Нанос - Меня охраняла суббота

Я родился в канун праздника Шавуот 5657 (1897) года в Херсоне, на юге Украины. Мой дед р. Дов-Бер был одним из хойзрим (посланцев) Цемах-Цедека и главой йешивы в местечке Дубровно, что около Витебска. У деда были тфилин, написанные известным сойфером р. Реувеном - тем самым, что написал тфилин для Алтер Ребе. Эти тфилин ему подарил Цемах-Цедек.

 

В своем завещании дед написал, обращаясь к сыну р. Мордехаю-Арье-Лейбу: “Передашь их одному из своих сыновей, тому, кто будет достоин их”. Отец ни разу не возлагал эти тфилин, говоря, что они принадлежат не ему, а одному из его сыновей. Он передал их мне, своему младшему сыну, и я возлагал их двадцать шесть лет, до самого ареста. Вернувшись из лагерей, я обнаружил, что тфилин исчезли. Видимо, на Небесах решили, что их должен возлагать теперь кто-то другой...У моих родителей, р. Мордехая-Арье-Лейба и Хаи- Ривки, родились восемь детей, я был младшим. Несколько моих братьев умерли в детском возрасте.

 

Я тоже в детстве был очень болезненным ребенком, и врачи опасались за мою жизнь. Они думали, что я не дотяну до пяти лет... Из-за того, что я был таким слабым ребенком, меня отправили в хедер не в три года, как всех детей, а позже, и поэтому я должен был потом наверстывать упущенное. На нашей улице жил мой друг по хедеру Бецалель Вилынанский, с которым мы вместе учились дома. Мы были как родные братья, у него в доме я часто ел и спал, он тоже приходил к нам. Наша дружба продолжалась много лет. Зимой 1903 года отец отправился из Херсона в Любавичи, к Ребе Рашабу, и взял с собой меня.

 

Путь от Херсона до Любавичей немалый - почти тысяча километров. По дороге отец заехал в Дубровно, чтобы поставить памятники на могилах отца и матери, умерших год назад. Из Дубровно в Любавичи отправились на санях. Зима стояла суровая и снежная. Ехали лесом, когда внезапно у нас на пути появилась волчья стая. Возница погнал изо всех сил, и так мы добрались до Любавичей, в местечко волки побоялись входить. К Ребе приехали около двух часов ночи. В ту ночь Ребе устраивал йехидес, личный прием, и отец встал в очередь ожидающих.

 

По тогдашним правилам габай впускал к Ребе людей по очереди, в зависимости от того, какое расстояние они преодолели для того, чтобы приехать в Любавичи. Тех, кто приехал из более отдаленных мест, впускали раньше других. А поскольку отец преодолел тысячу километров, больше, чем кто- либо другой из ожидавших очереди, его пропустили первым. Когда габай сказал отцу зайти к Ребе, он попросил сидевших в очереди присмотреть за мною. Отец вошел в комнату, а я остался дремать в приемной.

 

Издательство - «Шамир»

Иерусалим  5774 – 2014 – 202 с.

 

“Меч фараона не будет иметь над тобой никакой власти”

Первый арест

Второй арест

Третий арест

Освобождение

 

 

Незадолго до Песаха меня вызвали к начальнику участка, который выдал мне передачу от жены: теплые вещи, сто рублей и пачку мацы. Моей радости не было предела: на Песах у нас будет маца! В канун праздника нашу бригаду, как обычно, вывели на работу. В этот день мы должны были разбирать старую железнодорожную ветку. Одни зэки оттаскивали рельсы, другие выкапывали из промерзшей земли шпалы, третьи оттаскивали эти шпалы в сторону.- Ты мужик крепкий, - сказал мне бригадир, - будешь таскать шпалы. Шпалы эти не один год пролежали в земле, разбухли от влаги. Одному человеку поднять такую шпалу не по силам. Поэтому мы таскали их по двое.

 

К полудню пришел какой-то начальник в форме офицера НКВД, посмотрел на нашу работу и заявил бригадиру:- Таким манером они норму не выполнят. Что это они по двое тащат одну шпалу? Пусть таскают по одному, так быстрее будет. Но быстрее не вышло. Два зэка взваливали шпалу на спину третьему, и тот, сгибаясь до земли, еле волоча ноги, оттаскивал ее в сторону. В результате производительность нашей работы только упала. Бригадир, видя, к чему привел приказ энкаведешника, пробовал было уговорить его отменить приказ. В ответ тот выхватил пистолет и завопил: - Я вас научу работать!

 

Если норму к назначенному часу не выполните, всех к чертовой матери перестреляю! Включая тебя, - добавил он, обращаясь к бригадиру. - Несколькими контрреволюционерами меньше будет! От страха мы принялись за работу как сумасшедшие, не жалея последних сил. К трем часам, задолго до окончания рабочего дня, норма была выполнена. Подошедший к этому времени прораб был так удивлен нашим усердием, что разрешил нам отдохнуть, пока прочие бригады закончат свои нормы... Вечером, когда весь барак отправился в столовую, мы со Шмуэлем произнесли праздничную молитву, а потом принялись за организацию пасхального седера.

 

Мы занавесили нашу часть нар мешком из-под цемента и достали мацу. Кроме мацы у нас не было ничего. Вино, марор, крутое яйцо - все это мы пили и ели в вообряжении... Афикоман мы съели, как и положено, до полуночи. Ночью, когда весь барак уже спал и нас никто не видел, мы поделились мацой с бригадиром. Он был очень растроган таким дорогим подарком. Мы, пользуясь его хорошим настроением, спросили, как нам избежать работы завтра, в праздник.- Выходите вместе со всей бригадой из зоны, - сказал бригадир, - а то я буду вынужден заявить, что вы не вышли на работу. А на месте уже посмотрим, что делать.

 

Найдем какое-нибудь решение. Мы так и сделали. Рабочая зона занимала несколько квадратных километров, кроме заключенных, там работали “вольняшки” - вольнонаемные рабочие, в большинстве своем - бывшие заключенные. А для них построили несколько подсобных помещений. Вот в них-то мы и хотели отсидеться. Вместе со всей бригадой мы вышли в рабочую зону и через какое-то время присмотрели пустую, как нам показалось, подсобку. Но мы ошиблись, в подсобке грелись вольняшки, которые без церемоний выгнали нас обратно на мороз - ведь за укрывание зэка, уклоняющегося от работы, им грозило суровое наказание.

 

Делать было нечего. С великим трудом мы отыскали какую-то полуразрушенную времянку без окон и дверей и просидели там до заката, едва не околев от холода. К вечеру мы вернулись в бригаду и вместе со всеми пошли в жилую зону. Зэки глядели на нас враждебно: ведь им пришлось работать и за нас. После вечерней поверки все отправились в столовую, а мы со Шмуэлем провели второй седер. Утром бригадир отозвал нас в сторону: - Здесь нет тайн, начальнику лагеря уже доложили, что вы вчера не работали из-за вашего праздника. Поговаривают, что вас будут судить за коллективный саботаж, а это грозит вам расстрелом.

 

Я не хочу принуждать вас работать в праздник, если это запрещает ваша религия, но и идти вместе с вами на расстрел я тоже не хочу. Так что делайте что хотите, но без меня. Я вас покрывать не собираюсь! Весь второй день праздника мы скрывались на территории рабочей зоны под открытым небом, замерзшие, голодные, в страхе, что нас обнаружат.