Макграт - Языки огненные - Пятидесятническая революция в протестантизме

Харизматическое движение — самая быстрорастущая составляющая современного христианства. Пятидесятничество в его различных формах сейчас представляет собой крупнейшую христианскую группу за исключением католицизма. Пятидесятников больше, чем представителей всех других форм протестантизма вместе взятых. И хотя статистические данные не особо достоверны, это движение, начавшись «С нуля» в 1900 г., насчитывало, по меньшей мере, полмиллиарда последователей в 2000 г. Историческое происхождение и основополагающие убеждения пятидесятничества позволяют с уверенностью утверждать, что оно находится в рамках протестантизма. Но удивительный рост пятидесятничества, его духовная энергичность и способность к адаптации в конкретной местности приводят к тому, что протестантизм вынужен переосмыслить свой центр и границы. Протестантизм преображается в результате численного роста пятидесятничества, преимущественно среди бедных городских жителей и представителей маргинальных социальных групп Азии, Африки и Южной Америки.

 

 

Приведем несколько примеров, которые, возможно, помогут читателям, не знакомым с масштабом и значимостью этого движения, увидеть его кумулятивный сейсмический эффект во всемирном христианском контексте. Церковь полного Евангелия Ёыйдо — пятидесятническая община, находящаяся в Сеуле (Южная Корея), в районе Ёыйдо. В 1958 г., когда эта церковь только появилась, богослужения проходили в списанных армейских палатках. Служители церкви подчеркивали преображающую силу Евангелия, возможную благодаря действию Святого Духа, в депрессивных социально-экономических условиях послевоенной Кореи. Сегодня церковь насчитывает 700 тысяч членов. Ее главное здание вмещает 25 тысяч человек, но по воскресеньям все равно приходится проводить несколько богослужений.

 

Город Лагос в Нигерии, бывшей западноафриканской колонии, часто называют пятидесятнической столицей мира несмотря на то, что пятидесятничество в этой стране началось с небольишх проектов лишь в 1970-х гг. Сегодня «Скиния веры», напомлнаю-щая стадион, вмещает 50 тысяч прихожан. «Искупленная христианская церковь Бога» насчитывает 4 тысячи приходов по всей Нигерии. Движение достигло такой популярности в регаоне, что традиционные протестантские деноминации теперь включают харизматические элементы в свои богослужения. СравниТельно консервативные формы англиканского богослужения, распространившиеся в колониальную эпоху, были просто заменены теми формами поклонения, которые акцентируют африканские культурные корни и преображающую силу Святого Духа.

 

Итак, что же представляет собой эта новая форма протестантизма? Откуда она появилась? И почему она оказалась такой привлекательной? Какой вызов бросает она более традищюнным формам протестантской жизни и мышления? И самый главный вопрос: к каким последствиям для протестантизма она прлведет в будущем? Эти вопросы будут рассматриваться в данной главе.

 

 

Традиционно считается, что пятидесятничество появилось в США. И хотя корни этого движения связаны с традицией святости, отличительные черты оно приобрело в первые десятилетия XX в. — прежде всего, под влиянием афроамериканского проповедника Уильяма Сеймура. Родившийся в 1870 г. в Сентервилле, штат Луизиана, он был сыном бывших рабов Саймона и Филлис Сеймур. Проработав некоторое время носильщиком на железной дороге, в 1900 г. он переехал в Цинциннати, где присоединился к «Святым вечернего света» — христианской группе, исповедовавшей радикальное богословие святости, в том числе доктрину «второго благословения — полного освящения», премиллениализм и обетование всемирного пробуждения, которое Святой Дух совершит перед вознесением церкви. В 1903 г. Сеймур переехал в Хьюстон, штат Техас, где примкнул к небольшой церкви, относящейся к традиции святости. Пастором была чернокожая женщина Люси Фэрроу, которая и познакомила его с Чарльзом Фоксом Парэмом. В 1905 г. Сеймур начал пропагандировать учение Парэма о говорении на языках. Он делал это в церкви, которую сам основал, — в Апостольской миссии на Азуза-стрит в Лос-Анджелесе.

 

Из этого центра в Калифорнии (хотя не только из него) пяти-десятничество быстро распространилось по Америке. Больше всего оно привлекало тех, кто подвергся социальной маргинализации. Особую роль сыграла экстатическая эгалитарная экклезиоло-гия, которую проповедовал Сеймур3. Необычным было то, что новое движение принимали представители и белых, и афроамери-канских христианских групп. В американской культуре в целом движение считалось эксцентричным, даже опасным, о чем свидетельствуют заголовки в лос-анджелесских газетах, появившиеся в апреле 1906 г.: «Новая секта фанатиков, вырвавшихся на свободу»; «Дикие сцены наблюдались вчера на Азуза-стрит».

 

Отзывы популярных журналистов о пробуждении на Азуза-стрит дают хорошее представление об антипатии, возникающей по отношению к этому движению. Эта антипатия усиливала и расовые, и богословские предрассудки: «Община состоит из цветных и горстки белых, и по ночам весь район ужасают завывания прихожан, которые часами раскачиваются взад-вперед в исступленной молитве и прошении». То, что женщины играли в пробуждении ключевую роль, противоречило культурным нормам того времени и тоже вызывало ругательные отзывы в прессе4. Более того, харизматический опыт, о котором шла речь, многим казался новым проявлением «энтузиазма», к которому в традиционных направлениях протестантизма относились крайне подозрительно и презрительно начиная с XVIII в. 5

Важно также отметить, что Чарльз Парэм не намеревался принимать то расовое равенство, которое проповедовали и практиковали Сеймур и его последователи с Азуза-стрит. Межрасовое общение вызывало у Парэма тревогу, поэтому он пытался контролировать феномен Азуза-стрит — эта неудачная попытка обернулась только нежелательными последствиями6. Несколько позже Парэм начал учить, помимо прочего, что англо-саксонские протестанты — привилегированные потомки потерянных племен Израиля, и хвалебно отзывался о Ку-клукс-клане. Он так и не примирился с Сеймуром и умер опозоренным7.

 

И хотя богословие пятидесятничества можно назвать консервативным, это движение радикально отличается от остальных христианских групп говорением на языках и особыми формами поклонения, которые акцентируют личный опыт и включают в себя пророчества, исцеления и экзорцизм. Пятидесятническое мировоззрение содержит элементы, которые легко, естественным образом соотносятся с народными религиями во многих регионах мира, особенно в Африке и Латинской Америке. Один из таких элементов — изгнание бесов (практика, которая вызывает сильный дискомфорт у западных богословов) . Из-за популистского стиля поклонения и кажущегося отсутствия интеллектуальной глубины это движение высмеивают или игнорируют в основных деноминациях и в академических кругах. Однако после Второй мировой войны началась новая фаза распространения пятидесятничества, проложившая путь для его грандиозного роста во второй половине XX в. Даже в США пятидесятничество опередило большинство основных деноминаций, которые доминировали на американской религиозной сцене с 1800 по 1950 гг.

 

Белые представители американского среднего класса начали принимать и уваать пятидесятничество после неохаризматического обновления 1960-х гг. Это изменившееся отношение отчасти объясняется социальной мобильностью, повышением доходов и развитием пригородов после Второй мировой войны. Однако решающим фактором стало то, что харизматические феномены, типичные для пятидесятничества (которое раньше воспринималось как обособленная христианская группа), стали появляться в исторических протестантских деноминациях.

 

Традиционно считается, что событие, которое привлекло внимание американского общества к пятидесятничеству, произошло в калифорнийском городе Ван-Найсе в 1960 г. Дэннис Беннетт, настоятель местной епископальной церкви, сообщил прихожанам, что исполнялся Святым Духом и говорил на языках. Реакция была самой разной — от удивления до негодования; местный епископ сразу же запретил в своих церквях говорение на языках. Но вскоре стало ясно, что и другие члены традиционных протестантских церквей пережили похожий опыт. Они перестали скрывать это, давая понять: по их мнению, они приобщились к подлинным новозаветным феноменам, что должно было привести к обновлению церкви.

 

К концу 1960-х гг. было очевидно, что некая форма обновления, основанного на харизматических дарах (таких, как говорение на языках) присутствовала в англиканских, лютеранских, методистских и пресвитерианских кругах, даже если в некоторых деноминациях ее принимали менее охотно. Церкви Южной баптистской конвенции, к примеру, не испытали значительного влияния харизматического движения. Важно также отметить, что оно начало появляться в Римской католической церкви. Католическое харизматическое движение обновления началось в 1967 г. в Питтсбурге, штат Пенсильвания, среди студентов и преподавателей Университета Дюкейна.

 

В известной работе, изучающей развитие харизматических движений в США в ХХ в., историк церкви Питер Вагнер определяет три «волны»9. Первая волна — классическое пятидесятниче-ство, появившееся в начале 1900-х гг., — характеризовалась говорением на языках. Вторая волна охватила 1960-1970-е гг.; она затронула преимущественно традиционные церкви, принявшие духовное исцеление и другие харизматические элементы. После второй волны общество изменило свое восприятие этого движения, раньше находившегося на периферии американской религиозной жизни, но теперь приближающегося к ее центру.

 

Третья волна, к представителям которой относится и Джон Уимбер, сопровождалась акцентом на «чудесах и знамениях». Уим-бер утверждал, что Святой Дух дает церкви новую волну сверхъестественной силы, благодаря чему возможны исцеления, победоносная христианская жизнь и преодоление злых духовных сил. Концепции «духовной войны» — духовного сражения христианина со злыми духами — обладает для Уимбера особым значением10.

Третья волна вызвала немало противоречий в начальный период, который пришелся на 1980-е гг. С 1982 по 1986 гг. Уимбер и Вагнер преподавали в Фуллеровской богословской семинарии предмет, получивший неофициальное название «Чудеса и знамения». Под давлением преподавателей и попечителей семинарии этот предмет был на год удален из программы. Вернулся он в форме, рассчитанной на то, чтобы привлекать как можно меньше внимания. Уимбер продолжал учить в церквях сообщества «Виноградник»; оно оказалось одним из важнейших глобальных сообществ, утверждающих такой подход к христианской жизни.

 

Использование термина «пятидесятничество» применительно ко всем этим движениям теперь стало несколько проблематичным. Обычно это слово означает семью церквей — таких, как «Ассамблеи Бога», — где особое значение придается говорению на языках. Термин «харизматический» используется применительно к движениям внутри традиционных церквей, использующим идеи и опыт пятидесятнического движения. Харизматическое обновление в традиционных церквях привело к появлению новых, неформальных стилей поклонения, взрывной популярности «песен прославления», новой динамике богослужения. Характерно также все большее неприятие формального традиционализма и литургического богослужения.

 

Пятидесятническое движение, которое теперь следует понимать и как включающее харизматические группы внутри традиционных церквей, претерпело значительные перемены со времен Второй мировой войны. Наиболее очевидный аспект этих перемен — Впечатляющий численный рост. По некоторым оценкам, сегодня насчитывается более 500 миллионов пятидесятникоВ, живущиХ в самых разных географических регионах. Это движение, которое, по мнению ряда исследователей, уходит корнями преимущественно в афроамериканскую культуру, теперь закрепилось в Южной Америке, Азии, Африке и Европе. Но в самом движений произошли и другие, менее заметные изменения, которые отражают его удивительную способность адаптироваться к социальной динамике и реалиям разнопланового контекста. Отсутствие какого-либо централизоВанного авторитета В пятиде-сятничестве означает гибкость — то, чего часто не хватало традиционным протестантским деноминациям, пытавшимся проповедовать Евангелие за пределами западной культуры.

 

Внутри движения наблюдаются некоторые значительные расхождения, особенно между теми харизматическими последователями, которые действуют внутри традиционных протестантских деноминаций, и теми, которые находятся в специфически пятидесятнических контекстах. Первые часто демонстрируют большее развитие в областях богословия и таинств, так как опираются на опыт своих деноминаций. Пятидесятникам же присуще интуитивное, прагматическое отношение к церкви: они верят, что ее структуры и формы способны к неограниченной адаптации под руководством Святого Духа.

 

Поскольку движение возникло в Америке, некоторые считают, что его успех в конечном счете связан с мощью и влиятельностью США11. В этом есть доля истины, так как американское пятиде-сятничество действительно оказывалось чрезвычайно влиятельным в начале многих движений по всему миру. Но следует добавить два осторожных комментария. Во-первых, американские пятидесятники были и остаются далеки от правительства своей страны, от рычагов власти и влияния. Даже в 1960-е гг., когда глобальное «насаждение» пятидесятничества шло стремительными темпами, в американском обществе это движение считалось маргинальным; оно было практически лишено авторитетности в областях культуры, образования, экономики и политики.

Во-вторых, пятидесятничество в своем развитии адаптировалось к новым глобальным контекстам, и лидерские обязанности быстро переходили к местным пасторам. Пример Кореи говорит о многом. В 1952 г. американская деноминация «Ассамблеи Бога» отправила в Корею своего первого миссионера — Абнера Чесната. В 1953 г. появилась корейская церковь «Ассамблеи Бога». На следующий год она открыла свою первую библейскую школу. Одним из первых учеников в ней был Йонги Чо. Та форма пятидесятничества, которую принял Чо, явно испытывала влияние пресвитерианства (доминирующей формы христианства в Корее) и стилей богослужения, относящихся к пробуждению и традиции святости. Но, вне всякого сомнения, эта форма была корейской — адаптированной к местному образу жизни, а не заимствованной у тех, кто насаждал церкви.1

 

Распространение пятидесятничества объясняется не столько американским влиянием, сколько способностью этого движения пускать корни в новых ситуациях. Служение Карлоса Альберто Аннакондии, который пережил обращение в Буэнос-Айресе в 1979 г. в результате служения панамского евангелиста Мануэля Руиса, свидетельствует о том, что латиноамериканское пятидесятничество развивалось и менялось в связи с деятельностью местных христиан. Пробуждение, охватившее аргентинские протестантские общины в 1982 г., прежде всего через служение Аннакондии, имело ярко выраженный латиноамериканский характер: на смену старому евангелию миссионеров пришла новая, культурно релевантная совокупность убеждений и социальной деятельности.

Тем, кто считает пятидесятничество американским экспортным продуктом, можно дать и другой ответ. Он будет связан с более глубоким изучением корней данного движения; выявляется, что его история намного сложнее, чем представлялось раньше. В следующем разделе будут приведены некоторые наблюдения, относящиеся к новым поискам истоков пятидесятничества.

 

 

В предыдущей части главы приводилось традиционное изложение истории пятидесятничества, согласно которому это движение — преимущественно американский феномен, постепенно распространившийся по всему миру, — получило развитие отчасти путем активного внедрения, а также благодаря пассивной диффузии. В соответствии с этой точкой зрения, Азуза-стрит была «Иерусалимом», откуда весть о Божьем даре Духа начала передаваться всем народам. Это изложение, конечно, во многом верно: двадцать шесть пятидесятнических деноминаций ведут свое историческое происхожение от Азуза-стрит. Тем не менее сегодня исследователи все чаще признают, что такие чрезвычайно популярные (особенно в США) описания оказываются неполными в свете материала, который становится доступным историкам.

Следует отметить еще более важный аспект: традиционная теория происхожения пятидесятничества подразумевает, что движение развивалось преимущественно на основании американской модели, которая применялась к другим контекстам. Историкам приходится отвечать на вопрос о том, почему и каким образом американская модель изменялась в зависимости от региона. А что, если у феномена пятидесятничества были разные истоки, большинство из которых находилось не в США? Что, если пятидесятничество уже присутствовало в Индии (одна из альтернатив) и определило в этом регионе собственную, независимую траекторию развития?12

 

В последние двадцать лет интерес исследователей к пятидесятничеству усилился небывалым образом, и в результате этого стало известно больше о сложном вопросе происхождения движения. Традиционная модель теперь нуждается в пересмотре13. Серьезные исследования, посвященные происхожению пятиде-сятничества в Аргентине, Чили, Гане, Корее, на Филиппинах, в ЮАР и южных регионах Индии, побуждают историков по-новому взглянуть на существующие парадигмы. История происхождения пятидесятничества теперь видится такой же запутанной, как и история происхождения протестантской Реформации. В первом десятилетии XX в. появился ряд движений, в которых прослеживаются такие же верования и ожидания, как и в пятидесятниче-стве, однако каких-либо очевидных признаков причинно-следственной связи между этими движениями и пятидесятниче-ством не наблюдалось.

 

Сейчас вырисовывается такая картина: в первом десятилетии XX в. появилась серия местных «пятидесятничеств». Пробуждение на Азуза-стрит в 1906 г. было одним из них. Сюда следует также добавить пробуждение 1903 г. в Пхеньяне (Корея), пробуждение 1905-1907 гг. в миссии «Мукти» («Спасение»), которую организовала в Пуне (Индия) Пандита Рамабай, пробуждение 1908 г. в Маньчжурии, пробуждение в 1909 г. в чилийском городе Вальпараисо, пробуждение, охватившее в 1914 г. Берег Слоновой Кости, побережье Гвинеи и либерийскую область Кру. Подобные пробуждения происходили в Норвегии, Китае, Венесуэле и прочих местах. Каждое из них имело пятидесятнические черты, но явной связи между ними не было. То, что мы сегодня называем «пяти-десятничеством», утвердилось в Индии еще тогда, когда никто не слышал о Чарльзе Парэме, Азуза-стрит или Уильяме Сеймуре14.

 

Поражает то, насколько близкие параллели с научным пониманием происхождения протестантизма можно здесь провести (начало XVI в.). В обоих случаях совокупность разных источников обнаруживается по мере того, как увеличивается число исторических свидетельств, указывающих на фундаментальную и интеллектуальную разнородность движения; однако у его последователей есть общие признаки, на основании которых были возможны сотрудничество, переговоры и взаимная поддержка. Те же механизмы, которые привели к консолидации и конвергенции (хотя и неполной) отдельных «реформаций», в результате чего получилась «Реформация», привели к сотрудничеству и даже конвергенции этих появляющихся «пятидесятничеств». Американская модель могла оказаться влиятельнее других, поскольку формировала мышление, структуру и ожидания появляющегося движения.

 

Видя эту более сложную картину, пятидесятнические историки наЧали интерпретировать ее следующим образом: Провидение позаботилось о том, чтобы одинаковые по сути своей дары Божьи распространились по миру в течение короткого промежутка времени15. Но в том, что касается нашего исследования, эта усложняющаяся картина со множеством нюансов позволяет сделать крайне ваный вывод: тема «разнообразия в единстве» присутствовала в этом движении с самого начала. Это разнообразие не было поздней тенденцией, возникшей в результате того, что американскому движению пришлось пересмотреть свою стратегию, цели и методы в ситуациях, отличавшихся от американских. «Разнообразие в единстве» бьло неотъемлемым свойством того явления, которое теперь называется «пятидесятничеством», но тогда не имело общей идентичности — до тех пор, пока люди не начали делиться опытом и сравнивать свои впечатления. Часто это происходило из-за того, что события на Азуза-стрит привлекли к себе всеобщее внимание.

 

 

Пятидесятничество принимает многие из основных тем протестантского богословия, но со значительными дополнениями, что приводит к перестановке доктринальных акцентов в некоторых аспектах и к новым формам богослужения в других. Сам термин происходит от слова «Пятидесятница». Так назывался еврейский праздник, во время которого апостоль1, как сказано в Новом Завете, «исполнились... Духа Святого... и начали говорить на иных языках» (Деян. 2:4). В традиционном протестантском богословии считается, что это событие происходило только в апостольскую эпоху, на начальной стадии распространения церкви, а в последующие периоды в нем не было необходимости.

 

Те, кто защищал эту «цессационистскую» позицию, сталкивались с определенными трудностями. Одна из них заключалась в том, что при последовательном применении этого аргумента, возникало впечатление, что некоторые довольно объемные отрывки Нового Завета для современного протестантизма неактуальны. На самом деле, конечно, никто не приводил таких доводов. Но если отделить сам аргумент от всех богословских наслоений, он сводится к довольно простой мысли: современная церковь не имеет того опыта общения со Святым Духом, который был у апостолов в день Пятидесятницы. События, происходившие в Топике (Канзас) в январе 1901 г., а затем на Азуза-стрит в Лос-Анджелесе в апреле 1906 г. , наводили на мысль, что теперь, возможно, что-то изменилось. И если это так, то необходимо пересмотреть многие аспекты богословия. Мы видим здесь классический пример того, что известный историк науки Томас Кун называл «сменой парадигм». Этот термин возник при анализе изменений в точных науках: новые подходы появляются тогда, когда старые теории уже не могут описать новые эмпирические данные.

 

Отличительная черта пятидесятничества, благодаря которой оно выделяется среди других форм христианства, — акцент на возможности и необходимости непосредственного общения с Богом через Святого Духа и на последующем индивидуальном пре-обраении. И хотя пятидесятники и представители других харизматических движений не всегда соглашаются друг с другом в том, какими именно богословскими категориями следует выражать это понимание роли Святого Духа, им всем присущи похожие ожидания того, как будет действовать Бог. «Полное евангелие», по мнению пятидесятников, должно включать дар языков. Но такое краткое утверждение не служит исчерпывающим описанием данного аспекта пятидесятничества. Последователи этого движения не просто верят в говорение на языках: создается социальный контекст, усиливающий ожидание того, что говорение на языках будет происходить. Таким образом, создаются социальные структуры, поддерживающие и развивающие это явление^. Пятидесятнические общины воплощают эти социальные ожидания и защищают своих членов от критики тех, кто считает данное явление «ненормальным» и «неприличным».

 

В чем именно заключается сам дар? В Новом Завете проводится различие между такими понятиями, как xenoZaZia («говорение на иностранных языках») и gZossoZaZia («говорение на языках»). Большинство ранних пятидесятников, в том числе Чарльз Парэм, утверждали, что верующим дается способность говорить на иностранных языках. Но со временем общепринятым стало мнение, в соответствии с которым Дух дает возможность говорить на языках для личного назидания христианина. В классической пятидесятнической церкви этот феномен понимается как результат присутствия Духа в верующих.

 

Итак, что представляет собой «говорение на языках»? Для ответа на этот вопрос полезно провести различие между описанием феномена и его богословской интерпретацией. Сам феномен обычно принимает форму интенсивного религиозного переживания, которое проявляется в экстатической речи — как правило, во время богослужения или молитвы вслух, имеющей особое значение для поклоняющегося индивида. «Речь» в данном случае не соответствует какому-либо известному языку; стороннему наблюдателю она чаще всего непонятна18. В интерпретации харизматических богословов этот феномен соответствует новозаветному опыту ранних христианских общин, особенно опыту коринфской церкви, о котором упоминается в переписке Павла. Это явление понимается как знак того, что Живой Бог присутствует в верующих, подтверждая их спасение и Его руководство, — как на индивидуальном уровне, так и на уровне общины!9.

 

Выражение «крещение в Духе» приобрело в пятидесятничест-ве особую важность. Оно означает особое Божье помазание, дар, благословение, которое приходит после обращения и проявляется в говорении на языках. В классическом протестантизме считалось, что верующий получает все необходимые ресурсы при крещении или обращении. В этом аспекте просматривается связь пятидесятничества с традицией святости: в некоторых направлениях пятидесятничества признают «второе благословение», при котором верующие получают от Бога особое помазание, позволяющее им побеждать грех и искушения в своей жизни. В движении святости также признавалось, что после обращения человек может пережить усиление духовности — то, что часто называлось «вторым благословением». Крещение Духа часто воспринимается как осуществление этого «второго благословения». Такие авторы, как Адонирам Гордон и Рубен Торри, начали говорить о «крещении Святого Духа» в 1880-х и 1890-х гг. Но подразумевалось, прежде всего, усиление внутреннего присутствия Святого Духа в верующем. Ярким примером служит известный евангелист Дуайт Моуди, который пережил эту форму личного обновления в 1870 г. Но крайне важно отметить: никто не высказывал предположения, что это «второе благословение», или «крещение Святым Духом», должно приводить к говорению на языках. Речь шла об укреплении и ободрении верующего.

 

Мысль о том, что существует богословская связь между «крещением Духом» и «говорением на языках», была впервые высказана Парэмом в 1901 г. Эта связь всегда считалась характерной особенностью пятидесятничества. Впоследствии бы предложены некоторые уточнения; в частности, начали проводить различие между всеобщим даром говорения на языках и частным даром. Сторонники этой точки зрения утвержают, что все подлинные верующие могут говорить на языках, — это знак их крещения в Духе, а у некоторых есть дар, позволяющий говорить на языках во время богослужения. Свидетельством «второго благословения» является способность говорить на языках.

 

Эти принципы позволяют понять, как пятидесятники воспринимают Иисуса Христа. В то время как традиционному протестантизму присуща тенденция отождествлять Христа с прощением прошлых грехов и уверенностью в вечной жизни, обретаемой через Его смерть на Кресте, в пятидесятничестве сформировались четыре аспекта понимания Его деяний. Эту концепцию часто называют «четырехугольным» (или «четырехсторонним») евангелием; сам подход разработала лидер пятидесятнического движения Эми Сэмпл Макферсон (1890-1944). В 1922 г., проповедуя в Калифорнии, она пережила видение, основанное на четырех символах: кресте, короне, голубе и чаше. Эти символы стали для нее центральными темами евангелизма, совершаемого в силе Святого Духа. Макферсон сделала их богословским основанием своей Международной церкви четырехугольного евангелия2°.

 

«Четырехугольная» интерпретация Евангелия подчеркивает то, что делает Христос в жизни верующего сейчас. Сохраняя традиционное учение о прошлом и будущем аспектах спасения — прощении прошлых грехов и надежде на будущее воскресение, — Макферсон акцентировала осуществляемое Христом преображение людей и общин — здесь и сейчас. В соответствии с этим подходом, следует понимать, что Иисус Христос:

1. Спаситель — избавляет людей от их грехов.

2. Целитель — избавляет от болезни и власти сатаны.

3. Крестящий Духом — дает обычным людям силу свидетельствовать о Евангелии по всей земле.

4. Грядущий Царь — готовит в церкви путь для Своего возвращения в славе.

 

Особенности веры в «четырехугольное» евангелие, хотя принимаются не всеми пятидесятниками, иллюстрируют одно из важнейших свойств этого движения: утверждается, что Иисуса Христа можно познать опытным путем сейчас и что Он обладает силой исцелять и преображать людей и общины, когда они нуждаются в помощи.

 

 

Почему пятидесятничество оказывается таким привлекательным — особенно для тех, кто подвергся социальной маргинализации? Лучший ответ представляется таким: причина — в акценте на наделении человека духовной властью. Это значит, что статус верующего определяется не социологическими факторами и интеллектуальными способностями, а даром Святого Духа. Такое радикальное изменение системы оценки людей явно присутствовало у Сеймура в его экклезиологии Азуза-стрит. (Следует подчеркнуть, что этого не было в канзасском служении Парэма.)

 

Это немаловажный момент. Роберт Бэкфорд, британский чернокожий исследователь, изучавший пятидесятничество, утверждал, что эгалитарный феномен говорения на языках, наблюдавшийся на Азуза-стрит, означал гораздо больше, чем любое крещение Духом. Этот феномен свидетельствовал о том, что община привержена «радикальной социальной трансформации», и в этом она непосредственным образом унаследовала эгалитаризм новозаветной общины верующих — в результате опыта Святого Духа2!. Бог говорит со всеми подлинно верующими и через них. Это эгалитарное мышление было утрачено во многих протестантских группах, где прижились разные формы элитарности, но оно остается идеалом, который одновременно и привлекает, и бросает вызов. Первое поколение протестантов говорило о «священническом служении всех верующих»; пятидесятнический эквивалент этой доктрины можно назвать учением о «пророческом служении всех верующих»22.

 

Помимо этого стремления к эгалитаризму, в пятидесятничест-ве можно выделить и другое свойство, которое, возможно, является основным: пятидесятники настаивают на том, что опыт общения с Богом доступен всем. Такое общение — не только для духовной элиты; оно не зависит от интеллектуальных или академических достижений и не воспринимается как нечто недоступное в настоящий момент, — то, что произойдет только при встрече с Богом на небесах после смерти. Как в некоторых формах пиетизма и в отдельных группах, принадлежащих к традиции святости, в пятидесятничестве акцентируется реальность опыта общения с Богом и его важность для духовного роста и богословских размышлений. «Живая вера» (если использовать выражение из пие-тистской традиции) не сводится к доктринальной правильности или точности богословских формулировок; ее суть в том, чтобы познать Бога как живую реальность в душе верующего.

 

Когда речь идет о всеобщей доступности такого опыта, подразумевается не только цель духовной жизни, но и средства ее достижения. В пятидесятничестве используются язык и формы коммуникации, позволяющие легко преодолевать культурные барьеры. Вальтер Холленвегер, один из самых известных историков пятидесятничества, отмечает, что успеху движения способствовали эти легкодоступные формы коммуникации:

 

[Пятидесятничество] — устная религия. Она определяется не абстрактным языком, характерным, например, для пресвитериан или католиков. Пятидесятничество выражает свои идеи посредством историй, свидетельств и песен. Устный язык обладает более глобальным характером, чем язык университетов или церковных деноминаций. Устная традиция отличается гибкостью и способна адаптироваться в самых разных обстоятельствах... становясь пятидесятником, вы говорите о том, как исцелились, или о том, как изменилась вся ваша жизнь. Пятидесятники постоянно твердят об этом — возможно, потому, что людям интересно слышать такие вещи. Современное пятидесятничество обращается к жизни во всей ее целостности, включая и мышление. Более традиционные формы христианства обращаются сначала к мышлению, и это часто приводит к изменению в других аспектах жизни, — часто, но не всегда23.

 

Подобные наблюдения вызывали у первого поколения пятидесятников настороженное отношение к образованию; они даже гордились своим антиинтеллектуализмом. Но со временем движение окрепло, и многие начали интересоваться техническими аспектами толкования Библии, систематического богословия и более широкими вопросами культуры. Пятидесятники все чаще осознают, что их традиция обладает потенциалом, позволяющим изучать те вопросы толкования, которые считались тупиковыми в американском протестантизме в начале XX в.24 Будущее покажет, к чему приведет это интеллектуальное и культурное взаимодействие: нейтрализует ли оно уникальность пятидесятничества или усилит его способность к реализации в новых контекстах.

 

 

В одной из предыдущих глав упоминалось, что традиционный протестантский акцент на опосредованном познании Бога, приходящем через чтение Библии, привел к «десакрализации» — созданию культуры, в которой нет ни чувства, ни ожидания Божьего присутствия. Эту мысль развивали ряд социологов, в том числе Макс Вебер, Чарльз Тейлор и Стивен Тулмин. Каждый из них по-своему объяснял, что протестантизм стал средством, которым осуществилось «разволшебствление» общества, изначально обладавшего сильным ощущением сакрального. Неизбежным результатом стала секуляризация — окончательное упразднение Бога в мире. Фрэнсис Фукуяма в своем труде «Конец истории и последний человек» (1992) отмечал: «Общепризнано, что движущей силой такой секуляризации на Западе послужил протестантизм»25.

 

С исторической точки зрения очевидно, что одним из ва-нейших факторов, приводящих к появлению атеизма как серьезной культурной силы, является утрата ощущения Бога в этой культуре. Когда люди даже не ожидают, что с божественным началом можно соприкоснуться непосредственным образом — через природу или личный опыт, это неизбежным образом поощряет веру в мир без Бога. Формируется культура, живущая etsi Deus поп daretur («словно Бога нет»). Ограничивая познание Бога изучением лишь того, что известно о Его словах и воле, некоторые классические формы протестантизма, по сути, ввели эмбарго на непосредственное знание Бога и опыт общения с Ним.

 

И действительно, в некоторых направлениях протестантизма, часто находящихся под сильным влиянием рационализма Просвещения, и сегодня акцент делается на «правильном богословии»: подчеркивается первостепенная важность правильных идей о Боге. Эти правильные представления о Боге формируются при чтении Библии, которая понимается прежде всего как учебник по доктринальному богословию. Таким образом, вера становится опосредованным знанием Бога; при этом создается впечатление, что христианство, в каких бы правильных убеждениях оно ни выражалось, — немногим больше, чем абстрактные теоретические рассуждения о Боге, Чья воля открыта в Библии.

 

Эту опасность хорошо понимают и в традиционном протестантизме. Реакцией на нее отчасти было появление пиетизма. Известный американский пресвитерианский автор Джеймс Генри Торнвелл (1812-1862) не сомневался в опасности чрезмерно рационального или исключительно интеллектуального подхода к богословию. По его словам, оно «не давало простора для проявления христианского чувства, никогда не останавливалось для почитания Бога, для Его прославления и поклонения Ему. Оно являло истину — неприглядным и ущербным образом — в ее объективной реальности, без какого-либо упоминания о субъективных состояниях, которые, под воздействием Духа, эта истина должна была производить. Это был сухой свод тезисов и утверждений — совершенных по форме, но холодных и безжизненных как скелет»2б.

 

При таком подходе к богословию оно отделялось от опыта, а следовательно, и от реальности повседневной христианской жизни, особенно у тех верующих, для которых интеллектуальная деятельность не была привычной и простой.

Именно это имел в виду Харви Кокс, когда говорил о «верующих, ориентированных на текст», — то есть, о тех протестантах, которые считают, что доступ к Богу (притом ограниченный, принимающий форму абстрактных религиозных идей) возможен только через чтение Библии или прослушивание проповеди, в которой разбираются библейские отрывки. По мнению Кокса, пяти-десятничество означает радостное возращение «первоначальной духовности» и полностью отвергает попытки ограничить Бога разреженным миром абстрактных идей. Бог познается как личностная, преобразующая, живая реальность.

 

В этом аспекте пятидесятничество являет самый разительный контраст. Акцент на прямом, непосредственном общении с Богом позволяет избежать сухих и интеллектуальных форм христианства, которые многим кажутся непривлекательными и непонятными. Примечательно, что пятидесятничество пользуется огромным успехом среди рабочего класса Латинской Америки, Африки и Азии: оно способно передавать чувство близости к Богу (и все, что с этим связано) без молитвословов и прочих традиционных атрибутов протестантской культуры. Пятидесятничество избегает сухости догматического богословия, заменяя его личностным обновлением верующего посредством Святого Духа. Об этом обновлении можно рассказывать, его можно провозглашать, а не препарировать, подвергая логическому анализу.

Пятидесятники заявляют, что Бога можно познавать непосредственным, личностным образом через силу Святого Духа. Это общение отличается от опосредованного — осуществляющегося через изучение текста. В то время как традиционный протестантизм с подозрением относится к такому простому познанию Бога, пятидесятничество принимает его с радостью и считает отличительным признаком христианской жизни. Бог участвует во всей полноте существования, и Его нельзя ограничивать, как в некоторых протестантских традициях, ментальным миром.

 

Почему это так важно? Эти наблюдения следует поместить в контекст одной из самых значительных глобальных тенденций, проявившихся после Второй мировой войны, — распространения марксизма. Хотя в некоторых странах Восточной Европы и Средней Азии марксизм навязывался силой, в Латинской Америке, Африке и Азии он оказался источником вдохновения для многих групп, которые, разоЧаровались в существующем общественном устройстве и хотели радикально изменить его. Марксизм предлагал мировоззрение, обещавшее преобразить общество, — и это был взгляд на мир без Бога.

 

В Латинской Америке марксизм быстро перехватил инициативу; кубинская революция стала образцом. В Бразилии марксизм адаптировался к местной ситуации, и такие теоретики, как Кайо Прадо Жуниор (1907-1990), излагали свои социоэкономические идеи, сулившие народу избавление от бед. Признавая, что затрагиваемые марксистами социальные вопросы действительно заслуживают внимания, некоторые выдающиеся католические мыслители этого региона разработали «теологию освобождения», которая подчеркивает преобразующее социальное видение Евангелие. Но теология освобождения оказалась неубедительной. Одна из проблемных сторон заключалась в том, что эта теология предлагала такое преображение общества, в котором человек не играл какой-либо значительной роли. Пятидесятничество же являло разительный контраст: оно предлагало преображение личности. Человек приводил в порядок собственную жизнь, затем жизнь своей семьи, а после этого готов был заниматься социальными вопросами.

Пятидесятничество создает напряженное ожидание непосредственной, личной, преобраающей встречи с Богом в церковном поклонении и в личном опыте. Преображение личности со временем приводит к социальной деятельности. Вера в Бога вовсе не сопровожается угнетением и обманом (вопреки утвержениям марксистов). Наоборот, она освобождает и преображает. Как можно сомневаться в существовании Бога, когда Его реальность с такой силой проявляется в жизни людей? И как можно считать, что Бог не имеет отношения к нуждам людей, когда Он побуждает верующих заботиться о бедных, исцелять больных и помогать обездоленным? Это движение приводит к удивительным результатам. Пятидесятничество приходит на смену марксизму, неся утешение и вдохновение бедным жителям городских кварталов.

 

При всей важности этих тенденций, в данном раздеЛе следует особо отметить, что пятидесятничество возрождает понятие «священного» в повседневной жизни. Постоянно отсутствующий Бог легко может превратиться в мертвого Бога. Если существование Бога не имеет никакого (или почти никакого) отношения к опыту повседневной жизни, то получается, что можно жить, не обращая на Него внимания. Снова признавая трансцендентную реальность, которую отрицали модернисты, пятидесятничество «впрыскивает» Божье присутствие в повседневную жизнь — через социальную и политическую деятельность, а также через проповедь Евангелия.

 

Таким образом, появление пятидесятничества означает вызов для более интеллектуальных форм протестантизма. Им приходится пересматривать свое чрезмерное увлечение интеллектуальными построениями и открывать запретные области воображения, эмоций, нарративов и опыта. Одна из причин такого эмпирического и трансцендентного обеднения веры связана с ранними тенденциями отдельных протестантских групп, Эти стремления вполне можно подвергать сомнению и исправлять. Другая причина — чрезмерное влияние модернизма на все движение в целом, которое подвергается как исторической Эрозии, так и принципиальному отвержению. Протестантизм не женат на Этой форме мышления, отрицающей трансцендентное наЧало; появЛение пятидесятничества может побудить все протестантское движение пересмотреть свои взгляды по этому вопросу, что принесет ощутимую пользу. Процесс формирования протестантизма еще не завершился, поэтому сам протестантизм постоянно подвергает себя проверке, и он готов исправлять ошибки там, где это необходимо.

 

Однако многие представители традиционного протестантизма считают, что само пятидесятничество является одной из таких ошибок, движением в неправильном направлении. Рассмотрим теперь некоторые конфликты между разными группами и возможные будущие последствия.

 

 

Быстрое распространение пятидесятничества происходило не без раздоров. Само движение, вне всякого сомнения, представляет собой одну из форм протестантизма: исторически оно вышло из американской традиции святости и акцентирует роль Библии в христианской жизни. Как и все протестантские группы, пятидесятники признают авторитет Библии, используя характерный способ интерпретации текста, придающий особую важность роли Святого Духа в толковании Библии, а также в наставлении и укреплении верующего. Пятидесятники постоянно говорят о принятии подлинных современных деяний Святого Духа, осуществляемых через Его дары и знамения. И те, и другие даются верующим для служения и свидетельства.

 

Приверженность этим принципам часто приводит к тому, что называют «конфликтом слова и духа». В классическом протестантизме утверждается, что воля Бога и Его цели открываются только через письменный текст Библии. Но пятидесятничество признает важность «слов знания», сообщаемых верующему: эти «слова» могут оказаться важными и для всей общины. Традиционным протестантам кажется, что этот подход принижает значение Библии в христианской жизни, а пятидесятники думают, что прежние подходы ограничивали способность Бога являть Себя посредством Духа.

 

Классический протестантизм не готов принять пятидесятни-ческое учение о «крещении Духом» и считает, что оно не имеет адекватного библейского основания. Большинство верующих харизматической направленности полагают, что во время обращения христианин принимает Святого Духа, но не имеет Его полноты. Эта полнота приходит позже — при крещении Святым Духом, когда верующий принимает всю силу, необходимую для христианского служения. Крещение Святым Духом воспринимается как второе действие благодати после обращения. Традиционное протестантское богословие отвергает такой сценарий, встречающийся также в традиции святости. Напротив, утверждается, что все христиане принимают крещение Святым Духом в момент обращения.

 

Озабоченность многих традиционных протестантов усиливается и тем, что одна или две пятидесятнические группы пропагандируют такое понимание Святого Духа, которое можно назвать антитринитарным. И хотя эти группы не являются типичными представителями всего движения, их богословие, по мнению критиков, отражает тенденции, характерные для пятидесятнического мышления в целом. Так называемые «единст-венники» — харизматическая группа, которую критики иногда описывают выраением «только Иисус», — настаивают на абсолютном единстве Бога (упоминаемом в словах «Шма, Исраэль», — Вт. 6:4) и считают, что классическое учение о Троице вносит разделение в это единство. Таким образом, «Международная объединенная пятидесятническая церковь» (United Pentecostal Church International — UPCI) значительно отличается от «Ассамблей Бога» и других классических пятидесятнических церквей; она утверждает: «Тринитарная концепция Бога — Бог веЧно существует в трех разных лицах — неадекватна и представляет собой отход от последовательного и ясного библейского откровения о том, что Бог един». Вместо этой концепции предлагается доктрина Бога, которую классические протестанты — а также подавляющее большинство пятидесятников — считают разновидностью модализма, тринитарной ереси, отвергнутой в ранней церкви. Так, «Международная объединенная пятидесятническая церковь» уЧит: «Бог явлен как Отец в сотворении и как Отец Сына, в Сыне для нашего искупления и как Святой Дух в нашем возрождении». В ортодоксальном христианстве эта точка зрения обычно интерпретируется (и отвергается) как «савеллианство».

 

Наконец, следует отметить еще одну область, в которой пятидесятническое богословие вызывает тревогу у традиционных протестантов, — учение, отождествляющее праведность со здоровьем и богатством. Среди ведущих американских пропагандистов этой идеи в пятидесятничестве — Орал Робертс и Бенни Хини. У этого «евангелия процветания» есть разные версии, но главная тема сводится к тому, что «быть бедным и больным — грех, когда Бог обещает процветание и здоровье»29. Богословие, провозглашающее осуществление желаний, вызывает множество проблем — и для пятидесятников, и для традиционных протестантов. В конце концов, Иисус не был богат в каком-либо из значений этого слова, а Его распятие вряд ли согласуется с мыслью о том, что Бог благословляет верных долгой жизнью и избавлением от страданий.

 

В то время как у многих традиционных протестантов распространение пятидесятничества вызывает дискомфорт, постепенно наблюдается более широкое признание достоинств данного движения, которое сопровождается желанием сотрудниЧать с пятидесятниками на миссионерском поприще, в пасторском служении, в политической и социальной деятельности. Это неизбежно приводит к вопросу о том, каким может быть влияние пятидесятничества на все протестантское движение в долгосрочной перспективе.

 

 

Многие придают появлению и распространению пятидесятничества в XX в. не меньшую значимость, чем Реформации, происходившей в XVI в. Некоторые даже называют возникновение пятидесятничества «второй реформацией» или «новой реформацией».

Оба этих ярльиса понятны, но ошибочны. Термин «вторая реформация» широко использовался у предыдущего поколения ученых для описания того, что сейчас называется более точным термином «конфессионализация». Это явление понималось не как «вторая» или «новая» реформация, а как вторая стадия в процессе постоянной перепроверки и обновления формулировок, — процесса, который лежит в сердце протестантского богословского поиска.

 

Пятидесятничество следует воспринимать как часть протестантской рефлексии, пересмотра прежних решений и обновления прежних толкований. Это движение является не последствием какой-то «новой реформации», но вполне закономерным результатом продолжающейся программы, которая -характеризовала и определяла протестантизм с самого начала. Как и большинство других движений в протестантизме, пятидесятничество основывается на том, что было раньше. Его духовный эгалитаризм явно представляет собой и восстановление, и новую формулировку классической протестантской доктрины «священства всех верующих». Учение о важности личного опыта и необходимости личного преображения уходит своими корнями в ранний пиетизм и в ту форму, которая развивалась в традиции святости. Но пятидесятничество решительно и бесповоротно связало эти элементы с характерным пониманием христианской жизни и с учением о том, как следует встречаться с Богом и проповедовать о Нем. Пятидесятничество предлагает протестантизму новую парадигму самореализации — парадигму, которая в основных направлениях протестантизма раньше считалаСь маргинальной и несколько эксцентричной. Сто лет спустя пятидесятничество само оказывает влияние на эти основные направления, во многом определяя их.

 

Итак, что может сказать это движение другим протестантам? На определенном уровне оно принесло традиционному протестаНтизму обновление, распространившееся посредством «песен поклонения». Хорошим примером служит история пятидесятничества во Франции — одной из самых секулярных стран Европы. В 1970 г. в ней было зарегистрировано 800 евангельских и харизматических церквей, в 2000 г. их стало 1800. Этот численный рост во многом считают заслугой харизматического движения, которое не только стало заметной протестантской группой само по себе, но и оживило богослужения во многих традиционных деноминациях. В то время как протестантские церкви, не относящиеся к харизматическому движению, переживают стагнацию или упадок, харизматический сектор протестантского сообщества увеличивается, пользуясь тем, что французской молодежи присущ малозаметный, но все же усиливающийся интерес к духовности.

 

Но здесь затрагиваются и другие вопросы, один из которых представляет особый интерес. Поскольку пятидесятничество появилось на протестантской сцене довольно поздно, оно формировало свои идеи и методы без оглядки на конфликты, ограничения и традиции прошлого. Одна из характерных черт пятидесятничества — отсутствие какой-либо преемственности с концепцией «христианской цивилизации». Эта парадигма формировала социальную идентичность западного христианства с начала Средних веков (а по мнению некоторых исследователей, с момента обращения императора Константина) до начала Первой мировой войны!. В этой парадигме географический регион связывается с религиозной и культурной идентичностью, которая определяется христианской верой.

 

Начиная с XVIII в. в Западной Европе эти идеи переживали упадок, но протестантизм появился в эпоху, когда они еще доминировали. Он так и не избавился от этих воспоминаний, со временем приобретя привычку действовать и мыслить в соответствии со своим западноевропейским происхождением. Одни протестантские общины принимали идею христианской цивилизации, другие отвергали, но в любом случае она всегда служила фоном для их рефлексии. Это же можно сказать о Просвещении и модернизме — движениях, оказавших решающее влияние на формирование протестантизма и в немалой степени способствовавших напряжению, дезориентации и разногласиям в отношении того, как следует реагировать на постмодернизм. Вольфхарт Панненберг убедительно доказывал, что западное протестантское богословие во многом сформировалось под влиянием появляющегося естествознания и секулярной критики авторитетов32.

 

Пятидесятничество возникло в первые годы XX в. и переживает расцвет примерно с 1950 г. Оно никогда не подчинялось контролирующим представлениям о том, что «разумно» и «нормально», — представлениям, оказавшим такое сильное влияние на ранние протестантские общины. С точки зрения социологии, это была религия бедных, маргиналов и обездоленных — тех, кто мало интересовался богословием или церковной политикой. Вместо того чтобы формироваться под влиянием традиционных идей христианской цивилизации и традиционной реакции на эти идеи, пятидесятничество смогло сформулировать собственные постхристианские парадигмы и, даже не осознавая этого, во многом восстановить стратегию, существовавшую до появления христианской цивилизации.

Таким же образом пятидесятничество адаптировалось к постмодернизму, не подвергаясь решающему влиянию модернизма. Оно появилось на пересечении разных культур, что позволило ему свободно адаптироваться к местным порядкам. При этом движению не приходилось отвергать или изменять унаследованные ранее убеждения и ценности, которые для традиционалистов были нормативными. Поэтому пятидесятничество могло быстро и благожелательно реагировать на местные обычаи; оно не ориентировалось на ограниченные западные представления о том, как следует это делать. По наблюдению многих, пятидесятничество — глобальная религия, наилучшим образом адаптированная к самому процессу глобализации.

 

Мы видим, как новая форма христианства обошлась без программы прошлого поколения и смогла создать собственное мировоззрение и свою стратегию, не обращаясь к периоду истории, представляющему такую важность для Запада. Можно провести очевидную аналогию, используя пример из мира техники. Сегодня у многих африканцев есть мобильные телефоны, хотя традиционных стационарных аппаратов у них не было никогда. В этом регионе техника перепрыгнула через поколение. Никому не нужен стационарный телефон для того, чтобы научиться пользоваться мобильным. Не вида необходимости в изучении прошлого — христианской цивилизации или модернизма, — пятидесятники перешли к следующему поколению идей и методов.

 

Некоторые считают, что пятидесятничество изначально замышлялось как постмодернистская форма протестантизма. Исторические свидетельства в пользу этого утвержения нельзя назвать убедительными. Более обоснованным представляется другой вывод: когда пятидесятническое движение зарождалось, ему было свойственно мировоззрение, которое впоследствии крайне удачным образом адаптировалось к новому настроению, появившемуся в западной культуре в конце XX в., а также к тому пре-модернистскому настроению, характерному для Глобального Юга. Это произошло скорее случайно, чем намеренно (хотя пятидесятники предпочитают говорить о «Божьем провидении»); причиной были исторические обстоятельства, а не тщательно разработанная стратегия адаптации. Но пятидесятники усматривают в этом Божий замысел.

 

Наверное, лучший из примеров, показывающих, как пятидесятничество резонирует с постмодернизмом, можно привести из области толкования Библии. Пятидесятники признают традиционное протестантское учение о понятности Библии и право каждого верующего толковать этот текст. Но при этом они подчеркивают многомерность толкования, которая возникает не из-за неопределенности в тексте, а по причине того, что истинное значение текста «открывается в Духе», изначально вдохновившем авторов текста.

 

Рассмотрим теперь глобальный рост и диверсификацию протестантизма в X в. — процесс, в котором пятидесятничество играло значительную роль. Но хотя пятидесятничество и представляет собой крупнейший компонент современного протестантского движения, существуют и другие факторы, оказывающие существенное влияние на его динамику в начале XXI в.

 

2017-11-25