Свенцицкий - Собрание сочинений - Том 4 - Церковь, народ и революция

 

Прошло более двух лет с тех пор, как Столыпин в Гос. думе торжественно заявил, что правительству нужны не «великие потрясения» — нужна «великая Россия»...

Великих потрясений, действительно, нет. Но нет и великой России...

Куда же она девалась?

 

Крылатые слова П. Столыпина были подхвачены тогда в «Русской мысли» Петром Струве. Он написал свою известную статью «Великая Россия», в которой указывал пути для создания её действительного величия и могущества.

«Быть могущественным, — рассуждал Струве, — значит обладать непременно внешней мощью».

По его мнению, главнейшая ошибка внешней политики России заключалась в том, что центр тяжести её был перенесён «в область, недоступную реальному влиянию русской культуры», т. е., другими словами, на Дальний Восток. Для создания «Великой России», в смысле «внешней мощи», он советовал: «направить все силы на ту область», которая, действительно, может быть подчинена «реальному влиянию русской культуры», т. е. на Ближний Восток.

 

Международные события вынудили, волей-неволей, последовать этому рецепту. Революция в Турции, провозглашение независимости Болгарии, аннексия Боснии и Герцеговины — всё это требовало от России самого энергичного участия в делах Ближнего Востока. И действительно, правительство, во главе с Извольским, обратило «все силы на ту область», которая могла быть подчинена «реальному влиянию русской культуры».

Но получилась ли от «обращения на эту область» какая-либо «мощь»? Способствовало ли это созданию вместо «великих потрясений» — «великой России»?

Ничего подобного: получился один великий конфуз!

Извольский был разбит по всем пунктам «балканской политики», и барон Эренталь, пользуясь и своим дипломатическим искусством, и «мощью» своего государства, и «дружеской» поддержкой Германии, заставил сыграть Россию унизительную роль какого-то международного «пустого места».

 

Очевидно, прежде чем обращать свои взоры куда бы то ни было «по сторонам», для создания великой России надо, чтобы «государственная мощь» была уже реальным фактом.

Покуда соседние державы не верят во внутреннюю силу нашего государства, они не будут считаться ни с какой нашей внешней политикой: ни с дальневосточной, ни с ближневосточной.

И потому искать великой России в какой бы то ни было «активной» внешней политике невозможно. Было бы более чем достаточно, если бы по крайней мере не портили того, что у нас уже есть. Как, например, были испорчены дружеские отношения с Персией. И персидский народ, всегда тяготевший к русским, подозрительно сторонившийся англичан, прибег к неслыханной в Персии демонстрации против России: бойкоту русских товаров.

Таким образом, во «внешней мощи государства» — «Великой России» мы не найдём...

Очевидно, её надо искать во «внутреннем росте государства».

 

Но во внутренней политике «великая», на языке Столыпина, значит «старая». А когда «старое», «прошлое», даже в том случае, если оно полно былых доблестей и могущества, поставляется на место «современности», — говорить надо не о «величии», а о бессилии.

Политика Столыпина имеет изумительное сходство с политикой Плеве. И этого могут не видеть только те, кто больше придаёт значения внешним явлениям, чем самому существу дела.

 

Ведь основной «нерв» политики Плеве лежал в том, чтобы укрепить во что бы то ни стало старый порядок и создать «Великую Россию» в виде «мощной» абсолютной монархии. Единственное средство достигнуть этой цели он видел в победоносной войне. Отсюда его вызывающая дальневосточная политика. Не видя внутри государства достаточно «твёрдой» почвы, на которую могла бы опереться власть в деле строительства «мощной монархии», — он решил найти точку опоры вне её: решил опереться на патриотический подъём «завоевателей» и силой этой спаять Россию, которая (он это прекрасно видел) трещала по всем швам.

Столыпин тоже хочет создать «Великую Россию».

 

Валентин Свенцицкий - Собрание сочинений - Тома 1-3