Александр Шмеман - Дневники

После кончины протопресвитера Александра Шмемана в столе его кабинета в Свято-Владимирской семинарии, где он был деканом, были найдены восемь тетрадок, исписанных его рукой. Этот дневник отец Александр вел с 1973 года с небольшими перерывами вплоть до начала последней болезни. Писал он по-русски, на языке, который был ему родным с детства, проведенного в «русском» Париже.

Дневник отца Александра — нечто гораздо большее, чем простая регистрация событий последних десяти лет его жизни. Он отражает всю его жизнь (кадетский корпус в Версале, французский лицей в Париже, Свято-Сергиевский богословский институт, переезд в Америку, Свято-Владимирская семинария в Крествуде, церковная деятельность...), его интересы (при огромной занятости он поразительно много и широко читал, выписывая в дневник целые абзацы из особенно заинтересовавших его книг), «несет» его мысли, сомнения, разочарования, радости, надежды.

Всякий дневник, особенно такой последовательный, как у отца Александра, вызван не внешними побуждениями, а внутренней необходимостью. Перед нами — часто сугубо личные, сокровенные записи.

Декан Свято-Владимирской семинарии, под его руководством превратившейся в одну из наиболее крупных богословских школ православного мира, почти бессменный секретарь Совета епископов Американской Митрополии (ставшей, опять же под его воздействием, в сотрудничестве с отцом Иоанном Мейендорфом, автокефальной Православной Церковью в Америке), проповедник и богослов, отец троих детей с многочисленными внуками, отец Александр к тому же находился в беспрестанных разъездах для чтения проповедей и лекций, еженедельно вел ряд программ на радио «Свобода» для России.

Трудно себе представить более наполненную жизнь, и дневник в первую очередь был для него возможностью оставаться хоть на краткое время наедине с самим собой.

Александр Шмеман, прот. Дневники. 1973-1983

Сост., подгот. текста У.С. Шмеман, Н.А. Струве, Е.Ю. Дорман; предисл. С.А. Шмеман; примеч. Е.Ю. Дорман

М.: Русский путь, 2005.— 720 с, ил.

ISBN 5-85887-188-7

Александр Шмеман, прот. Дневники. 1973-1983 - 1980

* Среда, 10 сентября 1980

Последние недели прошли под знаком польских событий, за которыми мы следили буквально с замирающим сердцем. Каждый раз - все та же надежда, что что-то "лопнет" в кошмарном советском организме, что что-то начнется.

Смерти: тети Любы Оболенской, А.А.Боголепова.

Споры, разговоры об о.Дудко. Мучительный - для меня - тон русской прессы. Углубляющееся отчуждение от "третьих", от их советской тональности. Вчера вечером просматривал, перелистывал новый "Континент". И чувство именно чуждости, как если бы было априори ясно, что для меня во всей этой "ключом бьющей" деятельности словесного потока - места нет...

Вообще "отчуждение" не уменьшается, а если что, то усиливается. Я сносно играю все свои "роли" - семинарскую, богословскую, церковную, русско-эмигрантскую, но все это именно "роли". И я не знаю, как это "отчуждение" оценить, в чем его суть. Может быть, просто лень, может быть - что-то глубже. По совести - не знаю. Знаю только, что это отчуждение не делает меня "несчастным". Я, в сущности, доволен моей судьбой и другой не хотел бы. По-своему я каждую из этих ролей, каждый из этих миров - люблю и, наверное, скучал бы по ним, если бы был их лишен. Но и полного отождествления с ними нет. Я думаю, приблизительно, так: у меня есть "внутренняя жизнь", но "духовная" в страшном загоне. Да, есть вера, но при полном отсутствии личного, жизненного "максимализма", так очевидно требуемого Евангелием.

С другой же стороны - все, что я читаю об этой "духовной" жизни, все, что я вижу в людях, ею якобы живущих, - чем-то меня "раздражает". Что это - самозащита? Зависть к тем, кто ею живет, и потому желание denigrer? [67] Но вот где-то, случайно, читаю цитату из Симеона Нового Богослова о необходимости ненавидеть тело - и сразу чувствую, что не только "худшее" во мне, а и что-то другое с этим не соглашается, этого не приемлет...

Простой вопрос о простом земном, человеческом счастье. О радости, преодолевающей страх смерти. О жизни, к которой призвал нас Бог. О том, для чего - "о чем" - сияет солнце, для чего и о чем - эти наши лабельские горизонты, эти мягкие горы, покрытые лесом, это огромное небо, этот блеск лучей...

Почему - в другом ключе - привела эта "духовная линия" к тому, что и самой Церкви, Евхаристии, благодарения, радости как-то не чувствуют, не хотят верующие, а хотят - страха, печали, какого-то почти злорадного отвержения всего этого?

Суббота, 1 мая 1982

Продолжение. Западная Церковь участие в жизни "мира" поняла как "клерикальную власть" над миром, когда же "мир" власть эту отверг - она прибегла к прямому участию в политике: сначала "правой", потом "левой". Но это участие обрекает христианский Запад на своего рода шизофрению. Ибо та "политика", в которой Церковь принимает участие, так сказать, a part entiere [60] горизонтом своим имеет - и не может не иметь - только "мир сей". Эсхатология тут сведена к утопии, но утопия с христианской точки зрения есть не только ошибка, но и ересь, подлинная ересь нашего времени. Ересь тем, что ударение в ней перенесено с личности, с человека на "структуры" - общественные, идеологические и т.д.

Не случайно те христиане, что всецело отдаются утопии и борьбе за нее, принимают марксизм, "исходят" в своем поведении из "классовой борьбы", одним словом - целиком принимают идейно-эмоциональную сущность "утопизма". Подлинная христианская эсхатология здесь не только замалчивается, но и отвергается, но и обличается как постыдное пятно на исторической Церкви. Эсхатологическая сущность и функция Церкви ("в мире сем, но не от мира сего") замалчивается, и Церковь постепенно отождествляется с одним из средств в борьбе за "свободу, равенство и братство", за защиту "третьего мира", за любую "утопию", написанную на тех или иных "знаменах".

Православным этот уход в "борьбу" и в "утопию" остается чуждым. Но опять-таки не потому, что они остались верными эсхатологической антиномии христианства, а из-за постепенного перерождения Православия либо в клерикальную, ритуальную и магическую "религию", либо же в мироотвергающую "духовность". Под "клерикализмом" я разумею здесь не власть клира над мирянами (этой власти клир давно уже не имеет), а ту сосредоточенность на "церкви" и "церковности", на "администрации" и пр., о которой я писал вчера. Целью христианской общины становится она сама. И не случайно так модно сейчас дебатировать вопрос о "lay ministries" [61], о мирянах как своего рода разбавленном, разведенном "клире". Чем занимаются церковные "центры": синоды, департаменты и т.д.? "Церковными делами": дипломатией, финансами, назначением и переводом клириков и т.д. Откуда бездонная скука и нищета церковной "прессы": из сведения "содержания" церковной жизни к торжествам, юбилеям, собраниям и т.д.

Мой вечный вывод: если не вернутся богословие, церковность, духовность и т.д. - к подлинному христианскому эсхатологизму (а признаков возвращения этого я не вижу нигде), то суждено нам не только оставаться гетто, но и претворять себя, Церковь и все ими заключаемое в духовное гетто... Начинается же - и это мой второй вечный вывод - возвращение это с подлинного разумения Евхаристии - таинства Церкви, таинства новой твари, таинства Царства Божьего. Здесь альфа и омега христианства.

2014-10-19

Категории:

Благодарю сайт за публикацию: