Рецензия на книгу - Колокол Нагасаки - Такаси Нагаи

Христианская самоотверженность, буддийское хладнокровие и японский патриотизм на руинах Нагасаки.

 

«Подобное больше никогда не должно повториться» - знаем и помним, кажется, сызмальства. Воспринимаем как само собой разумеющееся. Переживаем каждую аварию на АЭС почти как личную драму. Казалось бы, всем давно очевидно, что и не повторится – нет же на Земле таких безумных самоубийц? Увы, недавние события способны пошатнуть не только веру в здравый смысл иных властью облечённых, но и остатки и без того потрепанного за последние пару лет рассудка.

 

Сборник эссе доктора Такаси Нагаи простым и хорошим языком рассказывает, как это бывает – ядерный взрыв и то, что после.

Доктор и все выжившие после взрыва врачи и медсёстры, «едва выбравшись из полуразрушенного здания и несмотря на серьёзные травмы, вместе с другими врачами» спасали всех, кого удалось найти. Спасали много часов, затем лечили – дней и месяцев. Доктор Нагаи успел ещё написать эту книгу, прежде чем умер и сам - от лейкемии, спровоцированной ядерной отравой.  

 

(перевод с английского М. Тульчинского). Москва,  Individuum, 2022. 192 стр., илл.

Один важный нюанс, возможно, стоит отметить сразу – как христианин, доктор Нагаи и вместе с ним христианская община Нагасаки воспринимали ядерную бомбардировку как «искупление грехов японских милитаристов», давая таким образом США «индульгенцию» за это жуткое человекоубийство. Я, не будучи христианином, не оправдываю никого – ни зверств японских оккупантов в Китае и Корее, ни куда более жуткого ада, учинённого УЖЕ ПОБЕДИВШЕЙ Америкой лишь по геополитическим мотивам.

Но заглянем в книгу. «И вдруг – вспышка. Ослепляющая, ужасная, всё пронизывающая, но при этом бесшумная. Тимотор с опаской приподнял голову. Это в Ураками. И где-то в районе над храмом он увидел огромный столб белого дыма, который стремительно поднимался вверх и становился тем больше, чем выше он полз. Но настоящий ужас в сердце Тимото вселил ураганный вихрь, который взметнулся за взрывом и понесся прямо на Тимото. Смерч появился из белого облака, он летел по холмам и полям с дикой скоростью и разрушительной мощью. () Молитвенно сложив руки, он обратился к Богу и бросился на траву, вжавшись в неё. Затем он услышал оглушительный шум, его подбросило в воздух, отшвырнуло метров на пять и ударило о кирпичную стену. Наконец он открыл глаза и огляделся. Стволы деревьев как будто срезали. Вокруг не было ни ветвей, ни листьев, ни травы. Все исчезло. В воздухе повис запах смолы».

Любопытно, что доктор Нагаи был осведомлён, насколько это было возможно о ядерном взрыве и его воздействии на человека. А вот как персонал университетской больницы обсуждал случившееся:

«- Что все это значит? Что это было? – это был голос Тёро.
- это бомба нового типа, подобная той, которая упала на Хиросиму, - отвечал Сиро.
- Нет. Это, наверное, взорвалось... Солнце, - подавленно предположил Тёро.
- Может быть, ты и прав, температура воздуха как-то резко упала, - задумчиво произнес Сиро.
- Если Солнце взорвется, что же тогда случится с Землей?! – испуганно пробормотала Цубакияма.
- Настанет конецу света, - резко ответил Тёро.»

Доктор Накаи шокирован тем, что японцы стали жертвой именно атомной бомбардировки – уже зная о работе в этом направлении, он всё ещё «не мог поверить, что в мире существует бомба, которая в одно мгновение унесла все эти жизни и привела к таким невероятным разрушениям». Но увы, реальность часто разрушает наши иллюзии и ожидания, в первую очередь – положительные и конструктивные. «Кропотливый труд множества учёных позволил достичь совершенства. Но как странно, что победа науки – одновременно и поражение моей родины. Противоречивые эмоции боролись во мне, когда я думал об этом и видел ужасающкую пустоту вокруг, порожденную плодом этой науки».

Вот так, внешне почти спокойно и хладнокровно выжившие врачи осмысливают пережитое, потом также спасают выживших, а доктор Нагаи все эти страсти описывает – то ли с истинно японской уравновешенностью, то ли с христианским смирением перед волей Божьей.

Жертвы самого ужасного, какое только можно себе представить, человеко убийственного кошмара умудряются находить смысл и извлекать пользу прямо в горниле своего отчаянного положения. «Теперь мы лежим тут, во временном укрытии, абсолютно беспомощные. И все же это бесценный опыт. Мы стали непосредственными свидетелями и участниками рождения новой эры и следили за изменениями, которые происходили на наших глазах и произойдут в будущем. Разбитые горем, наполненные гневом и обидой, мы тем не менее чувствовали, что в нас рождается ещё большая страсть к поиску истину. В этом месте, опустошенном атомным взрывом, начала пробиваться новая и неудержимая научная мысль».

Конечно, весь кошмар происходящего, несмотря на осознанную рефлексию, отразился не только на телесном здоровье, в конце концов убив доктора Нагаи и многих других, но и на психике. Автору книги снится страшный - и весьма показательный сон: «Атомная бомба упала, но пока не взорвалась. Маленькая, почти крохотная урановая бомба с часовым механизмом. Она тикает, через пять минут взорвётся. Но никто, кроме меня, не знает о бомбе. Я взволнован и потерял терпение. Я должен обезвредить бомбу. К счастью, у меня есть бамбуковое копьё. Я кричу и бросаюсь на бомбу с копьём. Но оно не может пробить обшивку бомбу и ломается... .»

Или вот такая простейшая, но показательная картинка резкой трансформации. Семнадцатилетняя медсестра Хасимото, глядя на ужасную картину жертв взрыва – «обнажённые бездыханные тела вперемешку с вырванными с корнями деревьями» - чуть было не срывается в бездну отчаяния. «Медсестра боялась предположить, что стала единственным человеком, оставшимся в живых во всем мире, и страх начал сковывать её. Она уже видела, как бог смерти протягивает к ней когти, и у нее перед глазами проплыл образ дома, затем лицо матери».
Но её возвращает к жизни голос другого страдальца – автора книги доктора Такаси Нагаи. «Доктор Нагаи жив! А если он жив, мы сможем что-нибудь сделать, мы поможем этим несчастным, которых раскидало перед зданием». Хасимото тут же превратилась из всхлипывающего подростка в решительную и смелую медсестру... . Это – иллюстрация и перерождающего эффекта сильных чувств, переживаний, шоковых ситуаций, и глубинных человеческих – а возможно, и благостных христианских качеств.

А вот пример буддийской стойкости перед лицом неотвратимой гибели – придавленный рухнувшей крышей Фудзимото, сначала было отчаявшись, смиряется со своей судьбой, вспоминает родственников, друзей, планы на жизнь... . И осознание бренности человеческого бытия отрезвляет его: «Что проку паниковать, когда ты попал в западню и вот-вот сгоришь заживо, превратившись в пепел? Мое тело беззащитно, и чсилы на исходе. Но вскоре моя душа начнёт путешествие по свету без преград, осталась лишь минута плена». Такаси Нагаи вкладывает в уста Фудзимото почти хрестоматийные буддийские выражения, используемые для выработки не привязанности к преходящему существованию: «В конце концов, что такое человеческое тело? Лишь сосуд для наполнения и опустошения, механизм для того, чтобы есть, переваривать, выделять мочу и испражняться». Эта самокритичная рефлексия настолько бодрит его, что он усмехается. И – спасается.

Этот удивительный сплав самоотверженности, человеколюбия, стойкости духа и глубиннейшего патриотизма чудесно иллюстрирует финальная картина завершения спасательных работ в университете Нагасаки, что мужественно произвели доктор Нагаи и его коллеги. Картина достойна «голливудской» - в лучшем смысле этого слова – экранизации.

«Доктору Оокура удалось раздобыть белоснежную простынь. Собрав в ладони кровь, капающую с моего подбородка, я обагрил центр простыни так, что она превратилась вол флаг Японии. Прикрепив «Восходящее Солнце» к побегу бамбука, мы подняли его и увидели, как оно развевается на горячем ветру.
С закатанными рукавами и хатимати (белая повязка на голове, символизирующая непреклонность намерений и поддерживающая боевой дух – прим. автора) на голове молодой Нагаи схватил флаг обеими руками и поднял высоко вверх. Затем медленно двинулся вперёд, неся кровавое восходящее солнце на холм, скрытый дымом. Мы последовали за ним торжественной молчаливой процессией. Так мы отдали последнюю дань нашему медицинскому университету Нагасаки, который проиграл эту битву, превратившись в золу и пепел».

Этот с одной стороны вроде бы понятный, а с другой довольно специфический патриотизм показывает и мизансцена, в которой доктор узнаёт новость о окончании войны: «В газете были напечатаны слова, которые я не хотел бы видеть никогда в жизни: «Священным императорским указом война окончена».

Япония повержена! Я зарыдал. Минут двадцать-тридцать я плакал, как ребёнок. Слезы иссякли, но рыдания не прекратились». Да, пожалуй, патриотизм доктора Нагаи в каком-то смысле «детский» по своей природе (или, возможно, тоже «христианский»?) – среди описания всех ужасов, страдания и горя нет ни слова ненависти, презрения, уничижения к сотворившим ввсё это врагам.

«Буддийско-христианский» настрой доктора и его коллег прекрасно иллюстрирует сочинённое им на маньчжурском фронте стихотворение в стиле хайку, которое он «повторял снова и снова», как мантру – или молитву?

Я сегодня жив,

Ощущаю всем телом

Драгоценность – жизнь.

Героические японцы умудрялись не только сохранять веру, но даже пытаться служить в условиях военного кошмара – так, 15 августа, в праздник Успения Пресвятой Богородицы, они собрались было на службу в церкви Кобы. Но «рев моторов вражеских самолетов, бороздивших небосвод, прервал службу. Отец Симидзу перенес блюдо со святым причастием в убежище».   

Известно, что давно уже существуют не менее, а то и куда более страшнее средства человекоубийства, однако кошмар ядерного взрыва своим визуальным эффектом будет ещё долго преследовать человечество -  как минимум, его сознательную и эмпатичную часть. На неё, пожалуй, и вся надежда.

Доктор Нагаи критически осмысляет происшедшую трагедию и приведшие к ней причины – много сот летнюю пропаганду: «Именно потому, что мы, японцы, так небрежно относились к человеческой жизни, - именно по этой причине мы пришли к нашему нынешнему униженному положению. Уважение к жизни каждого человека – тот фундамент, на котором мы построим новое общество.
Нам внушали, что мы должны пройти через тяжелые испытания, получить ужасные раны ради победы в войне. Но оказалось, что все эти годы люди страдали только для того, чтобы оказаться побежденными».

Такаси Нагаи делает единственно правильный вывод: «Война!» Это слово вынуждало нас делать что угодно, не рассуждая и не сомневаясь ни в чем. Но это слово больше не тронет наши сердца. Теперь мы будем жить, чтобы помогать и служить людям, а не войне». Сделают ли русскоязычные читатели «Колокола Нагасаки» такой же вывод, пока ещё не слишком поздно?

Показательна беседа доктора Нагаи с его учениками после тяжелого периода жертвенного служения больным и спасения умирающих. Ученики только что вернулись с фронта, и горячо сожалеют о своей мнимой вине за поражение Японии. Сожалеют и мечтают о возмездии. Особенно замечательно место, где учитель – образованный человек и в то же время христианин обсуждает со своими учениками-«язычниками», какие боги «правильней» и лучше:

«- не может быть победы в войне, несправедливой в глазах Бога.

- На войне мы постоянно молились богам, особенно богу войны.

- Бог войны? Да это такой же выдуманный людьми бог, как, например, бог, который лечит коклюш.

- Нет, я говорю о богах, которые были в Японии с древних времен.

- Этих богов придумали наши предки, не обладая теми знаниями философии и теологии, которые есть у нас. Они создали своих богов, потому что они были им нужны, а затем просили у них того, что хотели. Эти боги были бумажными, ненастоящими. Поэтому мы поверили в то, что наша страна непобедима, в легенды о божественном ветре. Мы молились не тем богам».

И как патриот и христианин, Нагаи делает оригинальные выводы из происшедшего – видит в трагедии Нагасаки Божье провидение: «В одно мгновение восемь тысяч католиков были переданы в руки Господа, и за несколько часов яростное пламя превратило в пепел священную территорию Востока. В полночь собор внезапно загорелся и сгорел дотла. И именно в это время в Императорском дворце Его Величество Император объявил о своём священном решении закончить войну. 15 августа был официально оглашен императорский указ, положивший конец боевым действиям, и все приветствовали день мира. Этот день был также великим праздником Успения Девы Марии. Удивительно, что сгоревший собор в Ураками был освящен в честь Девы Марии.
Простое ли это совпадение – окончание войны и празднование Успения Богородицы? Случайность или таинственное провидение Бога?»

Удивительное сочетание искренней христианской веры, преданности патриотическим идеалам и поиск «мистических знаков», могущих объяснить невообразимое. Поиск оказывается успешен, и результат его предсказуем – это вновь удивительное сочетание христианства с «языческими» верованиями. «Как благороден, как величественен был тот огонь всесожжения 9 августа, когда собор вспыхнул, а пламя рассеяло мрак войны и принесло свет мира! Несмотря на всю нашу скорбь, мы увидели в этом что-то прекрасное, чистое и возвышенное. Восемь тысяч душ вместе с первосвященником вознеслись на небеса. Все без исключения были хорошими людьми, о которых мы глубоко скорбим. Как счастливы эти люди, которые покинули мир, не зная о капитуляции своей страны! Как счастливы эти чистые души, агнцы, ведь они сейчас с Богом! По сравнению с ними как несчастна судьба тех, кто выжил. Япония завоевана. Ураками полностью уничтожен.» - и т.д.

Нагаи радуется не только тому, что погибшие мученики с Богом, но и тому, что они не увидели поражения Родины, он сожалеет о выживших – таких, как он сам, из-за того, что им пришлось стать свидетелем поражения.

И наглядный пример идиотизма оболваненных пропагандой добровольцев: «Чтобы удовлетворить своё тщеславие, они отдают приказы наивным молодым людям и отправляют их на бойню. Когда ты, с комфортом усевшись в кресле, читаешь книги о войне, ты думаешь, как это прекрасно, сколько мужества и отваги, а затем появляется мысль: «А не сходить ли и мне разочек на войну?» Но реальность совершенно другая. Да и книги, описывающие истинное лицо войны, не были разрешены к печати цензурой». Как это всё до боли знакомо, не правда ли, уважаемый читатель?

 

Гедеон Янг, журналист, публицист, литературный критик