
Образ блуждающего по пустыне скитальца всегда был чрезвычайно трепетным; вместе с тем скитания такого изгнанника составляют мифологическую основу западной культуры со времен Грехопадения - разрыва изначальной связи и гармонии, аналогичного потере рая и рождению в тяжелых земных условиях борьбы и расставаний. Изгнание - это архетипический образ болезненного стимула, побуждающего людей стремиться к возвращению и примирению с трансперсональным. Для большинства людей пустыня - это место, находящееся за рамками признанных культурных форм, полное «могущества беспорядка,., в сочетании с опасностью... у источника энергии».
В пустыне человек сталкивается с трансперсональным и непознанным. Когда в пустыню сознательно или добровольно уходил целитель-шаман или пророк, ощущение уединения могло придать ему особую жизнеспособность, внутренние силы и авторитет; эти силы и сознание, которые человек получал из трансперсонального источника, можно было привнести обратно в сообщество, чтобы обогатить коллективный опыт. Если же пребывание в пустыне было недобровольным, как осуждение на жизнь в одиночестве Каина, Измаила или козла отпущения, пустыня становилась проклятием. Для людей, идентифицировавшихся с козлом отпущения, пустыня становится образом, выражающим их экзистенциальное переживание в абсолютном уединении и изгнании. Это окружающий мир воспринимаемой ими реальности, ибо они ощущают себя особыми, находящимися за границами сообщества, отторгнутыми коллективом.
Из-за отсутствия поддерживающего внутреннего образа они остаются отрезанными от трансперсональных и коллективных источников жизни, пока временно не идентифицируются с приемлемой для них ролью Персоны. Таким образом, пустыня становится засушливом пустошью неимоверных размеров, где человек живет иллюзиями и чувствует свое ничтожество. Это - ужасное царство Азазеля. С точки зрения психологии у таких людей пустыня ассоциируется с потерей чувствительности, вплоть до апатии, ощущением никчемности и паническим чувством покинутости. Она отражает отсутствие их постоянной сопричастности, их бездомности, потайной жизни. Они чувствуют себя заметными, если вся их жизнь сравнивается с жизнью в аду или в потустороннем мире, ибо у них нет ни чувства внутренней безопасности, ни чувства внешней сопричастности. Парадоксально, что вместе с тем пустыня является местом их возможного воссоединения со скрытой индивидуальной Самостью.
Но из-за отсутствия материнского и коллективного признания, которое способствовало бы индивидуальной концентрации сознания и воли, они могут лишь пребывать в изначальном бесформенном хаосе, не умея иначе использовать ресурсы источника, кроме как через переживание ужаса или идентификацию с всемогуществом. От того, что они вообще не встречают внешнего признания, их неудовлетворенное жгучее желание получает как бы непредвзятый архетипический оттенок. Их изгнание отмечено неутолимой жаждой соединения с индивидуальным и трансперсональным Другим и чуть ли не на ощупь осязаемой страстью соприкосновения с божественным. Вместе с тем у них существует и глубинный страх перед любой связью. Так сохраняется эта жгучая и мучительная страсть. Им не дает покоя страстное желание принадлежать стабильной, предсказуемой, удерживающей их реальности, обладающей хотя бы минимальным контролем Эго и неуязвимостью, которые могут защитить их слабую сущность от прямого вторжения мощной трансперсональной энергии.
Однако этого не происходит, и им приходится жить с постоянным ощущением угрозы и осознанием Тени, которую окружающие не хотят замечать. Они могут даже жаждать смерти, которая им даст ощущение окончания изгнания, или же испытывать сильное чувство сожаления о том, что они появились на свет. Такое состояние проявилось в процессе анализа одной молодой женщины. Когда у нее больше не получалось вести себя в соответствии со своей компетентной, но хрупкой Персоной научного работника, она отошла от активной жизни, подолгу оставаясь в постели и горюя о том, что все утратило свой смысл, что она ненавидит жизнь и хочет, чтобы о ней заботились, что ей пришлось «спасать» свою несчастную семью и что она была «ужасной, безжизненной куколкой с западающими глазами». Она чувствовала себя хаотически распадающейся на части и одновременно идентифицирующейся с разными частями комплекса: жертвой-Эго, освободителем, обвинителем и Персоной-куколкой. Какое-то время она не могла ни действовать, ни даже что-то воспринимать вне этого комплекса.
Сильвия Бринтон Перера – Комплекс козла отпущения - Миф и психология коллективной Тени
Библиотека психологии и психиатрии
Издательство – Независимая фирма «Класс»
Москва – 2009 г. / 160 с.
ISBN 978-5-86375-164-1
Сильвия Бринтон Перера – Комплекс козла отпущения. Миф и психология коллективной Тени – Содержание
- Предисловие
- Введение
Глава 1. Избавление от зла и вины
- Паршивая овца
- Козел отпущения в иудейском ритуале
Глава 2. Структура комплекса козла отпущения
- Азазель, обвинитель
- Козел холокоста
- Блуждающий козел
- Священник и Персона-Эго
Глава 3. Изгнание в пустыню
Глава 4. Поиск козла отпущения в семье
Глава 5. Комплекс козла отпущения и эго-структура
- Искажения восприятия
- Перенос и контрперенос
- Терпеливое сдерживание болезненного переживания
- Избранная жертва
- Проблемы самоутверждения
- Удовлетворение потребностей
Глава 6. Козел отпущения - образ Мессии
Глава 7. Фемининность и боги года
Глава 8. Лечение комплекса козла отпущения
- Азазель, козлиный бог
- Священник Яхве
Глава 9. Значение архетипа козла отпущения
- Примечания
- Избранная литература
- Глоссарий юнгианских терминов
Категории:
Благодарю сайт за публикацию: