Пейджелс - Евангелие от Фомы

Зададимся вопросом: как те христиане, которых Ириней называл «худыми истолкователями», читали Иоанна и другие писания — и почему Ириней противодействовал тому, что они вычитали? Ириней предупреждает, что эти люди «отбросили истину в сторону»; они обманывали, соблазняя и заманивая наивных верующих, однако многим людям их очевидные вымыслы действительно казались истиной. Ириней говорит, что христианский поэт и учитель Валентин, его ученик Птолемей и другие, подобные им, придумали все виды мифов о том, что произошло «в начале» и даже перед началом мира.

 

О том, как неизвестный Источник всего существующего, который эти христиане временами называли Первоотцом, а в другое время Молчанием — поскольку не существует слов для описания этого Начала, — сначала изливал потоки Божественных энергий, как мужских, так и женских, чье динамичное взаимодействие произвело вселенную. Некоторые последователи Птолемея продолжали утверждать, что Божественная мудрость произошла «в начале» и участвовала с Богом в сотворении вселенной, как было описано в первых трех главах Бытия. Ириней мог не знать, что подобные вопросы широко обсуждались в определенных иудейских кругах среди учителей и их учеников. Но возможно, он знал о постановке и обсуждении космогонических вопросов у таких учителей, как Валентин и Птолемей, а также об их толковании различных отрывков из ветхозаветных писаний — особенно Бытия, Псалмов и пророчеств Исаии и Притчей. 

 

Пер. с англ. Н. Подуновой

М: Карьера Пресс, 2018. 272 с.

ISBN 978-5-00074-239-6 

 

Благодарности 

Примечания 

Евангелие от Фомы 

Индекс 

 

 

Когда я поняла, что больше не верю всему тому, во что христиане должны верить, я спросила себя: почему бы просто не оставить христианство — и религию — позади, как сделали многие другие? Время от времени в храмах и в других местах я встречала почтенных буддийских монахов, или слышала пение кантора на бар-мицве, или наталкивалась на тех, кто ходит в горы; что-то непреодолимое, властное, даже ужасающее овладевало мною, чего я не могла игнорировать. Я осознала, что помимо веры христианство включает практику — и пути навстречу преобразованию. В последний рождественский сочельник я пришла на ночное богослужение с моей 16-летней дочерью Сарой. Она, будучи еще младенцем, когда я приносила ее в церковь Небесного Покоя в Нью-Йорке, поднимала свою головку, чтобы сосредоточенно слушать пение, льющееся с хоров вниз. Когда ей исполнилось восемь лет, она присоединилась к хору в Тринити, протестантской церкви Троицы в Принстоне, она любила повторять: «Музыка помогает моему сердцу».

 

Спустя восемь лет, после прогулки по холоду, мы медленно протискивались сквозь толпу в церкви и нашли место, чтобы сесть поближе друг к другу на каменных ступенях позади кафедры, где стоял хор. Эта праздничная служба была одной из моих самых любимых в детстве, а потом, особенно после рождения нашего первенца, Марка, и позже — Сары и Давида, я полюбила ее вновь. Однако после смерти Марка мне было тяжело участвовать в ней. Но в этом году я почувствовала, что искренне пою рождественские песнопения и слушаю истории о рождении Младенца в Вифлееме, об ангелах, появляющихся в ночном небе, чтобы объявить чудесное рождение. Я слушала истории, которые большинство исследователей Нового Завета считают вымышленными (у нас очень мало, а то и вовсе нет никакой исторической информации о рождении Иисуса), смесью легенды и мидраш, то есть повествования, опирающегося на иудейские истории о чудесном рождении Исаака, пророка Самуила и спасении младенца Моисея. В ту рождественскую ночь мои собственные ассоциации с этими историями слились в радости и торжестве праздника, переплетаясь с намеками о предстоящей смерти Иисуса, а также обещанием его продолжающегося лучезарного присутствия. Я внимала звукам музыки и тишины, блеску свечей и темноте и наконец почувствовала, что праздник принимает нас в свои объятия и преломляется в нас подобно морю.