Все началось с того, что в апрельский день 2012 года я оказался в Мемориальном музее Холокоста в Вашингтоне. Вокруг здания цвела сакура, а внутри – бесконечные неровные кирпичные стены без окон, лагерные ворота и колючая проволока. В библиотеке, конечно, было посветлее, но все равно хотелось поскорее выбраться наружу. До тех пор пока на глаза мне не попалась копия уголовного дела полувековой давности.
В далеком 1962 году в военном трибунале Киевского военного округа за измену родине судили Эммануила Шульца (он же Вертоградов), Филиппа Левчишина, Сергея Василенко и других охранников Собибора – всего 11 человек. Перелистывая на дисплее многотомное дело (аж 36 томов), я наткнулся на знакомую фамилию – Печерский. В двух протоколах – свидетельские показания Александра Ароновича Печерского, данные на предварительном следствии, а потом и в судебном заседании. Неужели того самого Печерского? Неужели об этих документах ничего не известно историкам?
О том, что Печерский выступал свидетелем на судебном процессе в Киеве, сказано едва ли не во всех публикациях о Собиборе. Вот только дата этого процесса указывалась неверно – 1963 год, тогда как суд, как выясняется, проходил в марте 1962 года. Объяснялась ошибка тем, что процесс был закрыт для публики, а первое – и единственное – упоминание о нем в советской печати случилось лишь год спустя. Дело же долго хранилось за семью печатями в архиве КГБ при Совете министров УССР, а потом – Службы безопасности Украины. Гриф “Секретно” ставился потому, что, когда обвинение касалось участия “пособников немецко-фашистских захватчиков” в массовых убийствах “лиц еврейской национальности”, процессы закрывались для публики, советская власть не хотела акцентировать внимания на национальности жертв, не говоря уже о том, чтобы раскрывать немалые масштабы коллаборационизма среди граждан СССР.
Каким же образом копии материалов киевского процесса (будем так его называть) оказались в Вашингтоне? С тех пор как на постсоветском пространстве открылись архивы, сотрудник музея историк Вадим Альцкан путешествует по столицам бывших союзных республик и копирует все, что связано с Холокостом. Так копии нескольких тысяч уголовных дел оказались собраны в одном месте, в библиотеке вашингтонского музея, причем в свободном, заметьте, доступе. Тем не менее, похоже, это дело никто до меня не читал – разумеется, с тех пор как его рассекретили.
Так бывает. Как писал Борис Слуцкий, “пересматривается война по заношенным старым картам, по заброшенным кинокадрам пересматривается она…Тонны документов просматриваются, снятые с насиженных мест, и внимательно пересматриваются. Никогда это не надоест”.
Итак, передо мной оказались неизвестные материалы о герое. Правда, и сам герой был не больно-то у нас известен. Это сейчас о нем все знают, а всего шесть лет назад мало кто слышал имя Александра Печерского. Разве что кое-кто помнил снятый в 1980-е годы фильм “Побег из Собибора” с Рутгером Хауэром, попавший к нам на видеокассетах в начале 1990-х.
Симкин Лев - Собибор, Послесловие
М., АСТ : CORPUS, 2019.
ISBN 978-5-17-113047-3
Симкин Лев - Собибор, Послесловие - Содержание
- Упрямство духа. Вместо предисловия
- Глава 1. Повестка в первый день войны
- Глава 2. Кто охранял Собибор?
- Глава 3 "Вы верите в жизнь после поезда?"
- Глава 4. Восстание
- Глава 5. После Собибора
- Глава 6 "Будьте мне здоровы"
- Глава 7 "Охотники за нацистами"
- Глава 8. Обычные "травники"
- Глава 9. Конец героя
- Свидетель обвинения. Вместо послесловия
- Денис Драгунский. Тупик, отчаяние и выбор
Источники
Вкладка
Вкладка
Симкин Лев - Собибор, Послесловие - Упрямство духа
О жизни героя до этого события известно немного. Родился Александр Печерский 22 февраля 1909 года в городе Кременчуге, на берегу Днепра, в самом центре Украины, недалеко от Полтавы. В тот год Российская империя переживала промышленный подъем: был выпущен первый автомобиль “Руссо-Балт”, пошли поезда на Астраханской линии Рязано-Уральской железной дороги, учреждено Киевское общество воздухоплавания, открыто движение конки в Пскове.
В Пскове лишь только появилась конка, а в Кременчуге уже вовсю ходил электрический трамвай. Кременчуг не был похож на уездный город, каким являлся по статусу. В год, предшествовавший рождению Александра, в Кременчуге жило без малого 37 тысяч евреев, немалая часть населения города. Справочная книга, откуда взята эта цифра, содержит календарь из двух частей – русской и еврейской. В 70-е годы XVIII века, при Екатерине Великой, евреям разрешили селиться только в Новороссийской губернии. Здесь они получили право жительства. В октябре 1905 года соседи-черносотенцы пытались лишить их этого права, устроив жестокий погром, продолжавшийся целых три дня, больше 100 человек были убиты и ранены.
В 1915 году семья Арона и Софьи Печерских перебралась в Ростов-на-Дону. Ростовский уезд Екатеринославской губернии тоже находился в черте оседлости, и крупный купеческий, хотя и уездный город Ростов был центром притяжения евреев из других краев.
Их младшему сыну было шесть лет. Помимо Александра с ними были его старшие брат Борис (1907 года рождения) и сестра Фаина (1906 года рождения), младшая – Зинаида родилась уже после революции, в 1921 году. Переезд, скорее всего, был вызван тем, что шла Первая мировая война и к Кременчугу приближался фронт. Согласно семейному преданию, переданному мне племянницей Печерского, дочерью Фаины Верой Рафалович, еще одним мотивом переезда явились опасения погромов. Опасения эти нельзя признать безосновательными. Спустя несколько лет евреи Кременчуга пострадали от погромов во время Гражданской войны. В мае 1919 года банда атамана Григорьева убила 150 евреев, в августе того же года погром в городе устроила армия Деникина.
На сохранившейся фотографии супруги Печерские – благополучная пара, одетая по моде и явно принадлежащая к “эксплуататорскому”, как сказали бы в послереволюционные годы, классу. По словам Веры Рафалович, Арон Печерский имел юридическое образование и был до революции помощником присяжного поверенного. Что делал после – точно не известно, возможно, был адвокатом либо выполнял иную юридическую работу. Михаилу Леву Печерский рассказывал, что тот давал людям юридические советы, помогал в составлении жалоб. Элеоноре Гриневич, напротив, помнится, что ее дед был фотографом.
Все дети в семье Печерских были музыкальны, мечтали стать актерами. Александр одновременно со средней школой с 1925 года учился в музыкальной по классу фортепьяно, правда, инструмента в доме не было – жили бедно. Откуда у выходцев из сравнительно небольшого города такая страсть к театру? Кременчуг, как ни странно, был городом театральным – имел свой Театр миниатюр, или русско-еврейский театр, как его называли горожане. Постоянной труппы не было, ее каждый сезон подбирал антрепренер Шпинглер, в штате числился только суфлер – некий Пушок, получивший свое прозвище за коротко подстриженные усы.
В летний сезон 1912 года в труппе появился начинающий актер из Одессы – Лейзер Вайсбейн. Он провел на кременчугской сцене лишь один сезон, но имел большой успех. Впоследствии успех стал общероссийским, к тому моменту Лейзер взял себе псевдоним и стал Леонидом Утесовым.
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
Комментарии
Спасибо!