Пепперштейн - Пытаясь проснуться

Сегодня о нейросетях не слышал только ленивый. Они генерируют изображения, соперничающие с произведениями художников, пишут песни и снимают видео. Нейросети также работают с текстами, редактируя их и даже сочиняя.Ещё задолго до нынешнего бума, в прошлом году, вышла книга «Пытаясь проснуться» за авторством Павла Пепперштейна и нейросети «НейроПепперштейн», или, как сообщает предисловие книги, лингвистической модели ruGPT-3. Эта книга — первый в истории русской литературы результат сотрудничества человека и машины.

 

Коллизия книги в том, что обученная на текстах Павла сеть до степени слияния написала половину из 24 текстов, вторая половина принадлежит ему самому, читателю же предлагается угадать, кто же автор?

«Может ли психоделический реализм Пепперштейна достичь новых, пьянящих и щекочущих воображение высот с помощью цифрового слепка его таланта? Что делает автора писателем и могут ли нейросети претендовать на это звание? Как выглядит будущее литературы и где заканчиваются человеческие критерии её оценки?», вопрошают составители. Что ж посмотрим, что предлагает читателю этот симбиотический – или соавторский – проект.
 

Заглянем в предисловие книги за авторством главного редактора Individuum Феликса Сандалова – он прояснит некоторые важные моменты. Тот заявляет, что это первый не только в истории русской литературы, но и во всей человеческой истории «опыт сотрудничества писателя и нейросети, зафиксированный в виде бумажной книги». Ещё одно интересное замечание, явно указующее на стремительную эволюцию технологий – Сандалов говорит, что указанная нейросеть была запущена на суперкомпьютере «Кристофари», поскольку «для работы модели GPT-3  требуются мощности, в сотни раз превышающие возможности обычных лэптопов». Стоит ли напоминать, что сегодня эти возможности доступны любому пользователю сети?

Описывая начальный этап работы, Сандалов рассказывает о множественных сбоях в процессе работы и обучения модели. Она то переходила на плохие стихи, то генерировала бесконечный текст, не создавая ожидаемых финалов, то запутывалась в родовых и падежных окончаниях…

Автор приводит слова одной из сотрудниц эксперимента Татьяны Шавриной, описывающие уникальные приметы творчества ИИ: «Иногда «нейроавтор» выражается необычно и неоднозначно – как и писатели-люди. Но ведь писатели – творцы новых слов и выражений. Возможно, однажды мы будем подхватывать популярные фразочки, даже не знаю, что они от ruGPT-3 или какого-нибудь следующего поколения русскоязычных генеративных нейросетей».

А вот что рассказывает в послесловии сам соавтор проекта, Павел Пепперштейн, размышляя в своём привычном, сюрреалистично-визионерском духе.

Для начала он приводит пространную цитату из повести князя В.Ф Одоевского «4338-год», которую Павел называет первым произведением российской научной фантастики и которая содержит множество головокружительных предсказаний.

Здесь и книги, что будут писаться слогом телеграфических депешей; переписка, что заменится электрическим разговором; образ поистине современного «труженика науки», посредством аэростата и развитых способностей успевающего за день «облетать с десяток лекций, прочесть до двадцати газет и столько же книжек, написать на лету десяток страниц и по-настоящему поспеть в театр», и многое другое. Но вернёмся в наше время.

Пепперштейн акцентирует внимание читателя на весьма важной, хоть и далеко не всегда очевидной теме всего человеческого существования – надежде на Пробуждение от пелены иллюзий, на что намекает и название книги. (Конечно, это не может не вызвать прямых ассоциаций с буддизмом). «До известного момента люди связывали свою надежду на Пробуждение с Богом или богами. Непробужденные (или же не вполне пробужденные) надеялись на пробужденных и на пробуждающих. Однако теперь, чтобы поддерживать в себе иллюзию той или иной степени пробужденности, люди предпочитают общаться с животными и машинами. Обладание (господство над) этими непробужденными создает приятную иллюзию относительной пробужденности».

Пепперштейн весьма критичен по отношению к реалиям дня сегодняшнего, но, как и всегда, весьма своеобразно: «То, что называется современностью, подвергается в этих рассказах даже не осмеянию (осмеяние предполагало бы некоторую степень превосходства), но беспомощному инфантильному изничтожению - из разряда таких изничтожений, когда изничтожаемое не ощущает даже комариного укуса и остается в глубочайшем неведении относительно того, что его якобы изничтожают».

А если более конкретно, то автор презирает и ненавидит язык современной интеллигенции за его претензии на адекватность и ясность: «Этот язык отвратителен прежде всего тем, что он слишком многое полагает очевидным – или же прилежно инсценирует эту понятность и очевидность на всех этапах своего регулярного практического существования, равно как он желает лицезреть эту же очевидность во всех зеркалах своих повседневных самосозерцаний».

Каково? Но это ещё цветочки, Пепперштейн покусился, можно сказать, на всё самое святое – да простит мне читатель очередную длинную, но необходимую цитату. Он не больше не меньше надеется, что смог обгадить: «…апологию гражданской ответственности, зависимость от помощи психологов и рекомендательной литературы, пафос политической праведности, соединенной с дискурсом политический оппозиций, рукопожатность, намерение уметь делать то, что делаешь (как правило, фальсифицированное), культ правильного, понятного и «чистого» языка, свободного от мата, мистики, словоблудия, лингвистической коррупции, свободного от уголовного и наркоманского жаргона, от девиаций и языкового безумия».

Пепперштейн ненавидит «так называемую взрослую Культуру», но ровно до того момента, пока она не исчезнет, тогда он сможет полюбить её вновь и даже увековечит «в гирляндах уродливо-прекрасных микромонументов».

Наконец, автор подбирается к одному из важнейших вопросов, что подспудно, неочевидно, но тем не менее яростно и мощно ставит перед читателем и эта книга – зачем люди создают и воспитывают искусственный интеллект?

А всё за тем же – чтобы избавится от неодолимого, неизгладимо настигаемого нас одиночества: «С тех пор как люди потеряли контрагентов (или, лучше сказать, партнеров по диалогу) в лице богов и духов, они пытались нащупать иные возможности общения с нечеловеческим: обнаружить мыслящих инопланетян, мыслящих животных, мыслящие растения, мыслящие микроорганизмы… Нельзя сказать, что эти поиски закончились крахом. Лучше сказать, что эти поиски вообще не закончились – они продолжаются и будут продолжаться до тех пор, пока живы ищущие».

Автор заканчивает своё послесловие неоднозначной и критичной сентенцией, резюмируя свой опыт общения и со-работы с нейросетью: «Я уже говорил о том, что, общаясь с Нейросетью или с животными, мы кажемся себе более пробужденными, чем они. Но ведь и мы желаем учиться и впитывать новую информацию, и это свидетельствует о том, что и мы по-прежнему пытаемся проснуться (хотя, возможно, лучше бы нам не просыпаться).

А что же до самих рассказов – получить удовольствие (или не получить) от их чтения, попытаться определить авторство и, возможно, вновь попытаться проснуться оставляю читателю, ведь что-то говорить об них бессмысленно и бесполезно.

P.S.: Это текст написан не без помощи нейросети Bard.