Комраков Олег - Десять дней без солнца

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Водный стадион». Как же мне надоели эти слова! День за днём, раз за разом. До отвращения, до тошноты. Привычно пустое утреннее приветствие. Вежливое, официальное, безличное и безразличное. В этих тщательно выговариваемых словах с безукоризненной дикцией во всей полноте явлена двойственная сущность московского метро. Оно встречает пассажира красивыми, изящными и гармонично спланированными станциями, за которыми скрываются долгие километры туннельной темноты и тяжелые бетонные стены, расчерченные чёрными полосами кабелей. Когда долго едешь под землей, то даже станции начинают восприниматься как миражи, обманчивые иллюзии, существующие лишь для того, чтобы пассажир хотя бы на мгновение забыл о бесконечной подземной тьме.

А что уж тогда говорить о поверхности. Она и вовсе превращается в смутное и недостоверное воспоминание о чем-то светлом, праздничном и приятном. Сидя или стоя в вагоне метро, можно запросто разработать теорию о том, что поверхность придумали романтики и идеалисты, что так называемая «поверхность» или «высший мир» - это лишь одурманивающая мечта, «опиум для народа», а на самом деле мир - это лишь бесконечные рельсы, тёмные пустынные тоннели да короткие остановки в станциях-оазисах, и кроме этой жизни больше никакой нет. Интересно всё-таки устроен человек. К любой ситуации он может приспособиться, всему может найти объяснение, всё, что угодно может доказать. И даже здесь - в душном и тесном вагоне он может развивать метафизику, да ещё ого-ого какую достоверную. Правда, достоверности этой хватает ровно до момента выхода на поверхность; после этого вся метрометафизика кажется странной прихотью ума, соблазненного уродством подземного мира.

Нет, я всё-таки не люблю метро и, наверное, никогда его не полюблю, даже если проживу в Москве десятки лет. Слишком уж о многом неприятном оно напоминает, слишком много неприятных истин открывает людям. Всё-таки подземелье - не место для человека, что бы там ни утверждал возникший в моём воображении метафизик. Ну, или, по крайней мере, не место для живого человека, как, впрочем, и любое подземное пространство. Мы проникли под землю, отвоевали или, точнее, отгрызли у неё узкие коридоры для собственных эгоистичных нужд и в своей детской наивности думаем, что мы покорили её.

А на самом деле мы остались для неё чужаками, незваными и нелюбимыми пришельцами. И пассажиры сразу чувствуют это отношение со стороны земли, потому, садясь в поезд, они немедленно на первый день пускают на себя торжественный и чинный вид, как будто чувствуют свою вину за это вторжение в другой мир. Улыбка или, упаси Господь, смех вызывает недоуменные и даже гневные взгляды. «Строгость и сдержанность, сдержанность и строгость, господа! Не забывайте, что мы здесь гости, да еще и нежеланные».