Афанасенко - Рецепция идей исихазма в русских землях Великого княжества Литовского

Юрий Афанасенко (Минск) - Рецепция идей исихазма в русских землях Великого княжества Литовского (в конце XIV - начале XV века): к постановке проблемы

Статья посвящена постановке проблемы влияния и рецепции идей исихазма в русских землях Великого княжества Литовского в конце XIV- начале XVв. В историографии данный процесс хорошо освещен по отношению к Северо-Восточной Руси, что нельзя сказать о пространстве Руси литовской. Для раскрытия черт, характерных для влияния исихазма, необходимо выявление носителя и источников данного процесса, коим являлся митрополит Григорий Цамблак и его творческое наследие. Текстуальный анализ избранных произведений автора показывает его тесное знакомство с исихазмом от непосредственных носителей данных идей, а также дальнейшее развитие и адаптацию этого богословского и культурного феномена на русских землях Великого княжества Литовского. Особым образом это проявилось в процессе диалога католичества и православия в регионе, одним из инициаторов и медиаторов которого также являлся Григорий Цамблак. В целом, благодаря активности нового киевского митрополита, во внутриполитической и церковной деятельности были заложены и активно применялись принципы симфонии и синергии светских и церковных властей.

Исихазм как философско-религиозный и культурный феномен является объектом научного изучения достаточно долгое время и имеет свою обширную библиографию. Однако проблемные вопросы, связанные с процессом его распространения и рецепции в различных сферах в регионе Восточной Европы, несмотря на нарастающий интерес, не получили должного научного освещения. Данный процесс активно проходил в русских землях Великого княжества Литовского (далее: ВКЛ) и в других восточнославянских землях, что приводит к необходимости постановки ряда вопросов, связанных с распространением и результатами влияния исихазма на различные сферы культуры на землях ВКЛ и всего восточноевропейского региона в конце XIV – начале XV века. Большинство исследований так и не дают конкретных ответов на подобного рода вопросы, ограничиваясь общими теоретическими замечаниями по ним. Назревает необходимость более детального анализа этого феномена, требующая не только богословско-философских теоретических изысканий, но и текстуальных историко-критических данных. 

Протопресвитер Иоанн Мейендорф отмечает, что на успех паламизма и духовное возрождение в Византии и славянских странах большое влияние, помимо самого Григория Паламы, оказал Григорий Синаит. Медиатором же идей исихазма и второго южнославянского влияния на пространство Slavia Orthodoxa в данный период выступала Болгария в лице ее виднейших представителей: Феодосия Тырновского, патриарха Евфимия Тырновского, митрополита Киприана, Григория Цамблака, которые также прямо или косвенно были учениками Григория Синаита2. Двум выходцам из школы патриарха Евфимия предстояло сыграть ключевую роль не только в культур- но-исторической, но и церковно-политической жизни Восточной Европы в целом. 

До сих пор в некоторых исследованиях пространство „русских земель” ограничивается в основном границами Великого княжества Московского и других русских княжеств, которые находились в поле влияния „велико- русского политического исихазма”. Данный немаловажный аспект ставит основополагающую и принципиальную проблему: что же в таком случае происходило на восточнославянских православных землях Польского Королевства и ВКЛ? Если исихазм из Византии через Болгарию распространял- ся на все пространство бывшей Древней Руси, то следует уделить внимание и землям, которые находились в достаточно специфических условиях культурно-исторического пограничья, поскольку данный процесс не мог пройти мимо них. Сразу возникает вторая проблема: если процесс распространения и рецепции идей исихазма шел, в том числе, и в русских землях ВКЛ и Польши, то кто же был инициатором и проводником этого процесса? Думается, что как раз не последнюю роль в данном процессе сыграл именно митрополит Григорий Цамблак, личность которого долгое время маргинализировалась в российской историографии. Хотя тот факт, что он прошел афонские, константинопольские и балканские духовные школы, был блестящим оратором и писателем, как раз говорит об обратном. 

Очевидно, что идеи исихазма и его религиозно-философское влияние проявились во многих сферах, однако, как мы уже отметили, данный процесс имел свою определенную специфику. Она заключалась в постоянном контакте и диалоге с католичеством, поэтому данные процессы не столь ярко выражены в русских землях Польши и ВКЛ, как, например, в Северо- Восточной Руси3. Здесь исихазм не нес такого „возрождающего” духовность и в целом „возрожденческого” характера, а также острой оппозиции „латинству”. Но, скорее наоборот, для него был характерен поиск и выработка принципа диалога с латинским Западом, а также способов сохранения и культивации имевшегося духовного опыта. Поэтому наиболее репрезентативно данный процесс представлен в книжной культуре русских земель данного региона, в особенности в творчестве Григория Цамблака. Последний является также ярким примером личности культурного пограничья, так как ему приходилось вырабатывать совершенно новую модель внутри- государственных, межконфессиональных, межрелигиозных и политических взаимоотношений, от которой ранее были дистанцированы киевские митрополиты, проживавшие в Москве и укреплявшие тем самым роль мос- ковского великокняжеского стола. 

О том, что Григорий был знаком не только с идеями исихазма, но и с полемикой вокруг них, можно судить из Исповедания Григориева на поставление его на митрополью, где среди еретических учений проклинается: „К сим же и Варлаама и Акиндина, смевших рещи созданнаго света силу на божественный он и несозданныи свет на горе Фаворстеи от пречистыа плоти Господня просиавыи ученикомь”. После избрания на Новогрудском соборе 1415 г. Цамблак занимался не только активной церковно-политической, но и книжной деятельностью, о чем свидетельствует внушительный корпус его произведений. В них прослеживается живая связь балкано-византийского региона с Восточной Европой, а, следовательно, культурные, интеллектуальные и духовные контакты русских земель ВКЛ и Польши с православным миром в широком контексте, через трансляцию идей иси- хазма и распространение второго южнославянского влияния. 

„Книга, глаголемая Цамблак” и другие источники

Творческое наследие Григория Цамблака насчитывает около 40 верифицированных произведений. Многие из них относятся к разным периодам жизни и деятельности автора. Поскольку нами обозначена география распространения идей исихазма на русских землях ВКЛ, то вероятнее всего следовало бы реконструировать состав произведений „литовского” периода церковной активности Цамблака в ВКЛ. Но уже с самых ранних этапов деятельности на Киевской кафедре, и даже после смерти Григория, особое распространение получили около 20 произведений, которые в последующем легли в основу сборника Книга, глаголемая Цамблак. Многие из них встречаются отдельно в различных сборниках на всем восточноевропейском пространстве. Поэтому для иллюстрации данного процесса мы ограничимся сочинениями Григория Цамблака, входящими именно в этот корпус произведений. Стоит отметить, что среди творений Цамблака превалируют агиографические и отсутствуют произведения исключительно аскетического характера. Анализ образно-художественного стиля выражения идей, изложенных в произведениях автора, дает возможность говорить не только о втором южнославянском влиянии, но также о трансляции и рецепции идей исихазма в литературе, предназначенной для широкого круга слушателей и читателей. 

Книга, глаголемая Цамблак в разных вариациях включает от 18 до 21 произведения. Исследователи полагают, что 18 из них – это наиболее близ- кое к задумке составителей сборников число произведений, которые использовались как своего рода руководства к проповеди на постоянные и переходящие праздники. Отмечается зависимость и знакомство составителя прототипного сборника (на данный момент известно 10) с жизнью и деятельностью Григория Цамблака в ВКЛ, а также возможное происхождение составителя из Болгарии или балканского региона5. На современном этапе исследователи склонны поддерживать следующую структуру данных сбор- ников: 1) Слово о божественных тайнах (20 декабря); 2) Слово об усопших (в субботу мясопустную); 3) Слово об иноческом житии (в неделю сыропустную); 4) Похвальное слово преподобным отцам (в субботу сыропустную); 5) Похвальное слово сорока мученикам (9 марта); 6) Слово на Вербное воскресенье; 7) Слово на Великий четверг; 8) Слово на Великий пяток; 9) Слово на Вознесение Господне; 10) Слово на Рождество Иоанна Предтечи (24 июня); ) Похвальное слово апостолам Петру и Павлу (29 июня); 12) Похвальное слово пророку Илье (20 июля); 13) Слово на Преображение Господне (6 августа); 14) Слово на Успение Богородицы (15 августа); 15) Слово на Усекновение главы Иоанна Предтечи (29 августа); 16) Слово на Рождество Богородицы (8 сентября); 17) Слово на воздвижение Креста (14 сентября); 18) Похвальное слово великомученнику Дмитрию (26 октября)6. 

Структура сборника и особенности языка свидетельствуют о южнославянском влиянии. Оно проявилось как в календарной композиции произведений (начало года полагается с декабря, а не с апреля или сентября), так и в содержательном отношении. Конечно же, как будет видно из приведенного нами текстуального анализа произведений, присутствует очевидное исихастское идейное влияние и соответствующее его образно-художественное воплощение. 

Ключевые идеи. Болгарский исследователь Димитр Кенанов, анализируя содержательную концепцию сборника, отмечает, что каждое произведение ориентировано на рассмотрение и развитие определенной богословской темы7. Об идейном содержании некоторых произведений мы уже имели возможность говорить ранее8. Стоит отметить, что не все произведения наполнены именно таким содержанием. Среди них встречаются и исключительно гомилетические произведения, просто рассказывающие о праздниках и не несущие исключительно исихастские идеи, а лишь подчеркивающие классические вероучительные догмы9. Теперь остановимся на указанных нами произведениях чуть подробнее. 

Слово на рождество Пресвятой Богородицы. Данное произведение несет глубокую смысловую, образную и богословскую нагрузку. Помимо основного внимания, уделенного празднику и значению Богородицы в деле спасения людей, Григорий Цамблак активно использует образ Богородицы как образец для подражания в христианской жизни, в том числе и в аскетической. Например, давая догматическую характеристику роли Богородицы, он отмечает: „Хотящую бывати человеком к Богу залог, хотящую Бога к чело- веком примирити0 (...) Всецарица: рай отверзе, змиа прогна, одежду раздра преступлениа (...) от него же (т. е. Христа) на небо преселятися устрои (...) в няже вселится Бог, расточеная собрати Израилева и страстьми обетшавьшая обновити человечество (...) неопально бо прият Божества огнь во естестве тленномъ (...) сиречь отвсюду объятие, еже не зретися в ней некоторой плотьской тли, но во причастии божества все то быти (...) превосходящая всяку мысль божественныа славы дарованиа”. Григорий Цамблак подчеркивает духовно-нравственные качества Пресвятой Богородицы, которые очевидно являются образцом для подражания и, своего рода, руководством в духовной жизни: „(Богородица) показоваше девства сохранение (...) спричастници быти славе сыновней и царьскими украшатися ризами чистоты (...) вся слава дщере цареве внутрь (...) добродетелий всяческыхъ видъ назанаменаа, яже во пресвятой оной души зряхуся. Рясны же златыя пречистаго девства сияние; и понеже всем добродетелем глава девьство”2. Помимо прямого образного значения, некоторые выражения очевидно несут в себе так- же и более широкое содержание: „Иов прозре душевныма очима, яко видим будет невидимый Божества естеством... ныне же око мое виде тя”13. Цитируя пророка Исаию и Аввакума, Григорий приводит классические исихастские образы: „угль же, иже из нея (т. е. Христос) восиавый светъ, просвещающий всякого человека грядущаго в мир (...) понеже бо Восток именуется Господь, по Исаи, солнце правде, хотяше же нам из нея возсияти седящим во тме и сени смертней (...) неприступнаго света входъ, (...) девственыя отверзошася двери”. Встречаются и аскетические замечания, завуалированные в гомилетическую форму: „имже осенена бысть, сохраняема непричастна человеческих сластей (...) и достойну бывшу ко приатию Божества”5. Примечателен образ Горы (символ Богородицы), которая символизирует также и горы Фавор, Кармил, Хорив, Синай, на которых происходили своего рода особые „богоявления” и которые сыграли особую роль в истории божественного домостроительства: „предначинатель торжествомъ, гору Божию нарича ту (т. е. Богородицу), (...) гору, юже благоволи Бог жити же и вселитися в ней”6. 

Похвальное слово пророку Илии. Несомненно, образ пророка Илии играет свою роль в донесении идей исихазма и является образцом как строго отшельнического монашества, так служения в миру. Следует обратить внимание на начальные слова произведения: „Илиа видевъ Бога на Хориве (...) и паки того въ благодати плоть носяща, узре на Фаворстей горе (...) Илиа гражданин горы Кармиловы. За еже един единому собеседова Богу”7, что явно отсылает к контексту будущей проповеди в аскетическом и исихастском духе. Как и в предыдущем произведении, Цамблак подчеркивает духовно-нравственные качества пророка: „Истинныи пророк; ревнует о благочестии (...) всяко бо смирения насъ образу оучаше (...) Ниже человеческими страстми прекланяешися”8. В начале произведения встречаются аллюзии на возможность богообщения: „И зрит въ трусе и светлости огня, Господа (...) Усладися слышав достигнути яже видевъ Павелъ, вперивъ оумъ къ премирнымъ. И тело съвосхищено бысть оуму, идеже божественое весть”9. Образ пророка Илии примечателен также тем, что автор оценивает пророка настолько высоко, что даже сам Бог предлагает ему вознестись на небо в теле, а Богу снизойти на землю, потому что Илья был слишком строг к людям и бескомпромиссен: „Да взыдет человек и да снидет Бог (...) Взыди ты с плотию, да Азъ сниду взяти плоть безплотныи. И взыди ты на колеснице огненеи ко Мне, да Азъ к тебе сниду якоже на руно дождь”20. Вполне вероятно, что подвиг пророка Ильи именно в этих словах может быть расценен не иначе как своего рода „обожение” („θέωσις”), к которому так стремятся все христиане и которое является одной из фундаментальных идей исихазма. 

Слово в неделю Вербную. В этом произведении встречается цитата, ко- торую Григорий Цамблак достаточно часто использует в своих проповедях: „Ибо восток имя ему, якоже въ псалме пишеть, и истинно есть писание восияет бо нам во тме и сени смертней седящим (...) яко вся содержай, вся исполнить своея славы, и на лучшая возведеть”2. В остальном произведение носит исключительно описательную риторическую нагрузку. 

Похвальное слово преподобным отцам (в субботу сыропустную). Произведение изобилует аскетической образностью, тесно связанной с элементами исихастской доктрины. Это прослеживается и в характеристике преподобных отцов в преамбуле: „И в брачную облечетеся одежду, да процветут нетления зари, изможданныя вашея плоти злостраданием, и паче солнца просияте. Темже и писано есть инде. Праведницы бо восияют яко солнце”22. Встречается много аллюзий, связанных с нетварным (фаворским) светом: „Христов бяше, яко да восияет свет его пред человеки (...) о причастии божественныя светлости (...) и о славе достоинои святым. О чистоте душевнои, о наказании ума, и о воздержании тела (...) Дела бо света истинаа суть, самых солнечных луч явственнейши”23. Примечательно, что в этом произ- ведении подчеркивается аскетический подвиг не только мужчин, но и женщин, что весьма необычно и редко встречается в аскетической литературе. 

Слово на рождество Иоанна Предтечи. Иоанн Предтеча, как и пророк Илия, является своего рода прообразом и образцом аскетического подвига. Тем более в богословии Церкви он считается вторым Ильей, поэтому объяснение столь большой популярности именно этих пророков достаточно очевидно. Григорий Цамблак отмечает: „Но и житием ангел бе Иоанн. Плотию токмо от ангел умален (...) Еже Дух Святый видети чювственыма очима (...) но и подобен бе Илии Иоанн и пустыньством, и неястием, и ревностию Кармил обои живяху”2. Здесь же подчеркивается исключительный аскетический образ жизни Иоанна Предтечи: „Яко да честен будет всем от краиняго пустыньства от одеяния, от нестяжания, от пища безпищныя”25. Естественно отсюда делается вывод в виде риторического вопроса: „Кто образ иноком крытися в пустыни сеи ангел?”26 – который подразумевает очевидный ответ. Сходные рассуждения, порой дублирующие друг друга, мы встречаем и в Слове на усекновение главы Иоанна Предтечи, например: „Ангела житием и паче ангела достоинством (...) пустынен и нестяжателен муж, яко Илии подобен и тоя же пустыня житель” 27. 

Пространное Похвальное слово апостолам Петру и Павлу несет в основном описательный характер, содержит обильные цитаты из книги Деяний святых апостолов. Больший аскетический акцент Григорий Цамблак делает на апостоле Павле, который прямо назван „верхом иноков”: „Кого же ли имут рци ми иже горам постигше и верхы иноци, ангельскому оному житию законоположника. Кто тем устав и правило, и молитве, и деланию, и всегдашним подвигом: низможданию телесному, сънеди питию трезвеному, сну, одежди, хождению, беседе, смирению, любви? Кто тех вне мира устраяет бывати; и вперяет к онем присно възлетати, их же уготова Бог любящим его, аще не Павел? Кто сих грады оставляти нудит и в пустынях с бесы боритись? И не токмо мужие, но и жены крест вземлюще, на таковое борение исходят. Кто тем образ и помазатель, аще не раискыи сеи человек (т. е. Павел)?”28 Далее Цамблак добавляет: „И всем смирению уча, хотящих приимати Духа Святаго дарования”29. 

В Похвальном слове сорока мученикам встречается ценное аскетическое антропологическое замечание, вложенное в уста мучеников: „Егда риз совлачимся, и ветхаго человека отлагаем. Распоясуемся ременных пояс, и кожныя ризы отметаем. Оставляем землю, и приемлем небо (...) Пренебрежем плоть, да одеемься нетлениемъ”30. 

Наиболее четко концепция нетварного света выражена в Слове на Преображение Григория Цамблака: „О еже не терпети несъзданнаго оного и божественнаго естества луча от пречистыя Господня плоти искачющаа (...) божествено являют и присносущно сияние света оного (...) не възмогше в вещи суще невещественаго причастиемъ вместити”31. Далее автор говорит и о пути, который приведет к „видению и причащению божественной славы”: „И онех ради нам, яко не инако мощно божественеи славе сподобитися, аще не на высоту добродетели взыдем (...) чюдных оны пророкы онех (т. е. Моисей и Илья) представляет лицем, яко да онем подобне будут. Яко да онех ревности поревнуют, и настоятельству, и пастырьству, и страдбам, и терпению, и кротости, и вере, и надежди и любви. Тех образ имущих въ всем”32. 

Подводя промежуточный итог, можно отметить, что в русских землях ВКЛ шел активный процесс распространения как второго южнославянского влияния, так и связанный с ним процесс рецепции идей исихазма. Однако он имел свою специфику, поскольку столкнулся с весьма необычной ситуацией полиэтничного и поликонфессионального культурного пограничья в государстве. Поэтому для данного процесса не была характерна жесткая антилатинская форма, которая прослеживается в Византии, а затем в Северо-Восточной Руси. Идеи исихазма носили здесь более смягченный, но узнаваемый характер. Распространение этих идей и языковых реформ за- висело как раз от личности, которая их инициировала и распространяла, а именно от митрополита Григория Цамблака. Для него как одного из талантливейших проповедников и писателей своего времени наиболее удач- ной формой распространения идей исихазма стали именно произведения агиографического и риторического плана. Очевидно, что проповедь оказывала куда более сильное воздействие и была направлена на более широкие слои общества, чем аскетические трактаты, которые были доступны узкому кругу читателей и несли специфический монашеский характер. Это также было одним из способов донесения своих идей в диалоге между православным Востоком и католическим Западом, чем сполна и воспользовался Григорий Цамблак во время своей церковно-административной деятельности на Киевской кафедре. Отсюда можно заключить, что на русских землях ВКЛ и Польши идеи исихазма распространялись не только и не столько в письменном, сколько в устном, нравственно-богословском прикладном виде, поскольку отличались простотой изложения и меньшей теоретической нагрузкой. Это выгодно отличало такой способ восприятия исихазма от более закрытого и глубокого для понимания узко аскетического его изложения. Сложно выявить географию распространения произведений в данный период на землях ВКЛ из-за отсутствия более точных данных, но с большой долей уверенности можно утверждать, что творческий и гомилетический талант Григория Цамблака вызвал широкий резонанс на всем восточноевропейском пространстве. Достаточно быстро это дало импульс к рецепции идей исихазма в регионе, как в монастырской среде, так и среди обычных людей, оказав тем самым заметное влияние на главные духовно-интеллектуальные сферы русских земель – как ВКЛ, так и Северо-Восточной Руси в целом. 

Yury Afanasenka, Reception of hesychasm ideas in the Rus’ lands of the Grand Duchy of Lithuania (in the late 14th – early 15th century): to the formulation of the problem 

The article is devoted to the problem of influence and reception of hesychasm ideas in the Rus’ lands of the Grand Duchy of Lithuania in the late 14th – early 5th century. This process is well lit in historiography in relation to the North-Eastern Rus’, which cannot be said about the space of the Lithuanian Rus’. To reveal the characteristics of the hesychasm influence it is necessary to identify the carrier and sources of this process, which was Metropolitan Gregory Tsamblak and his creative heritage. The textual analysis of the author’s selected works shows his close acquaintance with hesychasm from the immediate bearers of these ideas, as well as the further development and adaptation of this theological and cultural phenomenon on the Rus’ lands. In a special way this was manifested in the process of dialogue between Catholicism and Orthodoxy in the region, one of the initiators and mediators of which was also Gregory Tsamblak. In general, due to activity of the new Metropolitan of Kyiv in the domestic political and ecclesiastical action the principles of symphony and synergy of secular and ecclesiastical authorities were laid and actively applied. 

1. И. Мейендорф, Единство империи и разделение христиан; Святой Григорий Палама и православная мистика; Византия и Московская Русь, Москва 2003, с. 295.

2. Ibidem. 

3. Стоит назвать хотя бы прп. Сергия Радонежского, прп. Стефана Пермского и мн. др. 

4. Д. Кенанов, Озареният Григорий Цамблак, Велико Търново–Пловдив 2000, c. 187. 

5. Н. А. Дончева-Панайотова, Григорий Цамблак и българските литературни традиции в Източна Европа XV–XVII в., Велико Търново 2004, с. 246–281.

6. Д. Кенанов, Страници от книжовното наследство, Пловдив 2014, с. 316–357; Н. А. Дончева-Панайотова, Гри- горий Цамблак, с. 246–281. 

7. Д. Кенанов, Страници от книжовното наследство, c. 316–357. 

8. Ю. Ю. Афанасенко, „Похвальное слово Великомученику и Победоносцу Георгию” Григория Цамблака: историко-критический анализ произведения, [in:] Европа: актуальные проблемы этнокультуры, Минск, 21 янв. 2014 г., Минск 2014, c. 228–230.

9. К таким произведениям стоит отнести: Слово о божественных тайнах, Слово на Вознесение Господне, Сло- во на рождество Иоанна Предтечи, Похвальное слово апостолам Петру и Павлу, Слово на усекновение главы Иоанна Предтечи, Похвальное слово великомученику Дмитрию. Данные произведения, по возможности, будут кратко рассмотрены далее.

10. Здесь и далее подчеркивание наше – Ю. А.

11. Великие Минеи Четии, собранныя Всероссийским митрополитом Макарием, Тетрадь 1: сентябрь: [дни 1–15], Санкт-Петербург 1868, с. 409–412. 

12. Ibidem, с. 412–413. 

13. Ibidem, с. 411.

14. Ibidem, с. 414–415. 

15. Ibidem, с. 414. 

16. Ibidem, с. 416. 

17. Д. Кенанов, Озареният, c. 131.

18. Ibidem, с. 132–133, 140. 

19. Ibidem, с. 139–140. 

20. Ibidem, с. 140. 

21. Ibidem, с. 128. 

22. Ibidem, с. 106. 

23. Ibidem, с. 109. 

24. Российская государственная библиотека (далее: РГБ), ф. 304. 1, ед. хр. No 764: Сборник слов [рукопись], об. л. 207 – об. л. 208, об. л. 214. 

25. Ibidem, л. 222. 

26. Ibidem, л. 224.

27. П. Русев, Естетика и майсторство на писателите от Евтимиевата книжовна школа, София 1983, с. 250, 252. 

28. РГБ, ф. 304. 1, ед. хр. No 764: Сборник слов [рукопись], л. 316 – об. л. 316.

29. Ibidem, л. 318.

30. Ibidem, ф. 113, ед. хр. No 132 (487): Торжественник [рукопись], об. л. 86 – л. 87.

31. Ibidem, л. 239 – об. л. 239. 

32. Ibidem, об. л. 239 – об. л. 240.