Биркетт - Скандинавские мифы и легенды - Жизнеописания богов и героев

Том Биркетт. Скандинавские мифы и легенды: Жизнеописания богов и героев с иллюстрациями и подробными комментариями. (Перевод В.В. Федюшина), М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2021. 320 с.; ил.
 

Биркетт проводит читателя через всю сакральную историю скандинавов в 12 главах, от «Сотворения мира» и описания «Девяти миров» до грядущего Рагнарёка и главы об источниках, использованных в работе. Кроме чисто мифологической информации, издание содержит и немало исторической. Присутствуют истории про исследования Северной Атлантики, открытие Гренландии и посещение Америки, про экспедицию в другие стороны и страны – Балтику, Русь и Средиземноморье. Упомянуты репрезентации мотивов скандинавских мифов в массовой культуре, от литературы и политики до японской манги и корейского косплея.

 

Аннотация называет скандинавскую мифологию живой – потому, что «её истории изменяются и адаптируются; и даже в письменных источниках средневековой Исландии одни и те же мифы сохраняются и излагаются в самых различных видах». Описывая свою задачу, Биркетт помещает её результат в «золотую середину» - его версия скандинавских мифов и легенд «не является ни прямым переводом какого-либо из источников, ни порождением едва знакомого с мифологией воображения: то, что нам известно, я стремился собрать воедино, но не приукрасить».

Получилось у него, скажем, на 3 с плюсом. Хорошо, пусть даже на 4 с минусом. Попытка объять неимоверное удалась на уровне общего культпросвета для несведущих уровня старших классов. В первую очередь я разумею довольно простецкий язык изложения – то ли оригинала, то ли перевода.
Нередко возникают вопросы и к логической взаимосвязи излагаемых событий – её не всегда удаётся обнаружить. И в чём дело на этот раз, в трудностях перевода, недостаточной квалификации автора или в недостаточности информации из источников, сказать сложно.

Например, описание изначальной бездны Гиннунгагап и начала творения маловразумительно. Хотя чего можно ожидать от первобытного и неупорядоченного Хаоса? Натуралистичные пересказы мифов о рождении первых существ – великанов, богов и людей умилительны и забавны. Но автор и не замахивался на большее, чем популярный пересказ.

Интересная параллель с индуистской мифологией, которую сложно не заметить религиоведу – корова-праматерь Аудумла, вскормившая великана Имира, породившая гигантов и богов. Естественно напрашивающийся вопрос о возникновении её самой остаётся без ответа.

Так или иначе, читатель узнает много интересного о первичном происхождении и качествах хорошо всем знакомых по сказкам братьев Гримм и Толкиену существ, типа эльфов и гномов. Например, последние не только обитают в подземельях Свартальхейма среди корней Мирового Древа Иггдрасиля и возделывают драгоценные камни. Первых гномов создали боги из червей в теле первовеликана Имира, и четверо из них подобно древнегреческим Атлантам держат купол неба, сделанный из Имирова черепа.

Великанов, своих старших сородичей, как и в мифологиях других культур боги изгнали за пределы своей ойкумены, обустроенного мира. Ётуны и их обиталище Ётунхейм с тех пор ассоциируются с силами первоначальной мощи и Хаоса, но боги любят туда наведываться за драгоценными металлами и великаншами, от союза с которыми рождается весьма крепкое потомство. Горные великаны обитают собственно в Ётунхейме, «инеистые» в ледяном Нифльхейме на севере, вотчина огненных – Муспельхейм. Последним предстоит сыграть важную роль в Рагнарёке – под руководством главы Муспеля Сурта, «Обугленного»  они сожгут Асгард.
Сама возможность таких межвидовых союзов подтверждает их генетическое родство, иной раз до степени смешения. Так, известную и несчастную супругу вана Ньёрда Скади Биркетт называет то великаншей, что верно, то вслед за этим богиней, каковой она является лишь по формальному статусу, но не генеалогически.
Да что далеко ходить, сам Один сын и внук великанов, не говоря уж про грязнокровного Локи.
«Боги, может, и создатели Вселенной, но без ётунов не было бы ни морей, ни неба, ни гор, и если бы не плодородная плоть великана, то не было бы и Мидгарда».

Отдельной статью идут женщины – вершительницы судеб. «Выше чудищ, выше даже богов и богинь, выше ветвистой кроны самого Иггдрасиля стоит судьба. (Удивительно, что не с прописной буквы!) Именно она определяет всё сущее, и она всегда находится в руках женщин».
И это не только зловещая троица норн, но и прорицательцы – вёльвы, здесь же Биркетт описывает и валькирий. Романтизированный Вагнером образ жён-воительниц при ближайшем рассмотрении производит неоднозначное впечатление. С одной стороны, их функция непосредственно осуществлять волю норн. Валькирии ткут судьбу воинов, а потом доставляют благородно павших героев в чертоги Одина, где они становятся эйнхериями. То есть выполняют работу вроде ангелов смерти. С другой, как и все женщины Севера, они своенравны и временами противятся Всеотцу. Например, влюбляясь в людей.

Рассказы о малопристойном поведении богов интересным образом чередуется с глубокими, наполненными множеством символических смыслов притчами. Таков рассказ о встрече и состязании Тора с великаном Скрюмиром. Последний здесь выступает как олицетворение условно-архетипического «Сфинкса», встречающегося в разных культурах, который подвергает героя различным испытаниям. А Тор демонстрирует в первую очередь трусливость – боязнь об утрате своей славы и грозного имени, и натужные усилия одолеть непобедимых соперников – магию, скалы, океан, огонь, старость и Мирового Змея. (Его страхи имеют четкие определения в современной психиатрии – Гелотофобия, или боязнь насмешек; или Эниссофобия – боязнь общественной критики и осуждения).

Великаны властвуют над всемирным океаном в лице Эгира, его супруги Ран и её девяти дочерей – логичных женских персонализаций опасной и губительной для человека морской стихии.

А первым людям по северной версии их происхождения не повезло, как и библейской паре. Не успели люди размножиться, как некоторых из потомков изначальной пары – Аска и Эмблы Один запряг вечными возничими Солнца и Луны за «надменность их отца, давшего своим отпрыскам имена солнца и луны», Соль и Мани. Здесь просматриваются либо влияние библейских мифов наряду с греческими, или же просто параллельность схожих сюжетов. Любопытный момент непривычной гендерной идентичности светил – колесницей Солнца правит женщина Соль, на лунной восседает мужчина Мани. Невольно вспоминается индийская мифология, где все планетарные божества, включая Луну и Венеру мужского пола. Или шумеро-аккадская – там та же история.

Нравы богов Асгарда далеки от идеалов средневековых христианизированных европейцев, и даже наших современников с их жалкими остатками традиционных моральных ценностей нередко могут смутить или обескуражить. А вот с главными персонажами индийского пантеона, да и греческого с римским у них много общего. Та же относительная, «условная» мораль, вероломство, лицемерие, обман, измена, разврат и убийства ради достижения не самых возвышенных целей. В основном ради богатства, могущества и власти. Всё, как у людей. На фоне богов их извечные противники – титаны, великаны, индийские асуры или нечеловеческие существа рангом помельче – гномы, эльфы, тролли нередко выглядят наивными простаками, которых боги постоянно обводят вокруг пальца.
Неудивительно, что переформатированная мораль простых крестьян-христиан с лёгкостью воспринимала языческих богов и персонажей легенд как демонических существ, бесов.
Пожалуй, между богами северной и центральной ветви индоевропейцев и их юго-восточными «коллегами» есть лишь две, а по сути одна, но принципиальнейшая разница.
Несмотря на всю могущественность обитателей Олимпа и Асгарда и даже знание своего будущего, они не в силах изменить его. «Над судьбой не властны даже боги» - это о них. И, в сущности, даже возрождаясь для нового цикла после Рагнарёка, они повторяют всё тот же сансарический сценарий. Выражаясь индуистско-буддистской терминологией, обитатели Асгарда – обитатели сансарных, хоть бы даже и высших миров проявленной Вселенной. Мифология скандинавов, во всяком случае доступная нам, не подразумевает духовного роста и совершенствования, выхода за пределы предначертанной Судьбы, что для Богов, что для людей. Одним словом, отсутствует и даже не подразумевается перспектива трансценденции.

Вот пример этой не очень весёлой, мягко говоря, бесконечности, один из многих – спровоцированная Одином вечная битва из-за одноимённой принцессы Хильд, на самом же деле – из-за ожерелья Брисингамен. Мало того, что Фрейя получила его лишь за четыре ночи подряд с каждым из четырёх сотворивших его мастеров-гномов. А потом и Один устроил эту заварушку, длящуюся с тех пор до самого скончания времён – ведь воинам каждый день, как в каком-то бесконечном «дне сурка» приходится оживать, сражаться, убивать и умирать. А злополучной Битве-Хильд каждое утро воскрешать всех заново. Чем провинились все эти несчастные люди перед Одином и Локи, Биркетт, а возможно, и первоисточники не разъясняют. Не исключено, что это нравоучительная «постановка», схожая с подобными сюжетами в индийском эпосе, но в отличие от последнего, мораль здесь увидеть не получается.

Или куда более известный сюжет, иллюстрирующий «дурную бесконечность» и «вечное возвращение», обречённость «нордической» вселенной – смерть Бальдра. Сюжет общеизвестен, и потому вместо пересказа процитирую самого сокрушающегося Биркетта: «Убийство Бальдра стало для богов величайшей бедой, и не только потому, что асы утратили совершеннейшего члена своего семейства: трагедия в том, что Бальдр погиб не в сражении с врагами; боги могли мстить лишь самим себе. <> На что надеяться богам, когда законы кровной мести доводятся до логического завершения и не с кем договариваться, чтобы отвратить необходимость мщения? Один знает лучше кого бы то ни было: со смертью Бальдра Рагнарёк становится на шаг ближе и уже не может быть предотвращён». Боги Асгарда – вечные заложники своих судеб, у них нет надежды на помощь «свыше», потому что этого сВыше у них/для них не существует. Они не могут отменить, изменить, исправить, искупить неверные деяния, хоть и обладают множеством различных сверхъестественных способностей и артефактов, им даже известно собственное будущее.
Незавидная участь, смесь садомазо и стокгольмского синдрома, не находите?

Так, в главе о Рагнарёке Биркетт пишет: «Наряду со сбором Эйнхериев Один в попытке отсрочить победу великанов и их чудовищных союзников собирает знания о судьбе богов из каждого уголка девяти миров, от мудрейших из женщин и от ведающих мертвецов. Он знает многое о том, что случится, и почти ничего – о том, как изменить ход событий».
Не у меня одного впечатление ограниченности концепции девяти миров, или конкретно Мидгарда одной лишь скандинавской ойкуменой? Очень напоминает библейский вариант священной истории вкупе с географией, не знающей никого и ничего дальше Вавилона, Египта, Рима и Геркулесовых Столпов.

Довольно забавен, и непривычен авторский язык, когда Биркетт описывает своеобычные поступки и нравы богов, а иной раз и выдаёт и настоящие перлы. Например, пересказу легенды о «Мёде поэзии» посвящена отдельная глава, а один из главных её героев и само олицетворение этого мёда, Квасир, именуется Биркеттом предельно лаконично – «человек-плевок». Так-то оно, по сути, и есть, но как-то не очень романтичные ассоциации вызывает этакое прозвище, особенно в контексте значимости этого самого меда для поствикингской культуры.
Или героический бог войны Тюр, однорукий бог или даже «волка объедки». Однако, по сообщению Биркетта, это прозвище всё же не считается героическим.
Конечно, кульминации и концентрации всевозможная брань, ругательства, оскорбления и унижения среди богов – говоря современным языком, виктимблейминг и троллинг достигают в знаменитой «Перебранке Локи». Там главный Трикстер Севера опускает и унижает всех богов скопом – причём говорит правду, нелицеприятную её героям, ту, о которой все знали или догадывались, но не говорили вслух.
Обиженный Локи обвиняет бога поэзии Браги в трусливом дезертирстве, его супругу, вечно молодую Идун в нимфомании, супругу Одина Фрейю в блядстве, Фригг в неверности, а Ньёрд и вовсе оказался инцестуозным любителем «золотого дождя». Сам «побратим» Локи Один был уличён названным братцем в колдовстве и женовидности. Подобное разоблачение стоило Лаувейсону мучительного заключения до самого Рагнарёка.

Любопытно и столь большое внимание, уделённое героями этой истории «Мёду поэзии», а авторами саг и Эдд её описанию. Биркетт пишет, что особо сладкий мёд, украденный Одином у обманутой и соблазнённой им Гуннлёд разделили меж собой асы, выделив часть «лучшим поэтам мира людей», скальдам. А порция похуже, от страха выпущенная Одином в обличье орла через задний проход в направлении Мидгарда стала «долей дурных поэтов». Кто такие скальды, известно, а под «дурными поэтами», видимо, разумеются рифмоплёты, графоманы и продажные жёлтые журналисты. Сложно найти близкий аналог Мёду поэзии в мифологии индоевропейцев, приходит на ум только сома-хаома.

 Интересны легенды о Хеймдалле, «дозорном богов». Изящное метафорическое сказание о его странствии повествует о происхождении от архетипичных прародителей при его косвенном участии трёх изначальных сословий индоевропейцев – священников-правителей, земледельцев («среднего класса») и слуг и рабов.

Но это ещё, что называется, цветочки. «Самая известная история из мифов Севера», как её назвал автор – предание о Сигмунде из Вёльсунгов. По сравнению с ней все вышеописанные проделки и подлости Локи и прочих богов в совокупности – невинные детские шалости. История Сигмунда и его предков – впечатляюще концентрированный триллер, апофеоз жестокости, вероломства, властолюбия, гордыни и инцеста. И главное – всё происходило под покровительством богов, Одина, Фрейи, валькирий и других сверхчеловеческих персонажей. Пример ещё одного недоразумения, возникшего то ли из-за авторского изложения, то из-за специфики обречённых судеб героев – взаимоотношения Сигурда и Брюнхильд. Несмотря на то, что благодаря своему дару предвидения «они с Сигурдом не предназначены друг другу», они принесли друг другу клятвы верности и затем изображали очень странное подобие «супружеских отношений».

Отдельная глава посвящена легендарным героям и трикстерам. Популярных Сигмунда и Сигурда в нашей эпохе сменил Рагнар Кожаные Штаны, герой культового сериала «Викинги». У него действительно существует одноименный исторический прототип, как и большинство героев сериала. А презрительная критика со стороны чрезмерно буквоедских адептов «Северной Традиции» вызывает лишь недоумение – сериал и не заявлялся как документальный и научно-исторический. Да и сами основополагающие «священные тексты» -  Эдды и саги, не соответствуют строгим научным критериям достоверности источников.

Следующий персонаж книги Биркетта – Старкад продолжает иллюстрировать странную, неоднозначную мораль и нравы скандинавов. «Как и Всеотец, порой он предаёт самых близких, при этом требуя от других самого нравственного поведения». Автор комментирует эту черту в духе классики чёрно-белого кино «В джазе только девушки» - «Даже у величайших героев есть недостатки». А столь популярному в народе благодаря марвеловской франшизе Тору, как и его отцу, тоже присущи типичные человеческие слабости. Например, завистливая ревность любимого сына к конкурентам. Из-за этого Тор отрубил Старкаду лишние четыре руки, а затем сопровождал каждое благословение Одина своим проклятием.
Здесь очень кстати вспоминается малороссийская поговорка – «Паны дерутся, а у холопов чубы трещат».

Одним словом, все эти истории о богах или героев явно вдохновляли Джорджа Мартина, когда он писал свою «Песнь льда и пламени». «Игра Престолов» первое, что приходит на ум - что ещё в современной культуре представляет такое удивительное и неприятное сочетание фантастических чудес и божественных персонажей с самыми отвратительными проявлениями человеческой природы. Причём в одних и тех же персонажах – «чёрно-юморное фэнтези», иначе не скажешь.

Специфические морально-нравственные установки викингов Биркетт «оправдывает» ориентацией на деяния богов и даже выводит из них мотивы принятия христианства. «Пример Одина должен был научить этих мореходов дерзости и жестокости, но, что крайне важно, он учил их адаптироваться. Со временем это приведёт к тому, что старые боги будут оставлены ради господствующего Христа». Логика весьма автора своеобразна, но что есть, то есть… . Впрочем, сравнение нравов скандинавских язычников и их противников – средневековых западноевропейских христиан выйдет явно не в пользу последних. Если моральные принципы викингов естественно коренились в обычаях их богов, то лицемерие средневековых христиан стало хрестоматийным примером пропасти между учением основателя религии и её адептами.

Скандинавия не стала исключением среди других христианизированных стран – национальные и культурные традиции сохранялись, подчиняясь общей логике исторического развития общества, а смена религиозных ориентиров и ценностей была зачастую лишь внешней формальностью. Биркетт пишет: «Принятие христианства скандинавскими королями позволило им централизовать власть и повысить значение северных монархий за рубежом, однако оно не привело к радикальному преображению механизмов функционирования королевской власти. Великие короли-святители вроде Олафа Трюгвассона в своих набегах были не менее безжалостны, чем их языческие предки».

Любопытен в этом контексте пример Хакона Доброго. Взращенный в качестве приёмного сына конунга Ательстана, поначалу он собирался крестить норвежцев. Его непростая судьба обыгрывается в истории носящего имя его приёмного отца - одного из главных героев «Викингов» монаха Эттелстона. Хакон оставил свои попытки явного миссионерства, а переговороспособность помогла составить оппозицию из недовольных правлением его брата – Эйрика Кровавой Секиры.
«Возможно, им и претило христианство, но какое оно имело значение, если тот давал им выполнять свои обязанности и председательствовал на жертвоприношениях в честь своих родовых богов», вопрошает Биркетт. Он упоминает историю о том, как крестное знамение Хакона над чашей эля едва не спровоцировало конфликт. И резюмирует свой рассказ о Хаконе Добром: «Он был похоронен со своим оружием и доспехами в большом кургане и присоединился к героям в Вальхалле вместе со своими братьями-язычниками: какое значение имело то, что когда-то его верой был Белый Христос (как звали иногда христианского Бога викинги)».

Другой не менее характерный исторический персонаж – Олаф Трюгвассон. Он распространял христианство в стиле, типичном как для западноевропейских конкистадоров, так и для самих викингов – огнём и мечом. Можно сказать, что в нём удачно сочетались обе линии. «Тех, кто отказывался обратиться в христианство, он казнил так, чтобы подавить волю к сопротивлению у других». По легендам, Олафа навещал даже сам Один, пытаясь переломить его христианский курс. И его бескомпромиссность, возможно, стала причиной его поражения – оскорбив шведскую принцессу за верность богам, Олаф приобрёл могущественного врага вместо союзника.

Ещё один любопытный исторический персонаж той эпохи – Харальд Синезубый остался в истории в основном благодаря весьма энергичной деятельности и самопиару. Но ему так и не удалось укрепить христианство во внутренних районах Норвегии. И ещё один забавный момент отмечает автор, как пришедшее сквозь века напоминание о репутации правителя, «имеющего широкие связи и заинтересованного в поддержании контактов с другими странами короля». Речь о технологии беспроводной передачи данных на расстоянии – Bluetooth. Символ её сочетает рунические знаки H и B.  

Традицию продолжил его сын Свейн Вилобородый. Хоть и распространявший христианство, Свейн действовал в стиле старых  язычников. Например, покорил Англию в качестве кровной мести за глупость короля Этельреда. Отказавшийся платить выкуп архиепископ Кентерберийский был растерзан толпой. А ужаснувшийся казни вождь Торкелль Длинный, перешедший на службу Этельроду явно стал прообразом брата Рагнара Ролло из тех же «Викингов».

Конечно, красочные гиперболы грядущего Рагнарёка продолжают вдохновлять всё новых художников самых разных жанров на очередные творения, по-разному переосмысляющие Последнюю Битву.
Рагнарёк наряду с другими предыдущими историями из Эдды – самое впечатляющее произведение древнего скандинавского духа. А самый заключительный мифологический этап, описание того, что будет после Рагнарёка, по сравнению с ним самим весьма невнятно и скупо описан. По крайней мере, Биркеттом.

Не забыл автор упомянуть и «повестку» демократического общества – а именно влияние, или, скорее использование концептов скандинавской мифологии идеологами национал-социализма столетней давности. Тогда под зловещее очарование мифотворцев Третьего Рейха подпали и исконно скандинавские страны, вступившие в союз с Германией. А вот говорить всерьёз об идейном наследии и последователях «мистического расизма» или даже романтического национализма в современной Северной и Западной Европе не приходится. Это излюбленная сфера эксплуатации прошлого идеологами либерализма и пресловутыми «леваками». Возможно, из-за опасений их гнева Биркетт не поднимает темы нетрадиционной ориентации и прочего разнообразия гендерной политики и практики в связи с северной мифологии. А поводов для этого имеется, и немало – общеизвестны трансвеститные деяния Локи и самого Одина. Невнятно и вскользь упомянутое неоязыческое движение асатру весьма популярно в западном мире, есть его последователи и в России. А в Исландии даже заседают в парламенте.

Подытожу свой въедливый разбор: несмотря на все озвученные недостатки книги, её как систематизированную адаптацию можно рекомендовать для ознакомления с мифологией скандинавов старшеклассникам или даже недостаточно образованным взрослым. Излишне впечатлительным персонам с тонкой душевной организацией, жертвам голливудских кинопрофанаций, наивным адептам "Северной Традиции", мнящих её в радужно-няшных тонах и особенно их детям – с большой осторожностью.

 

Гедеон Янг, религиозный журналист, публицист, рецензент