Бачинин - Теология, социология и антропология литературы

Христианин, социолог, философ, теолог. В такой последовательности и удивительном единстве призваний живет и творит автор представляемой книги. Имя российского философа Владислава Бачинина мало известно украинскому читателю, более знаком круг его собеседников - Пушкин, Достоевский, Шелер, Шмеман, Пелевин.

 

В этом круге и рождается текст книги, точнее - интертекст. Этот же круг определяет и самого автора. За каждым собеседником - разные сферы жизни, разные типы личности, разные культурные традиции. Да и сам автор разный - пережил разность эпох, внутренние метаморфозы, прошел непростой путь к себе, своей вере, своему пониманию культуры в свете свой веры.

 

Сохраняя гамлетовское дрожащее напряжение, автор все же собирает распавшееся, связывает разные образы, идеи, эпохи вокруг христианской оси культуры. Он пытается преодолеть разрывы и восстановить связи, но без упрощений и сглаживаний, не теряя интеллектуальной страсти и творческого дерзновения.

 

Достоевский и Христос, частью зримо, частью нет, присутствуют в каждой мысли и странице. Достоевский-человек напоминает о трагичности и бездне обезбоженной, а затем и обесчеловеченной жизни. Христос-Бог - о свете и надежде. Соприсутствие теологического и антропологического начал в названии и далее в тексте задает единственно возможный способ прочтения литературы, при котором она не перестает быть человеческим творчеством (антропологией, социологией), но при этом становится еще и Божественным словом (теологией).

 

Михаил Черенков

 

Киев: «ДУХ I  ЛIТЕРА» (Серия «Теология»), 2012.- 400с.

ISBN: 978-966-378-262-1

Серия «Теология» - совместный проект Ассоциации «Духовное возрождение», Издательства «ДУХ I  ЛIТЕРА», Донецкого христианского университета

 

 

Соединяя вновь распавшуюся связь. Предисловие Михаила Черенкова

Писатель - самый честный социолог
Интерес социологии к литературе
Открытость литературного текста
Принципы институциональности и социальной детерминации
Интеллектуальная печаль как следствие антропологического вызова
«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий...»
Внутренняя трансцендентность гуманитарных текстов
Интеллектуал, сторонись византизма, но не бойся христианского интеллектуализма

Литература и теология
Сознание, дух и трансцендентная реальность
Трансцендентность истины
Трансцендентность как софийность
А.    Шмеман и его «исследовательская лаборатория» по теологии литературы

Культурное пространство антиномии «Бог умер - Бог жив»
«Пушкин» Достоевского: концепция духовного скитальчества
Три экзистенциальных разворота в истории русского гуманитарного сознания
Притча о блудном сыне и логика экзистенциального поражения
Русский гуманитарный текст как исповедь духовного скитальца

Сквозь художественное к экзистенциальному
Тайна личности Онегина
Тоска как демоническая структура
Пушкинский роман - исток и тайна русского экзистенциализма

Теологическое призвание Достоевского
Теология «Записок из подполья»

Старорусский период: эвристичность биографического
Старорусский бунт 1831 года в свете теории ресентимента Макса Шелера
Бунт и подполье
У истоков скотопригоньевской цивилизации
Скотопригоньевск во мгле

Политические «бесы» и проблема авторизации «Протоколов сионских мудрецов»
Человек лагерный и его эпистемологическая фрустрация
Человек барачный и его странная религиозность

Здравствуй, остмодерн!
Интеллектуальные эго-тексты Андрея Синявского
Пушкиншулер как тип русского гуманитария

«Если верует, то не верует, что верует. Если же не верует, то не верует, что не верует» (Credo Виктора Пелевина)
Как убить Достоевского: о постмодернистской физиологии духа

 

 

Среди гуманитарных наук, может быть, самые непростые отношения с литературой складываются у социологии. На протяжении не слишком продолжительной истории этих отношений социология могла сближаться с литературно-художественной реальностью, не слишком дорожа своей научно-академической идентичностью. Так происходило в России XIX в. на ранних стадиях становления социологического знания, когда его собственные эпистемологические структуры были еще в состоянии младенческой гибкости. Социология могла и намеренно дистанцироваться от литературы, как бы интуитивно чувствуя в ней возможного конкурента и пытаясь не замечать ее незаурядных дескриптивно-аналитических возможностей.

 

Так продолжалось практически до начала того иконического поворота, о котором речь шла выше и который ныне заставляет ее пересмотреть свое отношение к литературе. В настоящее время социологи уже не решаются критиковать литераторов и литературу за удаленность от «истинно научных» воззрений на социум и человека, за «странности» художественного познания с его образностью, метафорикой и прочими недискурсивными средствами. Напротив, социология обнаруживает готовность снизойти до дольнего мира художественности, раскинувшегося у подножий высокой науки, и не прочь получить для себя хотя бы какую-то пользу от «прогулок по садам изящной словесности». Иными словами, сегодня она фактически готова признать в литературе эффективный инструмент анализа социальной реальности.

 

Если исходить из принципа универсальности социального, из признания его повсеместного присутствия в жизненном мире человека, то следует признать правомерность социологического взгляда на что угодно, в том числе и на литературу. Подобно тому, как в любом артефакте можно отыскать философское содержание, так и социальное содержание, вызывающее интерес у социологического сознания, непременно присутствует в каждом атоме человеческой жизни и культуры. Соответственно, каждый литературно-художественный текст, независимо от его мировоззренческих ориентаций и эстетических качеств, от первой до последней буквы погружен в социальность, пропитан ею и не в состоянии освободиться от нее, как не может живой организм освободиться от текущей внутри него крови.

 

Поскольку литературные тексты творятся социальными субъектами, существуют лишь в социуме и, следовательно, обладают социологическим измерением, то задача заключается только в том, чтобы обзавестись необходимым арсеналом аналитических средств по выявлению в том или ином фрагменте литературной реальности социологической информации, обладающей научной значимостью. Эту задачу и призван решать социолог литературы, располагающий обширным набором методологических подходов и способностью находить разнообразные проблемноаналитические ракурсы.

Отечественную социологию подталкивает к переоценке своих отношений с литературой ряд примечательных обстоятельств, в том числе появление маргинальных текстов, художественных и одновременно социологических как по характеру содержащегося в них материала, так и по формам его презентаций.

 

Произведения таких мастеров слова, как А. Платонов, А. И. Солженицын, А. Д. Синявский, А. А. Зиновьев, В. О. Пелевин и др., - наделенных ярко выраженным социальным темпераментом, способных описывать и анализировать сложнейшие социальные реалии XX столетия, - явно превосходят своей глубиной и проницательностью теоретические работы основной массы современных им ученых - социологов, историков, философов. Демонстрирующие действенность социально-художественной рефлексии, они являют собой образцы органичного единства образности и рационалистичности, свидетельствуют о высокой эпистемологической ценности социологического воображения литераторов.

 

Оказалось, что их тексты, обладающие богатейшими эвристическими ресурсами, можно читать как социологические исследования, поскольку образное мышление их авторов смогло проникнуть в суть острых социальных проблем несравнимо глубже мышления профессиональных социологов. Перефразируя Ницше, утверждавшего, что самый честный философ - это писатель, можно сказать, что самыми честными, тонкими и глубокими отечественными социологами второй половины XX - начала XXI вв. оказались талантливые литераторы, много сделавшие для развития совершенно особой отрасли социогуманитарного познания - художественной социологии.

 

Мир литературы - это совсем не поле, как утверждал П. Бурдье, а, скорее, вселенная, беспредельный космос смысловых, ценностных, нормативных, образных, символических и прочих форм и структур. По отношению к этому миру возможно большое разнообразие познавательных подходов, где социологический подход - только один из многих. Но даже если сосредоточиться только на нем, то и в этом случае обнаружится открытое множество разнообразных методологических средств, с помощью которых социологи могут продуктивно работать с литературно-художественным материалом. Кроме таких анонимных методов, как социологический историзм, институционализация, компаративистика, статистика, биографика и проч., имеются сугубо авторские методологические конструкты, прочно привязанные к конкретным именам В. Беньямина, Ж. Батая, Ю. Кристевой, П. Бурдье, П. де Мана, Ю. Тынянова, М. Бахтина, Ю. Лотмана и др.

 

Их голоса перекликаются, аналитические векторы порой пересекаются. Ни один из авторских методов не универсален, не самодостаточен, а представляет собой нечто особенное, частное как по характеру познавательных задач, так и по роду используемых средств. Даже взятые все вместе, указанные методы не покрывают всего проблемного пространства социологии литературы, которое поистине безгранично.

 

Поскольку в распоряжении современного социолога имеется довольно большой набор вполне добротных аналитических инструментов, из них всегда можно выбрать тот, что в наибольшей степени отвечает его исследовательским интересам. Кроме того, если ученый достаточно талантлив, то ничто не мешает ему создать собственную, авторскую методологическую конструкцию и апробировать ее в деле.

 

При наличии всех этих, достаточно широких, возможностей, кажется странным то обстоятельство, что отечественные социологи весьма неохотно пользуются ими. Ведь даже беглый взгляд на тематику статей российских социологических журналов последних двух десятилетий убеждает, что исследования по социологии литературы представлены в них весьма скромно. Аналогичным образом обстоит дело и с тематикой диссертаций по социологии.

 

Можно предположить, что одним из вероятных препятствий является то, что социология литературы - достаточно трудоемкая область знаний, имеющая междисциплинарный характер и требующая от специалистов двойной компетентности в областях как социологии, так и литературоведения, которое, в свою очередь, включает в себя теорию литературы, историю литературы, литературную критику и еще целый ряд конкретных субдисциплин. Все вместе они составляют обширнейшую информационную сферу, выступающую по отношению к социологии литературы областью предпосылочных, пропедевтических знаний.

 

Нынешняя система социологического образования, в которой отсутствует специализация по социологии литературы, никак не способствует освоению этой сферы. Сказывается определенный прагматизм мышления чиновных стратегов развития социологической науки, по-прежнему склонных отодвигать проблемы духовной жизни на периферию социологического познания и практически не реагирующих на присутствие в гуманитарной сфере артикулированного заказа на разработку проблем социологии литературы. В результате литературоведы, не уверенные в том, что социологи смогут им чем-то помочь, предпринимают самостоятельные попытки разрабатывать социологические проблемы литературного процесса собственными силами, используя имеющиеся у них для этого свои собственные возможности. Так возникает ситуация отнюдь не симметричного присутствия социологов и литературоведов в междисциплинарном пространстве отечественной социологии литературы.

 

 

Окончил философский факультет Ленинградского государственного университета, аспирантуру Института философии РАН. Доктор социологических наук, профессор.

 

Автор более 700 опубликованных работ по истории религии, философии культуры, эстетике, социологии литературы, в том числе более 50-ти книг, среди которых: «Достоевский: метафизика преступления. Художественная феноменология русского протомодерна». СПб., 2001), «Византизм и евангелизм: генеалогия русского протестантизма». СПб., 2003), «Малая христианская энциклопедия». Т.1-1У. (СПб.,2003-2007), «Национальная идея для России (Исторические очерки политической теологии и культурной антропологии)» (СПб., 2005), «Христианская мысль». Т.1-Х. (СПб., 2004-2006), «Введение в христианскую эстетику». (СПб., 2005), «Энциклопедия философии и социологии права». (СПб., 2006).

 

Победитель открытого конкурса философских трактатов на тему «Возможна ли нравственность, независимая от религии?», проведенного в 2010 г. в связи со 100-летием со дня кончины Л.Н.Толстого Российской Академией наук (ИФ РАН) и Международным фондом «Знание». Живет в Санкт-Петербурге.