Сафрут - Литературно-художественный сборник

У Галахи - лицо суровое, у Агады - улыбающееся. Первая педантична, строга, тверда как железо - сфера справедливости; вторая — уступчива, снисходительна, мягка — сфера милосердия. Первая дает властныя веления и определяет точную меру их выполнения: ея требования и запреты — строго категоричны. Вторая увещевает, соразмеряясь с человеческими силами и наклонностями: ея «да» и «нет» одинаково не настойчивы. Первая — внешность, материя, действие; вторая — сокровенность, дух, — душевное напряжение. Тут окаменевший консерватизм, долг, порабощение; там безпрерывное обновление, свобода, добрая воля. Таковы Галаха и Агада в жизни. В литературе же Галаха характеризуется своей прозаической сухостью, сжатым и устойчивым стилем, тусклым языком, — господством разума, Агада же —поэтическим ароматом, стремительным и подвижным стилем, многоцветным языком — сферой непосредственнаго чувства.

Линию таких различительных признаков между Галахой и Агадой можно продолжить до безконечности, и в каждом из них будет заключаться известная доля правды, но вытекает ли отсюда, как многие полагают, что Галаха и Агада являются двумя противоположными, соперничающими началами?

Сторонники этого взгляда смешивают предмет с его состояниями и форму с материей, напоминая собою тех, кому лед и вода представлялись двумя различными элементами. На самом деле Галаха и Агада также являются ни чем иным, как двуединым элементом, — двумя ликами одного и того же существа. Оне относятся друг к другу, как слово — к мысли и чувству или как действие и конкретный образ относятся к слову. Галаха есть кристаллизованная Агада, ея обязательный конечный вывод; Агада же, в свою очередь, есть растворение Галахи. Трепещущий голос запросов сердца в их порывании к вожделенной цели — это Агада; место отдохновения, временное удовлетворение и утоление этих запросов — это Галаха. Сновидение тяготеет к своему разрешению, желание — к действию, мысль —к слову, цвет — к плоду, а Агада — к Галахе. Но и плод уже таит в себе зерно новаго цветения. И Галаха, возвышающаяся до степени символа — а таковая существует, как видно будет из дальнейшаго — сама становится источником новой Агады. Живая и здоровая Галаха есть Агада в прошлом или будущем, и наоборот. Их начала и концы заложены друг в друге.

Что, в сущности, представляют собою все 613 постановлений еврейской религии, если не полученную в результате длительнаго очистительнаго процесса квинт эссенцию древняго мифа, легенд и обычаев — живой Торы, Торы сердца и уст, как бы витавшей в воздухе впродолжение ряда тысячелетий до наступления периода ея кристаллизации в виде законов, вырезанных на камне и начертанных на пергаменте? Учение о жертвоприношениях, о ритуальной чистоте и нечистоте, о запрещенных яствах коренится в жреческом мифе; воспоминательные обряды связаны с национально-историческими сказаниями, а заповеди об отношении к ближним с чувством справедливости и сострадания, жившим в сердце народа и получившим свое выражение в устах его пророков. Но и будучи записанными, оне все же еще не окаменевали, ибо на самом деле «Тора сердца и уст» ни на минуту не прекращала своего существования, а ея живое и подвижное дыханье постоянно колыхалось и веяло над Писанием, оживляя, расширяя или суживая его, а иногда и отменяя его, на время или навсегда, в зависимости от новых потребностей или даже от новых идей и верований. Не только «Моисей установил, а пророк Иезекииль отменил» — как указывается в Талмуде, но даже некий «Даниил Хаята» не постеснялся резко отозваться об одном строгом запрете Пятикнижия, надеясь, что когда-нибудь он будет отменен.