С историко-политической точки зрения, речь в этой книге идет преимущественно о первой половине николаевского царствования, которой датируется и само становление классической русской литературы, снискавшей всемирное признание. На этот период приходится не только расцвет Пушкина, но также вся творческая жизнь Лермонтова и Боратынского, значительная часть поэзии Тютчева, триумф Гоголя, дебют Некрасова, Фета, Тургенева, зарождение русского исторического романа, типологического очерка и тотально идеологизированной литературной критики.
Он ознаменован победой, гегемонией, а затем стагнацией русского романтизма, вытесненного «натуральной школой». Период этот простирается с середины 1820-х до начала 1840-х гг.1 Таковы основные рамки и нашего исследования, размываемые, однако, обширными экскурсами в смежные хронологические зоны, ограниченные, в свою очередь, началом 1848 года, т.е. эпохой европейских революций и, соответственно, радикализацией цензуры в России (т.н. мрачное семилетие).
Хотя к 1840-м гг. в империи проживало около половины мирового еврейства, для русских романтиков еврейская тема оставалась маргинальной. И все же обращение к ней, зачастую случайное, подсказанное модой, в конечном итоге отразилось на дальнейшей как литературной, так и житейской судьбе евреев России. Наметив основные направления последующей русской литературы, эта эпоха — заодно, в качестве побочного продукта — выработала и основные стереотипы еврейского образа. Однако проза, поэзия и драматургия романтической поры находились в постоянном взаимодействии с отечественной журналистикой.
Эта последняя отчасти препятствовала, отчасти способствовала формированию подобных стереотипов, а потому также потребовала внимательного изучения, хотя и не претендующего на то, чтобы подменить собой полномасштабные исторические исследования. Настоящая книга рассчитана на читателя, хотя бы в главных чертах знакомого с рассматриваемой эпохой, а также с тогдашней российской политикой по отношению к евреям. В том, что касается социальной, экономической и политической истории евреев России, я полагался главным образом как на классические труды С.М. Дубнова и Юлия Гессена, так и на современные монографии — на книги Джона Клиера и Майкла Станиславски.
Михаил Вайскопф – Покрывало Моисея – Еврейская тема в эпоху романтизма
Издательство – «Мосты культуры / Гешарим» – 383 с.
Москва – Иерусалим – 2008 г.
ISBN 9785932732636
Михаил Вайскопф – Покрывало Моисея – Еврейская тема в эпоху романтизма – Содержание
- От автора
- Предисловие
- Глава 1. Религиозно-исторический контекст
- Глава 2. Взгляд на зарубежное еврейство: усвоение западных моделей
- Глава 3. Магия каббалы и эстетика Ветхого Завета
- Глава 4. Россия как Новый Израиль
- Глава 5. Идеологические и социальные предпосылки еврейского образа
- Глава 6. Встречи с иудаизмом и евреями: поправка на реальные впечатления Глава 7. Литературные трафареты
- Глава 8. Журнальная кампания 1838 г. и ее отголоски
- Глава 9. Крещение или репатриация?
- Глава 10. Народ без отечества: евреи в России 1840-х гг.
- Эпилог: Дальнейшая эволюция еврейской темы
- Указатель имен
Михаил Вайскопф – Покрывало Моисея – Еврейская тема в эпоху романтизма – Вереница фантомов
Еврейская тема в России не просто сопряжена была со Св. Писанием — она неотделима от него. Начнем с того, что православная экзегетика, подобно католической, обязывала рассматривать т. н. Ветхий Завет прежде всего как набор христологических пророчеств, аллегорий и предзнаменований; само его сюжетное и событийное содержание также воспринималось в качестве предуготовления, «прообразования» евангельского рассказа и христианских истин (Исход из Египта как победа над страстями, Адель, Исаак, Моисей или Иосиф в яме и темнице — прообразование Христа и т.п.).
Вот далеко не полный перечень «предызображений» Богородицы, найденных св. Иринеем, Иоанном Златоустом, Епифанием и другими Отцами Церкви в Ветхом Завете: невозделанная земля из Быт. 2; райский сад; праматерь Ева; ковчег Ноя и его голубица (хотя тот же ковчег одновременно «прообразует» и грядущую Церковь); праматерь Сарра; лестница Иакова; горящий терновый куст; облачный столп, осенявший евреев на пути из Египта; жезл Аарона; камень горы Хорив, изливавший воду; Скиния и Храм Иерусалимский; кадильница, а также ее крышка; Чермное море (в частности, потому что Мария — «море, потопившее фараона мысленного»); руно Гедеона; «царево седалише» (трон Соломона); печь из Книги Даниила.
Охотно признавая и собственные — так сказать, персональные — достоинства тех или иных ветхозаветных лиц, Отцы Церкви переосмысляли их еще и в назидательно-префигурационном плане — как прообразование христианских нравственных идеалов: «В патриархах, говорит св. Григорий, можно видеть совершенные образцы всех добродетелей. Авель назидает нас невинности; Енох — чистоте сердца; Ной — постоянству в правде; Авраам — совершенному послушанию; Исаак — чистоте брачной жизни; Иаков — постоянному терпению в трудах; Иосиф — забвению обид; Моисей — кроткому обращению с мятежниками; Иов — постоянному терпению в величайших бедствиях».
«Промыслительный» потенциал усматривался, однако, и в негативном аспекте — в других, зловещих библейских ситуациях или лицах, показ которых предвещал богоубийство. Сюда относился прежде всего патриарх Иуда — предок еврейского народа (точнее, его уцелевшего колена), по совету которого продан был в рабство, за двадцать сребреников, его брат Иосиф. Тем самым праотец Иуда «прообразовал» Иуду Искариота; а последний сделался, в свою очередь, бранным обозначением всего иудаизма. (Отрицательный заряд — сполна реализованный антисемитской мифологией — несла в себе, впрочем, и фигура Иосифа, соединявшая в себе страстотерпца с жестоким правителем, обобравшим и поработившим народ Египта.)
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
