Моуэт - Говорят современные пророки

Куда поместить Φ.Бухмана, среди тех, кто говорил пророческие слова о будущем цивилизации в течение двух последних столетий?

 

Некоторые из них - Кьеркегор, Линкольн, Стритер, Швейцер, Шуман (список, конечно, не является исчерпывающим) - были христианами.

 

Некоторые, профессионально занимавшиеся историей - Томас Арнольд (отец Мэтъю), Буркхардт и ряд других, предвидели упадок, подобный упадку Греции и Рима.

 

Иные, подобно Леки, возлагали свои надежды на прогресс технологии, обещавший светлое будущее. Призванием же Бухмана было - "переделать мир", добиваясь изменений в людях и нациях.

 

Линкольн и Шуман были государственными деятелями первой величины, которые стремились не только спасать от катастрофы какое-то имущество, но и начинали строить заново. Бухман влиял на Шумана, Аденауэра и других правителей и воодушевлял их в традициях древних еврейских пророков.

 

Подобно тем пророкам, он бросал людям вызов самого общего плана, предрекая катастрофу, если не произойдет моральных изменений. Проводя такую линию: он расширял сферу действия и размах англо-американского внутриуниверситетского движения, которое, благодаря людям, подобным Μуди, Драммонду и Мотту - в начале этого века - привело бесчисленное множество молодых людей к потребности слушать Христа и служить Ему.

 

Бухман продолжил их связи с молодым поколением, но он достигал того же результата с людьми всех возрастов и поистине всех вер - без исключения. И, таким образом, он пошел дальше своих предшественников, двигаясь в другом измерении с дальновидными стратегическими целями.

 

В то время как другие - в Индии, Китае и повсюду ־ проводили миссионерские кампании, Бухман стал другом Ганди, Сун Ят-сена и виконта Сибусавы, а также коронованных особ, профсоюзных лидеров, не говоря уже о множестве друзей во всех сферах жизни Америки.

 

 

НЬЮ ЧЕРУЭЕЛЛ ПРЕСС, ОКСФОРД 1995 г., - 71 с.

 

 

Предисловие к русскому изданию

Введение

Биографические сведения

Благодарности

 

 

Я начал читать эту книгу, ожидая разъяснения идей, уже известных мне. Я ошибся. Текст рукописи русского перевода сразу меня захватил. Я знал Моральное Перевооружение по нескольким прекрасным людям, приезжавшим в Москву, по встречам в Швейцарии, по сборнику речей Фрэнка Бухмана и по глубокой книге Теофила Шперри "Действие из тишины" (о том же Бухмане). Исторический обзор Моуэта - следующий шаг после Шперри. Личность (как и деятельность) Бухмана перестает быть изолированным фактом, случаем, которого могло и не быть. Она связывается с традицией западной духовности. Это целая традиция нравственного действия, вырастающего из молчаливого созерцания, целое противотечение к той шумной сверх скоростной цивилизации, которую мы обычно связываем со словом "Запад", - противотечение деятельное, соединяющее практическую энергию Запада с пониманием ценности тишины и вдохновением, родившимся в тишине. Меня особенно порадовала встреча с Б.Х. Стритером; я прежде ничего о нем не слышал. Но чувство близости не прекращалось почти нигде.

 

Большая историческая перспектива обрисована сжато и просто; нигде не теряешь основной нити. Очень убедительно показана необходимость, с которой возвращение к истокам христианства оказывается в то же время выходом за ограниченность вероисповедания и становится союзом доброй воли всех религий. Наиболее полное философское выражение это нашло у Стритера, но открытость к духу истины вне "зримой церкви" и тяготение к "незримой церкви" пронизывает собою всю эту книгу.

 

Хочется возразить только против пары спорных частностей. Моуэт повторяет ошибку, исторически оправданную у Бухмана, но не у автора, пишущего в девяностые годы. Взгляды Бухмана сложились в борьбе с коммунизмом, и он жестко связывает разрушительные движения с материалистической философией. Опыт показывает, что зло лежит гораздо глубже. Материализм - не причина, а следствие разрушения веры. Развитие, дифференциация, технико-экономический прогресс неизбежно расшатывают символы, в которых выражено сознание духовного целого, расшатывают добрые нравственные привычки. Возникает потребность восстановить потерянную цельность. И вот тут величайшую смуту вносят движения, стремящиеся остановить развал, возродить Золотой век. Мировое зло XX века - не безверие, а вера, фанатическая вера в ложных кумиров. Коммунизм, фашизм, нацизм, мусульманский интегризм исходят из веры, что насилием можно создать гармонию и справедливость. При этом Гитлер был мистик и романтик, Хомейни же - правоверный мусульманин.

 

У нас в России есть попытки создать клерикальный фашизм. И Георгий Петрович Федотов, заставший первые шаги фашизма в эмиграции, писал: "Мы не спрашиваем, какой вы веры, но какого вы духа". Можно спорить и с попыткой вывести идею морального перевооружения слишком издалека - из Возрождения и Реформации, поставленных рядом, как близнецы. В самом деле, Возрождение древности несло в себе возврат к язычеству, отпадение от Бога Авраама, Исаака и Иакова. Реформация (и контрреформация) -своего рода Антивозрождение, протест против него, такая же реакция, как романтизм - на просвещение, символизм - на позитивизм XIX века. Развитие шло зигзагами. Каждый крупный шаг в сторону всемогущего рацио вызывал попытки восстановить интуитивно-целостное и возродить веру (Кальдерон и Палестрина; немецкие романтики; Райнер-Мариа Рильке). Однако в целом Новое время двигалось к тому, что Ницше назвал смертью Бога.

 

Кьеркегор чувствовал себя одиночкой в мнимо христианской цивилизации. Традиция, к которой примкнул Бухман, - только противотечение к основному потоку. И стоило бы рассмотреть другие противотечения, выступавшие в форме «борьбы с Западом» в культурах, втянутых в процесс вестернизации. Это русская литература (Достоевский, Толстой) и русская философия; это ряд мыслителей Индии; это М. Бубер, Халил Джибран, Д.Т. Судзуки. Одна из задач философии морального перевооружения - диалог с ними, воссоединение западной духовности с традицией "борьбы с Западом".

 

Очень важно осознать, что задача XXI века - не столько завершение Нового времени, сколько переход к "Посленовому", в чем-то противостоящему "Новому", как это последнее противостояло Средним векам. И времени для этого у нас не так уже много. Разрушительные тенденции нарастают с катастрофической быстротой. Благодушие Моуэта опровергается жестокой современностью.

 

Однако мои замечания - не столько критика Моуэта, сколько программа новых исследований, необходимых вслед за его прекрасной книгой.