Моррен - Бог свободен и связан

Бог свободен и связан. Парадокс? Да, именно парадокс, который становится отблеском тайны, раскрывая себя в богатстве мысли. Мы находим здесь собранными воедино те элементы, которые формируют и очерчивают взгляд ученого на веру, анализируемый в настоящей работе - принцип дополнительности и знамение или знак. Эти слова предвещают трудное чтение. Но это отнюдь не так, и автор убежден, что об этих вещах можно говорить просто. Он - просто верующий инженер, пожелавший выразить реакцию научного и технического образа мысли.

 

Что бы ни говорили об этом, проблема науки и веры остается на повесткие дня, хотя она и сильно изменила свой облик. Сциентизм, который охотно объявляют мертвым, отлично себя чувствует, если судить о нем по тому успеху, который выпал на долю вызвашей много откликов книги Жака Моно «Случайность и необходимость». Сегодня речь идет о глобальном представлении, чье материализующее давление имеет под собой две основных опоры: редуцирущий анализ и тоталитарную направленность. Они порождают мышление, исходящее от науки, которое может производить магическое воздействие как на ученых, так и на неученых.

 

Но та же среда, однако, весьма мало чувствительна к доводам философского порядка. Особенность научного мышления состоит в приверженности фактам. И потому, чтобы вырваться из этого замкнутого круга, и без того пораженного загадкой зла, нам нужно отыскать факты, которые могли бы быть носителями смысла. Но фактом-носителем смысла является именно то, что мы называем знаком или знамением.

 

Издательство «Жизнь с Богом»

Брюссель, 1990

 

Предисловие кардинала Сюненса

Предисловие к русскому переводу прот. Л. Меня

Предисловие автора

Введение

Послесловие

Оглавление

 

 

При чтении рукописи этой книги мне пришла на память одна мысль кардинала Дешана: «Простые люди веруют по здравым соображениям, предоставляя ученым доказывать, что соображения эти действительно здравы». То, что профессор Моррен предлагает нам на этих страницах, всецело пронизано тайной веры и одновременно отвечает требованиям научной строгости. Он заявляет, что будет говорить языком честного человека и не заведет нас в дебри физических теорий. Я счел это ораторским приемом, но ошибся; в его языке нет ничего герметического, и его обращения к науке являются прежде всего призывом транспонировать, по аналогии, некоторые аспекты, такие как принцип дополнительности, которые помогут ученому раскрыть себя для иных измерений, нежели те, которые относятся исключительно к области его исследований.

 

Эта книга благотворна прежде всего своим научным и религиозным иренизмом (умиротворяющим влиянием - прим.ред.). «Достойное отношение к человеку, пишет он, означает обращение как к разуму его, так и к сердцу». Он справедливо протестует против сведения понятия «разум» к слишком узким, замыкающим его границам. «Более не различают разумное, говорит он, оттого, что можно было бы назвать строго дедуктивным рациональным». Весьма уместное замечание. В этих словах заключается умозрение, свойственное человеку: речь идет не о рационализации тайны, а о том, чтобы она была вполне разумна, дабы человек мог ее исповедовать.

 

Богословие, подспудно вложенное в эту книгу, подобно тому, которое выразил однажды о. Русело в статье «Глаза веры», вызвавшей много откликов и наложившей свой отпечаток на наше поколение. Эта статья помогла нам в то время постичь разумение веры внутри ее самой и дала нам лучше понять смысл того, что можно было бы назвать отблесками присутствия Божия. Среди этих отблесков автор по праву подчеркивает значение святости. «Экзистенциально встреча со святостью есть непосредственный путь к встрече с Богом». Но он останавливается прежде всего перед чудом.

 

Он справедливо рассматривает чудо в религиозном контексте в духе богословской интерпретации, разработанной о. Монденом в его замечательной книге о чуде. Богословие знамения освобождает нас от давнего классического воззрения на чудо как на некое представление о непременном нарушении законов природы. Оно может только помочь ученому, чье воспринятие лежит в глубине его собственных поисков, понять, как факт смыкается с его смыслом. Пусть усилие автора реабилитировать чудо как знамение освободит нас от этого комплекса, который побуждает многих сегодняшних христиан относиться к чуду с какой-то неловкостью или обходить его молчанием. Напротив, понятое в его религиозной глубине, оно дает нам прикоснуться к присутствию Божию, гораздо более тонкому, чем то, что бросается в глаза, но не менее реальному. Тем самым оно проливает свет на саму любовь Божию - свободную и связанную - «на любовь, чья сила безвозмездная и неприметная умеет не разрушать «естественный» ход вещей, но подчиняет его своим замыслам».

 

Мы благодарны профессору Моррену за это пережитое им свидетельство, за этот взгляд на веру человека науки, который как говорит один из героев Клоделя, «любит вещи, существующие вместе»: в принципе дополнительности.

 

Малин, 15 апреля 1975 г.

Л. Ж. Кардинал Сюненс, Архиепископ Малинский и Брюссельский