и не слышала. В детстве я фантазировала, что я принцесса, которую каким-то образом потеряли, затем ее нашел и приютил в своей огромной семье добрый фермер. Когда мы с Мансуром кружились в танце, эти воспоминания всплыли в моей памяти.