Кроссан - Долгий путь из Типперэри - Crossan - A Long Way from Tipperary

Современная библеистика – Переводы Эсхатоса

---

Воспитанный в традиционной ирландской католической церкви, Кроссан унаследовал веру, которая «была полностью принята и усвоена, но не обсуждалась, не исследовалась и не подвергалась критике». Дух бесстрашия, чье воображение воспламенялось не благочестием, а соблазном и вызовом приключений, он стал монахом, чтобы путешествовать и исследовать мир, не подозревая, что его самые захватывающие поиски будут научными и духовными. "Бог предлагал самое лучшее приключение», - признается Кроссан.

 

Поскольку он никогда не мог подвергнуть свои богословские убеждения и исторические находки ограничениям Церкви, Кроссан решил покинуть монастырь и священство. Говоря об этом времени в своей жизни, Кроссан пишет: «Даже обет послушания не мог заставить меня петь песню, которую я не слышал». Но он никогда не оставлял римско-католическую общину или традиции и никогда не терял своей веры. Он посвятил свою жизнь и карьеру пересмотру того, что он называет «необходимой операцией на открытом сердце самого христианства».

 

Джон Доминик Кроссан; [пер. с англ. для библиотеки богословского клуба ESXATOS]. — 2019. – 179 с. – (Современная библеистика).

Электронное издание.

ISBN 9780061978265 (англ.)

Перевод исключительно в рамках частного использования осуществлен с издания:

A Long Way from Tipperary. A Memoir. HarperCollins e-books, 2009. Adobe Digital Edition September 2009. ISBN 9780061978265

 

 

В 1993 году в Университете Депола состоялась конференция, организованная кафедрами религиоведения и Университетского служения под названием "Иисус и Вера: богословы  обсуждение  творчества  Джона Доминика Кроссана". Одна и та же  критика, высказанная двумя разными учеными, заставила меня наконец задуматься над вопросом, которым заканчивалась последняя глава: как и в какой степени моя собственная жизнь повлияла на реконструкцию исторического Иисуса - проекта, в котором я проводил всю свою профессиональную карьеру?

 

Один участник высказался так:

"[Кроссан] не  сознательно движим его собственными корнями в колонизированной Ирландии, а так же его собственный опыт угнетения Римской церковью повлияли на этот портрет.... [Он] никогда не говорит прямо, откуда он исходит с теологической точки зрения, и он кажется менее осведомленным, чем он мог бы быть, о том, как его собственная религиозная/духовная ситуация может влиять на то как он исследует истину об Иисусе из Назарета и как на самом деле выглядит его реконструированный портрет".

 

Другой участник отметил, что я не «выполнял никакого сознательного  социального позиционирования” и что я игнорировал обязательство “позиционировать себя в контексте". Но она также признала “что этот вопрос самоконтекстуализации все еще кажется мне неуловимым, даже менее конкретизирующим, чем мы хотели бы себе представить, учитывая обширную пустоту таких категорий, как "раса", "класс" и "пол", пока они не будут кропотливо заполнены, а иногда и провокационными для простого признания».

 

Я признал обоснованность этих критических замечаний, но также и трудность, столь точно сформулированную в этом заключительном замечании. Недостаточно позиционировать себя теологически, просто сказав, что я католик. Недостаточно просто сказать, что я белый, европеец и мужчина, чтобы позиционировать себя в обществе. Это обобщения, а мы живем в частностях: я не просто католик, я бывший монах и бывший священник, и, более того, я тот, кто, если бы ему пришлось сделать это снова, сделал бы это снова. Я не просто европеец, я ирландский европеец, я из европейской колонии в Европе, и я из первого постколониального поколения этой раздробленной страны. В 1993 году я ответил, что боюсь, если буду слишком много говорить о себе, “глубина и широта этих особенностей (даже без введения Фрейда) заполнят пространство, доступное для любого другого предмета, вызовут концентрацию исключительно на них, и, поскольку все становится автобиографией, ничто никогда не изменится в мире неравенства и несправедливости”, и такие изменения были бы вызовом Царству Божьему Иисуса.

 

В последующие годы я заметил одну характерную особенность журналистских интервью и лекционных вопросов. Хотя предметом был исторический Иисус, вопросы были так же часто теологическими, как и историческими, и хотя предметом был исторический Иисус, вопросы были так же часто биографически обо мне, как и биографически о нем. С одной стороны, у меня есть серьезные сомнения относительно этого процесса. Кажется, это часть нашей современной склонности говорить о говорящем, а не о предмете, об актере, не о фильме, об авторе, не о книге, о политике, не о программе. Это кажется частью нашего нынешнего вуайеристского индивидуализма, частью нашей всепроникающей болтовни (что-то говорить ни о чем), частью нашего перманентного ток-шоу. Но, с другой стороны, я понимаю историческую реконструкцию как диалектику между зрителем и наблюдаемым, в которой каждый изменяет другого, взаимодействие между настоящим и прошлым, в котором каждый интерпретирует другого. В этой ситуации вопросы о моем собственном опыте, предубеждениях и предрассудках кажутся справедливыми, и я всегда отвечал на них так ясно и честно, как только мог.

 

Я начал помещать свои биографические данные в книгах, написанных после 1993 года, но предельно осторожно, чтобы фокус внимания не сместился от исторического Иисуса к историческому меня, то есть от возвышенного к смешному. Реакция критиков и рецензентов напомнила мне о двойной связи,  таких откровений на каждого, кто признавал обоснованность их присутствия, приходился еще один, который находил их неуместными. Когда я упоминал о своих теологических выводах, их иногда принимали за теологические принципы. Я занимался историей только для того, чтобы оправдать позицию веры, которая уже была в самом начале. Я искал и, следовательно, нашел Иисуса, который был просто отражением моих личных симпатий и антипатий. Я описываю Иисуса как "Средиземноморского еврейского крестьянина" под римским гнетом, как мне сказали, из сочувствия к прошлому страданию ирландских крестьян под британским гнетом. Несмотря на все это и на все риски, я пишу эту книгу, чтобы полностью осознать взаимосвязь между, с одной стороны, моей собственной жизнью и верой, а с другой-моим изучением исторического Иисуса и раннего христианства. Между прочим, мое собственное понимание таково, что тридцатилетний исследовательский проект вынудил исторического меня измениться, а не исторического Иисуса. Вот что я исследую в этой главе: как в рамках необходимой диалектики любой достоверной исторической реконструкции искатель и искомое изменяют друг друга взаимно, неуклонно, неизбежно.