Савченко Александр – Рассказы и очерки

Недолюбливал я этого брата. Вид у него был довольно суровый, глаза пронзительные, борода окладистая. Сам худощавый, а речи — далеко не сухие, даже резкие, сочный голос придавал ему авторитет. Говорил он, как власть имеющий.

Как-то, войдя в наш дом, он без обиняков заявил моей матери:

— Сестра Лена, видать, ты не очень любишь своих детей.

— Почему, дорогой брат?

— Потому что розги не вижу в доме. Вспомни, как в Слове Божием сказано: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его» (Пр. 13:25).

В тот же день в нашем жилище над входной дверью, с внутренней ее стороны, появилась злополучная розга. Это был свежий вишневый прут, грозно возлежащий на двух гвоздях. Антон Чехов писал, что заряженное ружье рано или поздно выстрелит. Так и эта розга находила себе точку приложения в виде «мягкого места» кого-то из нас. Чаще всего это «орудие дьявола» (как я считал), словно жало, впиваясь в плоть, служило средством усмирения моего непослушания. Мягкие полушария моей страждущей плоти изобильно покрывались изображениями меридианов и параллелей.

Моя мать пыталась усердно воспитывать меня в страхе Божием, однако я, вдохновившись примерами мучеников, испытывавших более тяжкие страдания, стремился терпеть скорби молча. Моя грудь не исторгала никаких воплей в ответ на бичевания. Стиснув зубы, я, как метко заметил один поэт, наступал на горло собственной песне. Не наблюдая никакой реакции на флаггеляцию, мать восклицала: «Молчишь, как коммунист?» Может быть, она хотела сказать «партизан», но произносила именно так, что меня сильно огорчало.

А брата, возбуждавшего такую педагогическую ревность в моих родителях, звали Иван Данилович Поволяев. В царское время его за штундистские убеждения многократно перевоспитывали на каторжных работах, но все без толку. Старик был непреклонным борцом за веру евангельскую, лишенным какой-либо сентиментальности.

Пройдя столь горькие университеты, он, естественно, был далек от нежности.

Возможно, там его плохо кормили и лишали всяких витаминов, поскольку он, обретя свободу, бесцеремонно навещал любой сад или огород, где с аппетитом поглощал фрукты и овощи. Питался он, исходя из тюремного принципа «Никогда не откладывай на завтра то, что можно съесть сегодня». Иногда его пытались остановить друзья по вере:

— Иван Данилович, так нельзя. Этот же садовый участок — чья-то частная собственность.

— Вся земля — собственность нашего Господа, и Он дал нам ее с плодами для пропитания. А частная собственность в нашей стране упразднена после революции.