Ориген - О началах - Против Цельса

Главный труд Оригена Περί άρχων сохранился и соответственно стал известен нам благодаря латинскому переводу Руфина Аквилейского, который при этом остается как бы в тени своего куда более именитого современника блаженного Иеронима Стридонского, сначала доводившегося ему другом, но со временем превратившегося в его непримиримого врага. Внешнею причиною тому, как ни странно, явились именно труды Оригена и —  начиная с какого-то времени — различная их оценка и трактовка. 

 

В своем предисловии к книгам Оригена Περί άρχων Руфин пишет буквально следующее: «Я знаю, что весьма многие из братьев, по любви к изучению Священного Писания, просили некоторых мужей, знающих греческий язык, перевести Оригена на латинский язык и сделать его доступным для латинян. Из числа таких мужей брат и сотоварищ наш действительно перевел с греческого языка на латинский по просьбе епископа Дамаса две беседы на Песнь песней и к своему труду написал такое красноречивое и великолепное предисловие, что в каждом пробуждал желание читать и с жадностью изучать Оригена. В этом предисловии он говорит, что к душе Оригена можно отнести слова: «Введемя царь в ложнииу свою»\ и утверждает, что Ориген, превосходя всех в своих книгах, в толковании на Песнь песней превзошел сам себя. Здесь же он обещает перевести на латинский язык не только толкование на Песнь песней, но и многие другие сочинения Оригена.

 

Но он — как я вижу — при своем увлекательном стиле преследует более широкую цель: он желает быть скорее отцом слова, а не просто переводчиком [по другому переводу: «Но он, как я вижу, будучи увлекателен по своему слогу, весьма почтенное дело свое выполняет более как искусный оратор, чем переводчик»]. И вот мы продолжаем дело, которое было начато и испытано им. Причем мы не можем, подобно ему, с таким же выдающимся красноречием выразить в изящной форме слова столь великого мужа. Поэтому я и опасаюсь, чтобы чрез мое неискусство этот муж, которого он справедливо выставляет учителем знания и мудрости, не показался гораздо низшим по скудости моего слова. Я нередко думал об этом, а потому молчал и не соглашался на частые просьбы о переводе со стороны братьев. Но твоя настойчивость, вернейший брат Макарий, так велика, что ей не может противиться даже моя неопытность. Итак, чтобы не слышать более твоих настоятельных требований, я уступил, но совершенно вопреки своему желанию, и при этом поставил себе за правило: в переводе следовать, насколько возможно, способу своих предшественников и, преимущественно, способу того мужа, о котором я упомянул выше. Он перевел на латинский язык более семидесяти сочинений Оригена, которые он назвал беседами, и несколько из тех томов, которые были написаны на Апостол. 

 

Санкт-Петербург: ООО «Библиополис»,  2008. - 792 с. 

ISBN 978-5-74-35-0275-0 

 

О началах

Книга первая

Книга вторая 

Книга третья 

Книга четвертая

Против Цельса 

 

1. Подобным образом должно мыслить, конечно, и об ангелах. Не должно думать, что известному ангелу случайно поручается такая или иная должность, например, Рафаилу — дело лечения и врачевания, Гавриилу — наблюдение за войнами, Михаилу — попечение о молитвах и прошениях со стороны смертных. Нужно полагать, что они удостоились этих должностей не иначе, как каждый по своим заслугам, и получили их за усердие и добродетели, оказанные ими еще прежде создания этого мира. Затем, в архангельском чине каждому назначена должность того или другого рода; иные же удостоились быть причисленными к чину ангелов и действовать под начальством того или иного архангела, или, что то же, вождя, или князя своего чина. Все это, как я сказал, установлено не случайно и безразлично, но по строжайшему и справедливейшему суду Божию и устроено сообразно с заслугами по суду и испытанию Самого Бога. Таким образом, одному ангелу поручена церковь Эфесская, другому — Смирнская, один получил назначение быть ангелом Петра, другой — ангелом Павла, затем, каждому из малых, принадлежащих к церкви, дан ангел, — и эти ангелы всегда видят лице Божие, есть также ангел, ополчающийся окрест боящихся Бога. И все это совершается не случайно и не потому, что ангелы сотворены такими по природе, — это повело бы к обвинению Творца в несправедливости, — но определяется праведнейшим и нелицеприят - нейшим распорядителем всего — Богом, сообразно с заслугами и добродетелями и соответственно силе и способностям каждого. 

 

2. Скажем кое-что и о тех, которые утверждают, что духовные существа различны (по природе), — дабы и нам не впасть в нелепые и нечестивые басни этих людей, выдумывающих как между небесными существами, так и между человеческими душами различные духовные природы, созданные будто бы различными творцами. По их мнению, нелепо приписать различные природы разумных тварей одному и тому же Творцу. И действительно это нелепо. Но они неправильно объясняют причину этого различия. В самом деле, нельзя, говорят они, допустить, чтобы один и тот же создатель, без всякого основания, скрывающегося в заслугах, одним дал власть господства, а других подчинил господству первых, одним дал начальство, а других назначил быть подчиненными тем, которые имеют начальственную власть. Но все это, как я думаю, совершенно опровергается тем изложенным выше соображением, что причина различия и разнообразия во всех тварях заключается не в несправедливости распорядителя, но в более или менее ревностных или ленивых движениях самих тварей, направленных в сторону или добродетели, или злобы. Но чтобы легче можно было узнать, что среди небесных существ дело обстоит именно так, мы приведем примеры из прошедших и настоящих деяний человеческих, дабы на основании видимого заключить о невидимом. Они (сторонники опровергаемого мнения), без сомнения, согласны с тем, что Павел или Петр были духовной природы. Но ведь Павел поступал против благочестия, когда гнал церковь Божию, и Петр совершил очень тяжкий грех, когда на вопрос рабы привратницы с клятвою отрекся от Христа. Каким же образом эти — с их же точки зрения — духовные лица впали в такие грехи? — Тем более, что сами же они обыкновенно часто говорят и утверждают, что «не может древо добро плоды злы творити»1. Итак, если доброе дерево не может приносить худых плодов, а Петр и Павел, по их же мнению, были от корня доброго дерева, то каким образом они принесли эти плоды, самые худые? Правда, они могут ответить то, что они обыкновенно вымышляют в этом случае, а именно, что преследовал не Павел, но кто-то другой, не знаю кто, бывший в Павле, и отрекся не Петр, но кто-то другой в Петре. Но почему же, спрашивается, Павел, не согрешивши ни в чем, все-таки говорил: «...несмь достоин нарещися апостол, зане гоних церковь Божию»2? Почему также и Петр за чужой грех сам «плакася горько»3? Этим, конечно, опровергаются все их нелепости.