Карчевский - Книга Плач Иеремии - Эйха

ТаНаХ является сборником книг, собранных в один, условно говоря, канонический сборник иудаизма. Тора — Закон, учение, Пятикнижие Моисея. Навиим — Пророки. Кетувим — Писания.

В Писании есть пять книг, которые в каноне, а также в богослужебной практике объединены в группу книг под названием «Мегилот», свитки[1].

Это книги «Песнь песней», «Рут», «Плач Иеремии», «Екклесиаст» и «Эстер».

Вероятней всего, в древности данные книги не были объединены в один сборник, т.к. в LXX, которая стала основой для христианского библейского канона, эти пять свитков разбросаны среди других библейских книг и соответственно воспринимаются самостоятельно, вне связи с другими «мегилот»[2]. В еврейском же каноне эти книги объединены, хотя и не имеют фиксированной последовательности расположения их в каноне[3].

В еврейской традиции пять свитков не только находятся в каноне рядом друг с другом, но и играют важную литургическую роль, их читают на следующие праздники[4]

Сегодня, на девятое ава, день поста посвящённый памяти разрушения Первого и Второго Храмов, читают прежде всего саму книгу Плач Иеремии (на иврите Эйха), «Мидраш Эйха» и другие комментарии на книгу «Эйха»[5], книга «Эйха» читается в рамках вечернего и утреннего богослужений в синагоге.

Моя цель сегодня дать небольшой обзор книги Плач Иеремии, мой реферат основывается в основном на «Введении в Танах» Йоэля Вейнберга, с привлечением других, важных работ.

В еврейской традиции книга называется по первому слову «Эйха» — «Как!», «Каким образом?»[6], «За что?»[7], или же по названию книги в Вавилонском Талмуде «Кинот» (мн. от кина) — плачи, элегии (ББ15а). Этому названию «кинот» следуют Септуагинта и Вульгата, где книга называется ΘΡΗΝΟΙ (LXX), иногда латизированное название Threni (vg), или же в переводе Lamentationes (vg)[8]. Практически во всех европейских языках книга имеет название «Плач/плачи Иеремии».

До Нового Времени существовала устойчивая традиция, что автором книги «Эйха» является пророк Иеремия, эта традиция нашла наиболее полное выражение уже в Септуагинте, где в начале текста книги написано «И случилось это после того, как Йисраэл ушел в пленение и йирмйаху сидел и плакал и сочинил этот плач о Иерусалиме сказав ...». Эти слова перекликаются со словами самого пророка «О горах подниму я рыдание и вопль, и о пастбищах пустыни плач, ибо они выжжены, так что никто там не проходит...»(Иер.9,9-10). Из чего можно увидеть, что пророк Иеремия также сочинял и говорил плачи[9]. Авторство Иеремии указано не только в Септуагинте, но и в независимых от Септуагинты текстов, например в арамейских и сирийских переводах Танаха, а также в Талмуде[10]. Исследователь Йоель Вейнберг так описывает автора книги Плач Иеремии:

 

«Создатель книги Плач не мог быть рядовым человеком, который, охваченный горем и отчаянием, спонтанно сочинил этот плач. Напротив, особенности композиции, стиля и языка указывают на владение автором сложными приемами стихосложения, на высокий уровень профессионализма. Об этом свидетельствует также четкая, выверенная композиция книги Плач, умелое использование формы акростиха, блестящая языковая инструментовка текста. О богатом словарном запасе автора и непринужденном, свободном применении его говорит тот факт, что в этом небольшом сочинении содержится более 20 уникальных для Танаха слов, причем, подчиняясь требованиям акростиха, автор неоднократно изобретает новые выражения, такие, например, как дархей цийон («пути Цийона»), — чтобы начать четвертый стих в акростихе с четвертой буквы алфавита далет, и т. п.»[11].

 

Также Йоэль Вейнберг отмечает, что автор был непосредственно причастен к трагедии 586 года[12].

В современной библеистике авторство Иеремии как правило оспаривается[13].

Само название книги «Эйха» в масоретском тексте указывает на жанр, к которому принадлежит эта книга, «плач»[14] — исторически он развился из погребальной песни. Истоки погребальной песни в спонтанном плаче сородичей по усопшему, который в мире Танаха обрел свою жизнь в среде профессиональных плакальщиц. О них упоминает пророк Иеремия 9,17-19

¹⁷ Так говорит Господь Саваоф: подумайте, и позовите плакальщиц, чтобы они пришли; пошлите за искусницами в этом деле, чтобы они пришли.

¹⁸ Пусть они поспешат и поднимут плач о нас, чтобы из глаз наших лились слезы, и с ресниц наших текла вода.

¹⁹ Ибо голос плача слышен с Сиона: "как мы ограблены! мы жестоко посрамлены, ибо оставляем землю, потому что разрушили жилища наши".

 

Уже в этой профессиональной среде погребальная песня приобрела своё название «кина» (плач, жалоба), а также свою определённую форму, одним из признаков которой было восклицание «эйха» в начале или в конце песни[15].

Образцом кина являются плачи о гибели Шаула и Йонатана (2-Самуила 1,19) и о гибели Авнера (2 Самула 3,33-34), которые приписываются Давиду. Общее свойство кинот — звучащая в них непосредственная причастность, личное горе и т.д. Со временем кинот развились в одну из распространённых форм пророческого слова, где объектом плача был не отдельный человек, а весь народ, государство, а функция плача была предупреждать о грозящей погибели[16].

Погребальная песня могла состоять из шести элементов[17]:

В книге Плач Иеремии можно увидеть все эти элементы.

Пять глав связаны между собой еврейским алфавитом. В Плач 1 и 2 содержатся 22 трёхстрочных строфы, а в Плач 4  — такое же количество двухстрочных строф, каждая их которых начинается с последующей буквы еврейского алфавита. В Плач 3 все три строки каждой строфы начинаются с одной и той же буквы, а Плач 5 имеет число стихов 22[18].

 

Не исключено, что выбор «пять глав» мог быть связан с тем, что автор создавал произведение, которое будет подобно пяти книгам Моисея и пяти книгам Давида[19]. Подобное деление на пять книг мы встречаем также в эфиопской книге Еноха[20]. Книга Плач Иеремии является антологической поэзией, т.к. содержит частично дословные, а также идейные заимствования из Псалмов, Иисайи, Иеремии и Иезекииля[21].

Плач представляет собой триптих, центром которого является 3-я глава из 66 стихов, а две «боковые» части образуют главы 1-2 и главы 4-5, каждая из 44-х стихов[22]. Особенность триптиха заключается в том, что центральная часть содержит главное событие или главную тему всего триптиха, а боковые части содержат изображения или описания, которые дополняют или разъясняют центральную часть[23].

 

Поэтому рассмотрим для начала именно третью главу, которая начинается со слов «¹ Я человек, испытавший горе от жезла гнева Его. ² Он повел меня и ввел во тьму, а не во свет.». Повторение личного местоимения и обозначение себя словом гебер (мужчина, муж) с артиклем говорит о выраженном самосознании говорящего, ощущении им своей особости и значимости как участника и свидетеля случившигося. Герой говорит о себе не просто как о стороннем наблюдателе, а как о том, кто пропустил весь ужас случившегося, можно говорить о том, что он воспринимал себя воплощением и выражением того, что случилось с Иерусалимом, с Иудой, с «нами»[24].

 

«¹⁵ Он пресытил меня горечью, напоил меня полынью. ¹⁶ Сокрушил камнями зубы мои, покрыл меня пеплом. ¹⁷ И удалился мир от души моей; я забыл о благоденствии, ¹⁸ и сказал я: погибла сила моя и надежда моя на Господа.» В этих словах автор выражает свою общность с участью «нас», всего народа. Кроме явного плача автор не забывает и о надежде «²² по милости Господа мы не исчезли, ибо милосердие Его не истощилось. ²³ Оно обновляется каждое утро; велика верность Твоя! ²⁴ Господь часть моя, говорит душа моя, итак буду надеяться на Него. ²⁵ Благ Господь к надеющимся на Него, к душе, ищущей Его.». При описании надежды можно заметить изменение акцентов, при описывании трагичной судьбы коллектива «мы» автор делает упор на «я», в описании же надежд на божественное прощение и спасение акцент перемещается на «мы», хотя и «я» не остаётся без внимания[25].

Как и центральная часть триптиха, его первая боковая часть (гл. 1-2) начинается описанием бедствий, которые постигли Иерусалим, представленный в тексте в образе женщины. «² Горько плачет она ночью, и слезы её на ланитах её. Нет у неё утешителя из всех, любивших её; все друзья её изменили её, сделались врагами ей.» (Я изменил СП, чтобы была видна персонификация города, т.к. в русском тексте теряется смысл из-за того, что город в русском языке не женского рода). Но страдающая Иерусалим не безвинная страдалица, поскольку отступив от Б-га, сама виновна в постигших её бедах[26]: «⁸Тяжко согрешила Иерусалим, за то и сделалась отвратительной; все, прославлявшие её, смотрят на неё с презрением, потому что увидели наготу её; и сама она вздыхает и отворачивается назад. ⁹ На подоле у неё нечистота, и поэтому необыкновенно унизилась, и нет у неё утешения.»

 

Для того, чтобы утешение всё же стало возможным «я»-Иерусалим обращается к Б-гу, признаваясь в своих прегрешениях: «¹⁸ Праведен Господь, ибо я непокорна была слову Его. Послушайте, все народы, и взгляните на болезнь мою». Прощение не даётся легко и за словами признания в своих прегрешениях следует повторное, нарастающее в своей грозности описание бед, которые Б-г обрушил на Иерусалим[27]: (гл. 2) «¹ Как помрачил Господь во гневе Своем дщерь Сиона! с небес поверг на землю красу Израиля и не вспомнил о подножии ног Своих в день гнева Своего. ² Погубил Господь все жилища Иакова, не пощадил, разрушил в ярости Своей укрепления дщери Иудиной, поверг на землю, отверг царство и князей его, как нечистых». Во второй главе уже другой «я»/индивидуум обращается к персонификации Иерусалима «¹³ Что мне сказать тебе, с чем сравнить тебя, дщерь Иерусалима? чему уподобить тебя, чтобы утешить тебя, дева, дщерь Сиона? ибо рана твоя велика, как море; кто может исцелить тебя?». Этот другой герой призывает Иерусалим «¹⁸ Сердце их вопиет к Господу: стена дщери Сиона! лей ручьем слезы день и ночь, не давай себе покоя, не спускай зениц очей твоих. ¹⁹ Вставай, взывай ночью, при начале каждой стражи; изливай, как воду, сердце твое пред лицем Господа; простирай к Нему руки твои о душе детей твоих, издыхающих от голода на углах всех улиц.» и заканчивается этот диалог между «другим» и Иерусалимом обращением последней к Б-гу: «²⁰ "Воззри, Господи, и посмотри: кому Ты сделал так, чтобы женщины ели плод свой, младенцев, вскормленных ими? чтобы убиваемы были в святилище Господнем священник и пророк? ²¹ Дети и старцы лежат на земле по улицам; девы мои и юноши мои пали от меча; Ты убивал их в день гнева Твоего, заколал без пощады. ²² Ты созвал отовсюду, как на праздник, ужасы мои, и в день гнева Господня никто не спасся, никто не уцелел; тех, которые были мною вскормлены и вырощены, враг мой истребил"».

 

Вторая боковая часть (гл. 4-5) начинается с повтора, но с многократно возросшей суровостью, изображения обрушенных Б-гом на Иерусалим бедствий и ужасов. «⁹ Умерщвляемые мечом счастливее умерщвляемых голодом, потому что сии истаевают, поражаемые недостатком плодов полевых. ¹⁰ Руки мягкосердых женщин варили детей своих, чтобы они были для них пищею во время гибели дщери народа моего.». И также называются непосредственные виновники несчастья — это цари (4,12), а также пророки и священники (4,13)[28]. Во второй боковой части доминирует «мы» в описании наказаний и обращении к Б-гу «¹⁷ Наши глаза истомлены в напрасном ожидании помощи; со сторожевой башни нашей мы ожидали народ, который не мог спасти нас. ¹⁸ А они подстерегали шаги наши, чтобы мы не могли ходить по улицам нашим; приблизился конец наш, дни наши исполнились; пришел конец наш.» и (гл 5) «¹ Вспомни, Господи, что над нами совершилось; призри и посмотри на поругание наше.»

Однако главное, что характеризует вторую боковую часть и определяет её функциональное назначение по отношению ко всему триптиху — это провозглашение надежды на божественное прощение и спасение[29]: «²⁰ Для чего совсем забываешь нас, оставляешь нас на долгое время? ²¹ Обрати нас к Тебе, Господи, и мы обратимся; обнови дни наши, как древле. ²² Неужели Ты совсем отверг нас, прогневался на нас безмерно?»

 

Обе боковые половины триптиха завершаются обращением к божественному спасению и вопрошают о Его внимании: 2,20 «Воззри, Господи, и посмотри: кому Ты сделал так...»и 5,20 «Для чего совсем забываешь нас...». Такими обращениями выделяется надежда, о которой было сказано в центральной части книги.

 

«¹⁸ и сказал я: погибла сила моя и надежда моя на Господа. ¹⁹ Помысли о моем страдании и бедствии моем, о полыни и желчи. ²⁰ Твердо помнит это душа моя и падает во мне. ²¹ Вот что я отвечаю сердцу моему и потому уповаю: ²² по милости Господа мы не исчезли, ибо милосердие Его не истощилось. ²³ Оно обновляется каждое утро; велика верность Твоя! ²⁴ Господь часть моя, говорит душа моя, итак буду надеяться на Него. ²⁵ Благ Господь к надеющимся на Него, к душе, ищущей Его. ²⁶ Благо тому, кто терпеливо ожидает спасения от Господа.»

 

Картина мира книги Плач Иеремии имеет две основные координаты — один  и единственный Б-г и человек в разных его ипостасях. Место и роль Б-га в этой картине мира определяется детерминистскими воззрениями автора. Не идёт речи о двух путях, один из которых может выбрать человек, а утверждается:

«³⁷ Кто это говорит: "и то бывает, чему Господь не повелел быть"? ³⁸ Не от уст ли Всевышнего происходит бедствие и благополучие?»[30].

 

Как можно увидеть книга Плач Иеремии является ярким представителем древнееврейской литературы жанра «плач». Связь книги с трауром девятого ава представляется логичной из-за содержания самой книги. Она описывает разрушение Иерусалима, описывает трагедию еврейского народа и будучи плачем выполняет роль «кина» в рамках траурного дня. Особенно необходимо отметить о взаимосвязи между отдельным индивидуумом «я» в книге с коллективным «мы» в качестве психологического воздействия на поколения, которые не связаны напрямую с трагедией разрушения Храма, но во время чтения могут эмоционально сопереживать трагедию со остальным еврейским народом.

---