Синельников Андрей - Машины сновидений

Я присутствую при уникальном физиологическом явлении: Джон Шейд воспринимает и переделывает мир, вбирая его и разлагая на составные части, пересопрягая его элементы в самом процессе их накопления, чтобы в некий непредугаданный день сотворить органическое чудо, совокупление звука и образа — пиитическую строку.

ВЛАДИМИР НАБОКОВ, «БЛЕДНЫЙ ОГОНЬ» (ПЕР. ВЕРЫ ИЛЬИНОЙ)

Поэзия есть величайшая ложь. А проза, пожалуй, ещё хуже. Я сижу за печатной машинкой, ритмично стучу по клавишам. Ложь! Я лежу и шуршу тетрадными листами, протекающей ручкой вывожу на них полчища знаков, вроде бы призванных отражать звуки, роящиеся в моём черепе. Говорят, красота в глазах смотрящего, но нет ничего ненадёжнее глаз. Однажды на мне был надет шлем, и глаза не видели тела, но всё равно было страшно. Жуть, до чего доводит желание повозиться с ненастоящим настоящим. Слуху верю чуть больше. Знаете что? Это слепое письмо. Триста шестьдесят знаков в минуту, двадцать одна тысяча с лишним знаков в час. Я пишу, крепко зажмурившись, и чувствую себя кем-то из французских сюрреалистов.

Внимание! Чтобы пропустить облучение, перейдите к странице 106 данного документа. Облучающий материал может содержать сцены, предназначенные исключительно для престарелой аудитории.

У меня классные сиськи. Простите. Ведь мы вообще не знакомы. Я пишу справа налево, в смысле страниц.

Со случайно выбранной страницы. Похоже на одержимость. Ложь! Я тюкаю по клавишам, и ряды иероглифов выволакиваются на экран. Я не знаю русского. Переводят хромая ворона и бурая корова — не спрашивайте, не спрашивайте. А может, так: я вроде пишу на русском, но совесть моя чиста, даже когда признаю´сь, что с утра до вечера мастурбирую. Видите ли, есть секретный язык, к которому вы ещё не привыкли. Там используется масса русских слов, и даже синтаксис похож, но у них совершенно другой смысл. Это оправдание, которое вы только что придумали для всех моих будущих мерзостей. Не верьте мне. Нет во мне мерзости, я просто люблю шутить, а ещё больше — розыгрыши.

Я рыжая, и у меня нет души. А может, я сумасшедший мужик. Это почти что роман в письмах. «Май шестьдесят восьмого. Почта Соединённых Штатов. Дорогая, пишу тебе, закинувшись детищем Хоффмана. Только что видел атомы. У меня дрожит член, и я не могу удержаться, чтобы не заглянуть в будущее. (Что-то зачёркнуто так усердно, что ни слова не разберёшь.) Знаешь, в будущем исчезнет письменность, исчезнет вообще. Будут демонстрации, конечно, в знак протеста с четырёх сторон подожгут Вашингтон. Но знаковые системы уйдут, а за ними и образы. А потом — чернота. Если что, я против сегрегации. Нужно больше метисов. Больше кремовых задниц». Ёжечки, роман в письмах! Так старомодно, надо к этому вернуться. Хуже только роман в стихах. Вся литература — фальшивка. Жизнь лучше стихов, хотя жизнь это такая же фальшивка, между нами говоря.