Библейские комментарии отцов Церкви и других авторов I-VIII веков - Ветхий Завет - Том XI

Библейские комментарии отцов Церкви - ВЗ 11 - Исайи 40-66

Обильное использование метафор в Книге Исаии 40-66 захватывает дух. Читая этот текст, мы почти теряемся под неимоверным напором риторического потока, захлестывающего наше воображение. Мы поражаемся, когда читаем, как Бог принимает чью-то сторону, как Его гнев воспламеняется против зла и двуличия и как с еще большей силой Он обещает верность и спасение. Однако древние христианские писатели, интерпретируя эти действия Бога, никогда не сводили Его просто к содержанию метафор. Например, когда Исайя говорит о Боге как о женщине, которая никогда не забудет своего грудного ребенка, он не говорит, что Бог - это женщина, мать. Однако если мы ищем Бога, как Он есть, тогда не существует никакого другого понимания Бога помимо того, что Он говорит и делает в мире, в истории и в свидетельстве Израиля. Но как только метафорическое принимается во внимание наряду с осознанием, что эти метафоры не выражают полноту бытия Бога, Бог начинает восприниматься и как таинственная, и как единственная истинная реальность, присутствующая в этом мире Бог, а не метафора или язык, есть одновременно основа и тайна мира.

Все творение пронизано «величием Бога».Таким образом, любое последующее применение того, как мы говорим о Нем, основывается на представлении, что предметом Библии является Бог, Который учит нас богословию; учит нас, в сущности, как думать и говорить о Нем.

В то же время, для святоотеческих комментаторов, особенно Кирилла Александрийского и Феодорита Кирского, характерно говорить также о неясности Священного Писания, что и является главной причиной для его комментирования. Феодорит иногда был рад перефразировать текст, если его смысл был достаточно ясен; он не пытался объяснить все. И Кирилл, и Феодор знали об особой лексике Септуагинты и ее риторике - использовании фигур и метафор, - но не о каком-то особом грамматическом стиле. Метафора была lingua franca Писания. Но эти авторы отличаются тем, что только Кирилл будет говорить о метафорическом смысле как о чем-то «Мистическом». Кроме того, александриец использовал в толкованиях «тень» и «ТИП», в то время как Феодорит использовал только «типы». Августин Иппонский, в свою очередь, прекрасно понимал, как любой язык указывает на реальность, которая, в конечном счете, выше его возможностей, но ни в коем случае не ниже того, что в нем выразимо и ухватывается в смысловых догадках.

Сегодня символ занял место таинства в культуре понимания. Означаемое и знак связаны вместе как равные партнеры. Именно так это происходило во времена гностического мифа, в котором значение бьmо, самое большее, следующим шагом вверх от простого знака. Лишь позднее, благодаря неоплатоникам и христианам, миф стал восприниматься как указание на смысл, отличный от самого рассказа и поэзии, а значит, и как нечто более высокое, чем они.