Федотов - Собрание сочинений - 9 - Статьи американского периода

Мы живем в такой дичайший век (железный ли? каменный?), что самую постановку еврейской темы приходится оправдывать. Чувствительность притупляется, и совесть сгорает: если не прожженная еще, то порядочно обуглившаяся. Самое разлитие зла служит защитным покровом против моральных реакций. В Германии и Франции десятки тысяч евреев томятся в концентрационных лагерях? — Но в России в лагерях миллионы — не евреев только, но всех народностей. Гитлер производит физическое истребление всего еврейского населения в Польше — а теперь, кажется, и на Украине? Но другие народы, например, поляки, тоже истребляются сознательно и планомерно.

 

Такой отвод, обычный в наше время (большее зло оправдывает меньшее), — сам по себе свидетельствует о тяжкой пораженности морального чувства. Движимый инстинктом самосохранения, человек старается приглушить свою совесть: с волками жить — по волчьи выть. Но то правда, конечно, что еврейская беда, еврейские страдания сейчас вливаются в общее море крови и слез. Все рушится — самые основы нашей цивилизации, и под ее обломками одной из первых жертв оказывается еврейский народ. Есть две причины, почему судьба этого народа сейчас больнее, чем судьба других, затрагивает нееврейский, а особенно христианский мир. Первая — это всеобщее распространение еврейской диаспоры и ее далеко зашедшая ассимиляция.

 

Каждый христианин в любой стране имеет среди евреев друзей и близких. Через их личное горе он легко может ощутить национальную катастрофу еврейства, если, конечно, сам не принадлежит к его сознательным врагам. Вторая причина порядка религиозного. Для христианства евреи не просто народ среди прочих, но народ, отмеченный божественным избранием, народ Христа, Его породивший и Его отвергший: народ, судьба которого имеет особое, всемирно-историческое значение.

 

Примеч. С. С. Бычков. - М.: Мартис, 2004. 383 с

ISBN 5-7248-0037-3

 

Примечания

Указатель имен

 

 

Фашизм (как и коммунизм, который является его разновидностью) есть ложный ответ на подлинный вопрос, поставленный историей. Фашизм прав в основном ощущении порочности и безвыходности современной культуры. Но, видя зло, он бессилен преодолеть его, потому что сам носит в себе все яды умирающей цивилизации. Возмущаясь против ее механичности, он является самым механическим из ее общественных движений. Мечтая об органической силе жизни, он является жертвой и тираном самой мертвой техники, примененной к политике и воспитанию. В припадке бешенства, он бьет направо и налево, не чувствуя, что носит врага в самом себе. Грубыми суррогатами пытается заменить недостающую веру, которой жаждет. Но, если он действительно услышал вопросы жизни, то в самых уродливых его достижениях мы вправе угадывать очертания культуры будущего. Пусть фашизм погибнет, и демократия, обновленная, будет строить, вместо него, «новый порядок» мира, — этот порядок будет совершенно отличен от прошлого. К «старым башням родного Содома» возврата нет. Новый мир, если только он будет построен, преодолеет не только капитализм, но и рассудочный, разорванный духовный мир буржуазной Европы. Он должен обрести новую цельность, новую органичность жизни. Дай Бог, чтобы он мог сочетать с ней свободу личности. Но эта свобода уже не будет свободой безразличия. Вся та среда, в которой жило, в сравнительном благополучии, еврейство XIX века, погибла навсегда.

 

Какие проблемы ставит перед еврейством новый, в крови рождающийся мир? Разрыв с капитализмом, конечно, особой драмы не представ ляет. Еврейство слишком богато ресурсами, чтобы не пережить гибели финансового капитала, как оно пережило много других экономических и политических режимов. Но самый вопрос о его «переживании», о его существовании, — как он ставится теперь? Еще недавно были возможны споры между еврейскими националистами и сторонниками ассимиляции. Они ведутся еще и теперь, но по существу возможны ли они? Фашизм показал, что никакая ассимиляция не спасает еврейства, не может укрыть его. Забвения религии, языка, трех денационализированных поколений недостаточно. Быть может, десять поколений могли бы изгладить все силы прошлого, замазать последние черты древней благородной расы, но история не дает этих десяти поколений. Выход из гетто начался лишь с XIX века, примерно с французской революции, в России — много позже. Ассимилированное еврейство все еще еврейство, и враг сумеет распознать его. Ну, а в «новом мире» — придется ли и там прятаться от врагов?

 

Надеясь на лучшее, предполагая, что в этом мире не будет ни исключительных законов, ни травли «инородцев», трудно представить себе процесс ассимиляции столь легким, каким он был в прошлом столетии. Этот процесс протекал безболезненно в денационализированной, обезличенной среде. В XIX веке еврей, желавший забыть о своем еврействе, легко мог стать членом космополитического общества. Но ему уже было много труднее стать своим, скажем, в кругу русских славянофилов или во французском католическо-дворянском свете. Ему надо было носить маску или делать насилие над собой. Родиться заново в иную нацию не так легко. И, если грядущая культура будет более почвенна, будет религиозна и в духовном (может быть, не в политическом) смысле национальна, то еврейство может найти в ней место, как особое исповедание, особый народ, равноправный среди других, но едва ли сможет раствориться в ней без остатка.

 

Да и желательно ли это? Не возмущает ли самая мысль о таком исходе? Даже с чисто позитивной точки зрения, исчезновение одного из самых одаренных народов, давшего миру столько гениев, если бы оно и было возможно, представляло бы тяжелую утрату для человечества. Нельзя утешаться тем, что евреи будут давать миру свой вклад, как они дают и сейчас, в чужих национальных общинах. Да, сейчас дают, потому что не истощены еще силы, накопленные в гетто, силы тысячелетней религиозной веры мессианских упований, растрачиваемые теперь в «теориях относительности», в «психоанализах» и проч. Но потухнет этот костер, и его жар остынет, тепло рассеется в воздухе. Неизбежная «энтропия» сравняет уровень еврейской и «арийской» духовной температуры. Если же стоять на точке зрения религиозной, то гибель народа, давшего миру две мировых религии и сохраняющего доныне свой религиозный пламень, была бы прямо катастрофой. Слишком большие религиозные чаяния сопряжены с этим народом. Его судьба в христианском пророчестве связана с эсхатологическими судьбами мира. С этой точки зрения, он не только не должен, он не может погибнуть.

 

Ассимиляционизм осужден историей, и Гитлеру суждено было стать одним из виновников еврейского национального возрождения. Нам приходилось слышать евреев, которые так оценивали смысл гитлеровского гонения. Еврейский Бог всегда вел свой народ путем страданий, и в страданиях он обретал новую силу жизни. Вольная и покойная жизнь среди язычников разлагала. Вот и сейчас, на что в России жизнь невольна и непокойна, но в условиях полного равенства и денационализированной культуры миллионы евреев почти растворились в полумонгольском море. Русская революция, с одной стороны, удушившая национально-религиозную культуру еврейства, с другой облегчившая его ассимиляцию, сделала больше для уничтожения народа, чем Гитлер со своими лагерями и палачами.

 

Если не ассимиляция, то что же? Национальное возрождение — но в каких формах? Здесь возникает новый соблазн: перенять у врага его политическое сознание, бороться с ним его же оружием — если угодно, опять-таки ассимилируясь с ним, только не в дружбе, а в борьбе. Израилю предлагается осознать себя одним из народов земли — таким же, как все другие — и требовать для себя места под солнцем. Вчера еще это значило: подчинить все задачи еврейства одной цели — созданию и развитию национального государства в Палестине. Сегодня это звучит еще иначе: создать еврейский фашизм, покончить с гуманизмом и ответить криком крови и расы на крик крови и расы. Этот соблазн тем опаснее, что в самых древних страницах Священной Книги можно найти кажу щееся оправдание для этой антигуманистической реакции. Гитлер вывернул Библию наизнанку. Теперь начинают выворачивать наизнанку Гитлера, — только что останется от Библии в результате этой двойной перелицовки?

 

Я ничего не хочу говорить здесь ни за, ни против сионизма, который в целом вызывает во мне сочувствие. Но сионизм может быть оправдан лишь как частичное, подспорное решение задачи — сохранение еврейской национальности. Если для сохранения всемирного еврейства важно иметь национальный очаг в Палестине, пусть он будет. Но пусть борьба за него, работа в нем не заслоняет всей проблемы. Так папское государство в Италии могло и должно было стать опорой для универсальной политики католической церкви. Но как часто оно делалось помехой и соблазном для этой самой политики! Призвание Израиля универсально. Его Мессия обещан, как освободитель и примиритель всех народов, и религиозный национализм был временной формой, скорлупой, охраняющей вселенскую идею Израиля. Отказ от этой идеи — это отказ от первородства, отказ от самого себя. Да и возможен ли он? Т. е. возможна ли узконациональная еврейская политика?

 

И здесь уже история говорит свое предостерегающее слово. Насколько еврейство сильно своим культурным подвигом, своим нравственным упором в мировых пределах, настолько слабо и беззащитно оно в «своем» национальном государстве. Первый вихрь, налетевший из заиорданской пустыни, может смести его. Оно существует стеснением благоприятных обстоятельств, политическим компромиссом Британской дипломатии. Стоит заколебаться Британской Империи, усилиться давлению арабского мира, политическое пробуждение которого является одним из новейших фактов мировой жизни, и что останется от Сиона? Останется диаспора, останутся огромные, но рассеянные энергии, вечный, неутолимый, духовный голод Израиля.

 

Если чисто политическое решение еврейского вопроса не дается, то как следует понимать его культурное решение? Что такое еврейская культура? Есть ли она, была ли она когда-нибудь? Нельзя же видеть эту культуру в пережитках пестрого происхождения фольклора, еще не везде разложившегося. А за вычетом их, оказывается, что все, что Израиль создал подлинно своего — для себя и для мира, — была его религия. Он вечно жил в чужих  культурных формах — вавилонских, эллинистических, испанских, немецких, русских, но вечно вынашивал в себе одну и ту же свою религиозную тему. Религия, а не культура, и спасла его самобытность, сохранила его от растворения в море чужих племен. Обрядовый закон ограждал его лучше, чем гетто, священный язык поддерживал единство во всех концах рассеяния. Отнимите их, и что останется? Ассимиляция началась немедленно с упадком веры. И национальное возрождение в наши дни сопровождается возрождением религиозным.

 

Наше время, ощупью и медленно, но верно выходит на забытые религиозные пути. Это возрождение бесспорно в католичестве, православии, протестантизме. Бесспорно оно и в еврействе, хотя, может быть, и не столь явственно. Гитлер сумел заполнить молящимися еще не разрушенные синагоги, и в них влечет не одно национальное горе, но и подлинная религиозная боль. Да и не Гитлер породил Бубера, Когена, стольких других. Речь идет, конечно, не о простой реставрации веры отцов, но о ее новой, творческой интерпретации. Этому движению принадлежит будущее. Здесь проходит основное русло национально-культурного возрождения. И если нельзя веровать насильно, и преступно обращать веру в орудие политики, то законно и даже обязательно для всех пристальное внимание, изучение религиозных проблем. Кто сказал, что еврей это усталый скептик, тонкий, но бесплодный рационалист? Да, таким мы знали его часто в последние десятилетия. Но таким ли он был хотя бы два поколения назад, когда Гейне проводил свою знаменитую параллель между эллинством и иудейством? Утрата веры подорвала его жизнеутверждающие, творческие силы. Но гений расы (т. е. религии Израиля) есть сама жизнь, борьба за вечную жизнь. Израиль боролся с Богом тысячелетия. Нельзя поверить, что у него нет больше сил для этой трагической борьбы.

 

Но христианин, который со стороны созерцает ее, не может не думать своей думы. И, говоря откровенно на эту больную, кровью политую тему, нужно быть откровенным до конца. Для христианина не может быть другой истинной религии кроме христианства. Он может сочувственно наблюдать возрождение религиозной жизни в чужих мирах — в Исламе, в Китае, в Индии, но при этом верит, что рано или поздно эти духовные потоки вольются в одно вселенское море. По отношению к еврейст ву вопрос для него стоит еще несомненнее. Еврейство и христианство не две различные религии, но две фазы одной и той же истинной, родившейся в Иудее, но вселенской религии. Христианство относится к иудаизму, как его завершение. Поэтому всякое движение в Иудаизме, направленное не вспять, т. е. не от пророчества к закону, а от закона к пророчеству, должно прийти и к Иошуа и поставить вопрос о Его месте в религии Израиля. Чем вызван трагический разрыв между еврейским народом и его пророком, который явился ему, как Мессия, раньше, чем открылся язычникам, как Спаситель мира?

 

Едва ли этот вопрос получит жизненное разрешение для еврейства в нашем поколении. Но евреи задумываются над проблемой Иисуса, и эти мысли далеки от древней враждебности. Книги Монтефиоре, Клаузнера говорят о новом отношении к Иисусу. Пожалуй, еще более говорят об этом частые обращения в христианство чистых и духовно-жаждущих людей — новый тип конвертита. Эти обращения разрывают единство духовной жизни Израиля, и здесь заключена драма, личная и национальная, едва ли уступимая. По существу дела древняя религия Израиля, взятая в отрыве от христианства, с трудом удовлетворяет современное религиозное сознание. Путь от современной, хотя бы обезбоженной культуры к религии закона представляется сужением сознания. Национализм может принести эту жертву. Но религиозная личность примет ли ее?

 

Ответ, конечно, будет звучать по-разному. Одни примут, другие не примут. Сейчас не время поднимать этот спор, который принадлежит будущему. Хотелось бы только указать на новый, совершенно неожиданный оборот, который история дает древней еврейско-христианской тяжбе. Когда-то евреи распяли еврея Иисуса. После того, скоро уже две тысячи лет, как Его ученики распинают евреев. Ныне Иисус возвращается к своему народу под улюлюканье и крики язычников: «Распни Его, Он жид!» Но как не поражаться апориям, которые на всех путях встречает национальное движение еврейства. Точно кто-то незримый гонит Израиля, загоняет его в безвыходные тупики, не дает опомниться от боли и ран? Кто Он, этот неутомимый охотник? Не тот же ли Бог Израиля, ревнивый и любящий, гоняющийся по пустыне за своей возлюбленной, навеки обрученной с Ним кольцом завета?

 

Федотов - Собрание сочинений - Том 10 - Христианство Киевской Руси