Мертон - Философия одиночества

По свидетельству самого Томаса Мертона, в эссе об одиночестве он сказал самое главное, быть может, единственное, что он вообще должен был сказать. Написал он его между 1953 и 1955 гг., вступая в пору творческой и монашеской зрелости.

 

Мертон ушёл в монастырь в 1941 г., двадцати семи лет от роду. К шестому году монашества он закончил знаменитую внушительного объёма автобиографию «Семиярусная гора». Спустя ещё два года – первую редакцию «Семян созерцания», ставших духовной классикой. Если учесть, что он ещё вёл дневник, писал стихи, книги для ордена, готовился к принятию сана и наравне с остальной братией подвизался в самом строгом католическом (траппистском) монастыре, то станет ясно, почему он так устал к началу 50-х. Говорят, Мертон был тогда на грани срыва. «Восхождение к истине», книгу о духовности горячо им любимого св. Иоанна Креста, он писал уже из последних сил.

 

В 1953 г. аббат отдал Мертону заброшенный сарай в полумиле от монастыря и разрешил ему оставаться там до ужина. В своём временном скиту Мертон стал медленно оправляться от духовного и творческого кризиса и снова заплодоносил. В 1955 г. был издан прекрасный сборник эссе о духовной жизни «Нет человека, который был бы как остров». «Одинокие думы» напечатали в 1958 г., но писал их Мертон, как и публикуемое эссе «Заметки о философии одиночества», в том же скиту. Эссе раскрывает многое из того, что в «Одиноких думах» лишь обозначено.

 

Перед тем, как эссе вышло в 1960 г. в сборнике «Спорные вопросы», Мертон ещё раз его переработал, чтобы дополнить и подправить те места, которые особенно задевали придирчивых орденских цензоров. Годом раньше Мертон написал «Внутренний опыт». Тема двух «я», истинного и ложного, перешла оттуда в заключительную часть эссе и потом – во вторую редакцию «Семян созерцания».

1. Зачем я пишу об одиночестве? Определённо, не для того, чтобы его проповедовать, ведь подобные проповеди нелепы. Те, кому было суждено, уже уединились. В худшем случае они ещё не разобрались в себе, и тогда им нужно в этом помочь. Суть же дела в том, что все мы одиноки. Только большинство из нас одиночество страшит, и мы делаем всё, чтобы поскорее о нём забыть. Как нам это удаётся? Главным образом, благодаря развлечениям, divertissement, как их называл Паскаль, – делам и удовольствиям, которые общество угодливо преподносит своим членам, дабы окончательно избавить их от самих себя. Ого, помощь есть, обращайтесь к нам https://master-plus.com.ua/stiralnaya/gruz/

 

Человек связан с обществом гораздо глубже, чем это кажется на первый взгляд. Тот же, кто заявляет, что выживет сам по себе, часто сам отчаянно от общества зависит. Его претензия на одиночество – только проявление несвободы, иллюзия индивидуалиста.

Помимо того, что общество охраняет нас, предоставляя нам самим решать свою судьбу, оно помогает нам стать личностью, перерасти самих себя в служении ближним. Однако, все время предаваясь развлечениям (в смысле divertissement), личностью не станешь. Скорее – уснёшь, утонешь в теплом, оцепенелом равнодушии коллектива, который, в свою очередь, ищет только хлеба и зрелищ. Развлечения бывают вульгарны и глупы, а бывают фальшиво серьёзны, как, например, в тоталитарных режимах. Наше общество тяготеет к глупым, не препятствуя, впрочем, своим членам с угрюмой серьёзностью гоняться за деньгами и общественным положением и во всех грехах винить не себя, а тех, кто живёт при ином строе.

 

2. В таком обществе, как наше, одиночество многих тяготит и даже искушает. Изменить это я, наверное, не смогу, но поддержать искушаемых попытаюсь, поскольку о внутреннем одиночестве я знаю не понаслышке. Смею предположить, что если люди не находят покоя и в самых ярких развлечениях, которыми их задаривает общество, то не стоит искать такого покоя. Не пора ли всем понять, что развлечения не столь необходимы, как о том упрямо и самодовольно твердят всевозможные дельцы? Не пора ли отвернуться от ловцов человеческих душ, которые весь свой талант посвятили культу рекламы? Свою жизнь вполне можно строить и без них. Не обещаю, впрочем, что дельцы перестанут нас донимать.

 

Не обещаю я и зажечь публику оптимизмом, разрешив все горькие трудности и сомнения внутреннего одиночества. О трудностях я ещё напишу, но об одной скажу сразу: нам очень нелегко принять собственную нелепость[15]. Мы шарахаемся от мысли, что под нашей, казалось бы, понятной, «хорошо упорядоченной», разумной жизнью лежит бездна иррационального, беспорядка, бессмыслицы, самого настоящего хаоса. Это-то бездна и откроется нам, если мы откажемся от развлечений. Иначе и быть не может: отвергая развлечения, мы отвергаем и то безобидное на вид удовольствие, которое получали, предаваясь мечтам о себе и своём маленьком мире. Мы берём на себя всю тяготу своего положения и поворачиваемся лицом к сонму непостижимых вещей, которых прежде не замечали. К слову сказать, настоящая вера возможна лишь тогда, когда действительно принимаешь очевидную[16] нелепость жизни. Если этого не сделать, то и вера превратится в развлечение, духовную забаву, игру в высокие и умные слова без всякой заботы об их истинном смысле и применимости к жизни.

 

3. Внутреннее одиночество требует от нас прежде всего веры и решимости самим отвечать за свою внутреннюю жизнь, готовности предстать перед её тайной в присутствии невидимого Бога. Мы должны в одиночку, непостижимым и невыразимым путём, пройти сквозь мрак своей собственной тайны и открыть, что она сливается с тайной Бога в одну – и единственную – реальность. Мы должны увидеть, что Бог живёт в нас, И мы – в Нём. Как это бывает, словами передать Невозможно, потому что слова не могут охватить реальность.

Только слова Бога, собирающие всех верных в «одно Тело», способны выразить тайну нашего одиночества и нашего единства во Христе. Только они способны указать нам путь во мрак и дать нам хоть немного света. Правда, при этом они теряют форму слов и становятся неизреченным биением Сердца в сердцевине нашего бытия.