Островская - Социология религии

Анализ многочисленных монографий и журнальных публикаций последних десятилетий позволяет сделать вывод, что современная теоретическая социология религии продолжает развиваться в русле переработки концепций религии Вебера, Дюркгейма или Парсонса. Так, в Германии подавляющее большинство социологов религии из репертуара классики всегда предпочитают веберовские идеи, а американские социологи — концепции Дюркгейма и Парсонса, причем концепция религии, предложенная Марксом и Энгельсом, как правило, упоминается в качестве одного из теоретических источников.

 

Подчеркну, что социологические теории Дюркгейма, Вебера, Маркса впервые оказались в фокусе международного научного внимания после Второй мировой войны. Вовлечение отдельных работ этих мыслителей в теоретический дискурс американской и немецкой социологии 1940—1960-х гг. происходило в основном в рамках обсуждения теорий общества. Собственно изучение и критика научного Маркса, Вебера, Дюркгейма и Парсонса начались на Западе лишь в 1970-х гг. В контексте сказанного заслуживает самого пристального внимания вопрос о методологических основаниях современных, «новых» теорий религии. К таковым принято причислять принадлежащие авторству Т. Лукмана, П. Бергера, Р. Старка и С. Байнбриджа, Н. Лумана. Каждая из так называемых «новых» теорий представляет собой новый рецепт коктейля из идей, заложенных в концепциях религии Маркса и Энгельса, Вебера, Дюркгейма, Парсонса. Мне в этом контексте представляется необходимым сначала разобраться с тезисами, понятиями и концепциями классических концепций. Это позволит отчетливо установить новизну вклада новых теоретиков. 

 

СПб.: Изд-во «Петербургское Востоковедение», 2018. 320 с. 

ISBN 978-5-85803-515-2 

 

Введение

Глава I. Социологическая рамка изучения религий 

Глава II. Социальные формы организации религии 

Глава III. Религия в глобальном и медиапространстве идеологий

 

Мир современного человека невероятно сложен и разнообразен, перенасыщен информацией, впечатлениями, познавательными возможностями, опытами, телесностью, рисками, рефлексиями, путешествиями. Мы можем с помощью собственного гаджета заглянуть на Луну, найти крохотную улицу любого города мира, пользуемся электронными книгами или предпочитаем аудиоформат, имеем экзотические увлечения. Современная наука шагнула так далеко за горизонты, что понадобится жизнь поколений для практического освоения ее достижений. Мыслимо ли было все это в начале XX в., когда на горизонте западных гуманитарных наук появилась социология и три ее отрасли — экономическая социология, политическая социология и социология религии. Конечно нет. В те времена подобное фантазирование представлялось уместным для приключенческих и футуристических романов. Мечтали литературные гении-одиночки, философы-романтики и инженеры-изобретатели. Социология сразу заявила себя дамой строгой, поклонницей точных цифр и предметных разговоров. Она мыслила себя наукой об обществе с конкретными эмпирическими методами исследования, без лишних философствований. Каждой из ее отраслей было положено изучить соответствующий сектор социальной реальности— экономику, политику, религию. И все три бойко взялись за дело. Социология религии стартовала в крупных теориях общества и в узком секторе прикладных исследований христианства. В течение десятилетий она использовала багаж идей и прозрений теоретической классики, не особо заботясь о своей предметной идентичности и дисциплинарных границах. Так, собственно, ничто к тому и не побуждало.

 

От социологии в целом ожидали ответов на текущие проблемы современного общества, рефлексий о положении дел в экономике, политике, семье, науке, образовании. Зачем вкладываться в дисциплину, изучающую в основном церкви и верующих, организационно базирующуюся на крупных христианских центрах? Достаточно быстро, кстати, у нее появилась успешная конкурентка — церковная социология. Ее создателями выступили представители крупных христианских конфессий, отправленные своими организациями в университеты на обучение социологии и ее методам. Эти люди точно знали, что собираются изучать и для чего учатся. Получив нужные знания, они возвращались в лоно религиозной организации и открывали амбициозные долгосрочные проекты по собиранию банков статистических данных о религиозной принадлежности соответствующей страны. Подобные развороты исследований понятны любому — от бюрге- ра-обывателя до высокопоставленного чиновника, решающего вопрос о финансировании того или иного проекта. Социологии религии понадобилось больше полувека для осознания необходимости очертить свои дисциплинарные границы, отвоевать у серьезных соперниц в лице теологии, философии религии, психологии религии собственную предметную область. Длительное время она вообще воспринималась как некая крохотная маргинальная дисциплинка, представители которой сидят на кафедрах теоретической социологии, политической социологии или преподают на факультете теологии. Радикальным образом положение дел изменили последствия Второй мировой войны. Мир, необратимо поврежденный преступлениями фашизма, собирал себя заново в территориях, государствах, расстановке сил и приоритетов. Массовые переселения народов, гибель поколений мужчин и женщин, чудовищные трагедии концлагерей, Холокост, Аушвиц, ГУЛАГ, бессмысленные и страшные человеческие жертвы.

 

Что могло предложить себе послевоенное общество, сильно поколебленное в самых основаниях своей религиозной веры? Массовый отток верующих из традиционных христианских церквей, поствоенная депрессия, разруха, навсегда утраченная реальность прошлого... Спасла не социология, спасла философия. Благодаря философии экзистенциализма послевоенная Европа обрела рефлексию о трагедии и травме. Экзистенциалисты первыми решились артикулировать все эти невыносимо сложные темы смерти, страха, расколотости мира, утраты универсальной уютной картинки камерного мирка вокруг рыночной площади с кирхой неподалеку и приветливыми горожанами, пьющими свой рождественский глинтвейн. Создать вселенную заново, собрать по крупицам, вернуть веру в человечество и его безграничные возможности взялась наука. Послевоенный мир выкарабкивался новою верой— верой в беспрецедентный научный прорыв, полеты в космос и к другим галактикам, надеждой на бессмертие и полную власть над природой. Но оставался вопрос — как же с религией-то? А ответ казался лежащим на поверхности— не будет в обществе будущего никакой религии, ее вытеснит, заменит наука. В течение двух десятков лет по завершении войны по всей Европе отмечался массовый отток верующих из церквей, наблюдался все возрастающий интерес к нехристианским формам духовности и религиозных практик. Началась эра новых религиозных движений и культов. Социология религии безмолвствовала, продолжая неспешные штудии христианских организаций. Лишь в конце 1960-х гг. слышатся разрозненные голоса социологов с опытом войны и эмиграции — а сколько еще мы будем существовать в лоне церковного финансирования и теологической методологии?