Прокопчук - Лекции по Евангелию от Иоанна

Вступление к Евангелию начинается так же, как и книга Бытия: «В начале...». Следующая фраза — «было Слово» (греч. «Логос») - напоминает о том, как Бог Своим словом переводил разнообразные элементы хаоса в упорядоченность творения (например: «И сказал Бог: да будет свет, и стал свет»). Однако если книга Бытия говорит о начале мира во времени, то первый стих пролога Евангелия от Иоанна указывает на существование Слова ещё до создания мира.

 

Для евангелиста Слово — это личное Существо, предвечно бывшее у Бога, единосущное с Ним и действовавшее в качестве Посредника творения (1.1—3). Но поскольку вне пролога имени Логос нет в евангельском тексте, в библейской науке обсуждались причины употребления этого термина по отношению к Иисусу Христу. Слово «логос» греческого происхождения, поэтому в первую очередь исследователи пытались найти истоки представления о Логосе евангелиста Иоанна у эллинистических мыслителей.

 

У стоиков - это жизненная энергия, которая пронизывает вселенную и создаёт в ней совершенный порядок. Иудейский философ Филон Александрийский (ок. 20 г. до Р. X. - 42 г. по Р. X.) придерживался свойственного грекам представления о Боге как удалённой от мира сущности и использовал понятие логос, чтобы объяснить, как происходит общение между трансцендентным Богом и Его творением.

 

Логос воспринимается как внутренний замысел всех вещей в сознании Бога и та сила, которая реализует его. Она стремится удержать дистанцию между Богом и миром и в то же время превзойти её. Таким образом, ей не может быть приписана божественность. Логос Филона — это не лицо, а элемент мира идей, который не является ни объектом веры, ни объектом любви. Поэтому другие исследователи обоснованно считают, что описание Слова в прологе гораздо ближе к библейской традиции. 

 

2-е изд., испр. и доп. - М.: Изд-во ПСТГУ, 2015. - 168 с.

ISBN 978-5-7429-1002-2

 

 

Необходимость выделить рассмотрение последнего Евангелия в отдельный лекционный курс вызвано его существенным отличием от синоптиков. Кроме того, как мы убедимся не раз, Евангелие от Иоанна — это весьма связанный текст. Поэтому его последовательное объяснение значительно облегчает проблему понимания. И хотя разбор четвёртого Евангелия невозможен без предварительного знакомства с его основными идеями и терминологией автора, вводная часть не будет долгой, так как обширное введение предполагает хорошее знание евангельского материала. 

 

Во вступлении к своему исследованию «Водою и Кровию и Духом» выдающийся русский библеист еп. Кассиан (Безобразов) писал: «По существу задача введения есть задача самостоятельная, не совпадающая с задачей толкования. Толкователь вправе ограничить себя задачей толкования и сознательно исключить из поля своего зрения исторические вопросы введения. Материал ответа на этот вопрос ему даёт толкование, но останавливаться на них он не будет, и будет касаться их только мимоходом». Так же поступим и мы, разбирая богословие Евангелия от Иоанна непосредственно по ходу анализа текста.

 

Автор. Создатель четвёртого Евангелия (как и синоптики) не приводит своего имени, указывая на себя как на «ученика, которого любил Иисус». Первым писателем, назвавшим автора Евангелия по имени, был сщмч. Ириней Лионский (ок. 130-200): «Иоанн, ученик Господа, возлежащий на Его груди, также издал Евангелие во время пребывания своего в Ефесе Азийском». В юности Ириней был знаком со сщмч. Поликарпом Смирнским (ум. 155), учеником ап. Иоанна. Он вспоминает об этом в письме к своему другу детства Флорину: «Тогдашнее я помню твёрже, чем недавнее. Так я мог бы описать даже место, где сидел и разговаривал блаженный Поликарп; как он рассказывал о своем общении с Иоанном и с прочими самовидцами Господа, как он припоминал слова их, и пересказывал, что слышал от них о Господе, Его чудесах и учении».

 

Большое количество подробностей, содержащихся в Евангелии, убеждает нас в том, что оно было написано очевидцем описываемых событий, принадлежащим к ближайшему окружению Господа Иисуса Христа. Если у синоптиков мало географических названий, то у Иоанна событие всегда соотнесено с конкретным местом. Поэтому мы всегда точно знаем, где (а нередко и когда) оно происходило. Тем самым евангелист указывает, что он являлся свидетелем всего того, о чём написал.

 

Ему хорошо знакомы обычаи и традиции палестинских евреев: практика очищений (2.6, 3.25, 11.55); возлияние воды и зажигание светильников во время праздника Кущей (которое подразумевается в 7.37 — 39, 8.12); сложный ритуал погребения (11.44, 19.31, 40). Ему был известен календарь иудейских праздников (Пасха 2.13, 6.4; Кущей 7.2; Обновление храма 10.22). Он ссылается на распространённые взгляды того времени: низкое положение женщины (4.24); пренебрежительное отношение к евреям рассеяния (7.35); вражду с самарянами (4.9); представления о Мессии (6.14, 7.26 — 27); веру в наследственный грех (9.2).

 

Автор знает топографию Палестины до начала Иудейской войны в 66 г. (3.23, 4.21, 11.54). И несомненно, он сам бывал в Иерусалиме, так как сообщает еврейское название водоёма у Овечьих ворот (Вифезда), который был найден неподалёку от церкви Св. Анны. Купальня размером 120 на 60 метров была разделена надвое пятым ходом. Сохранилась надпись, указывающая на целительные свойства её воды. Он также приводит еврейское именование мощёной площадки перед Преторией (Гаввафа). Она была обнаружена при археологических раскопках около крепости Антония, построенной напротив Храма.

 

Ещё более важным является то, что священнописатель дополнил повествование предшествующих евангелистов, называя имена людей, которые не упоминаются у синоптиков: Филиппа и Андрея в повествовании о насыщении пяти тысяч (6.7 — 8); Марии, сестры Лазаря, которая помазала ноги Иисуса (12.3); Малха, раба первосвященника, которому Пётр отсёк ухо (18.10). Он сохранил в памяти слова апостолов (4.27, 11.6,14.8).

 

Из трёх самых близких учеников Иисуса Христа (Иаков, Пётр, Иоанн) первый — Иаков - рано принял мученическую смерть (44 г., Деян 12.2), а второй — Пётр — не может быть «любимым» учеником, потому что упоминается вместе с ним. Не только церковное предание, но и содержание четвёртого Евангелия убедительно указывает на апостола Иоанна как на его автора.

 

Вероятнее всего, оно было написано в конце I века. Открытие в Египте «фрагмента Райланда» — папируса, сохранившего отрывок Евангелия от Иоанна 18.31 - 33, 37—38, который датируется 135 г. по Р. X., — показывает, что им пользовались уже в первой половине II века.