Спасский - Обращение императора Константина Великого в христианство

Изд. 2-е, испр. — СПб.: «Издательство Олега Абышко», 2015. — 288 с.

Серия «Библиотека христианской мысли. Исследования».

ISBN 978-5-9900890-1-3

 

Едва ли во всей церковной истории[2] можно указать другую личность, которая вызывала бы столь разнообразный и многосторонний интерес к себе и в то же время подвергалась бы столь несогласному и противоречивому обсуждению и оценке, как личность первого христианского императора, Константина Великого. Литература о нем необычайно обширна. Еще в начале XVIII в. (1720 г.) Фогт, автор одной брошюры о Константине, насчитывал более 150 сочинений древних и новых писателей, занимавшихся этим императором, а с тех пор число сочинений о нем значительно возросло.[3] Но несмотря на это обилие литературы, мы напрасно стали бы искать в ней какого-либо общепризнанного взгляда на Константина, каких-либо раз навсегда установленных и неизменных результатов. Напротив, нигде разнообразие ученых мнений не доходит до такой поразительной противоположности и разноречивости, не развивается до такой пестроты красок и звуков, как в этой области. Во всем этом необозримом море литературы трудно отыскать хотя бы два исследования, одинаково понимающих дело. Начиная с Евсевия Кесарийского, первого биографа Константина, не постеснявшегося в своей напыщенной лести сравнить его с самим Спасителем,[4] и кончая Нибуром и Буркгардтом, которые в первом христианском государе ничего не видят, кроме властолюбца-деспота, со спокойной совестью, если только такая была у него, приносившего в жертву своим личным интересам божественные и человеческие законы, суждения ученых проходят все градации, мыслимые между этими двумя крайностями, так что, по-видимому, здесь исключается всякая возможность сказать что-нибудь оригинальное, взглянуть на предмет с новой точки зрения.

 

Главным фокусом, около которого центрируется весь этот калейдоскоп мнений, является вопрос об обращении Константина в христианство: что побудило его к этому поступку? По каким мотивам он решился оставить свои прежние верования и принять новую религию? — Такой или иной ответ на этот вопрос, то или иное объяснение его уже заранее предрешает как общий взгляд на личность Константина, так и всю оценку его деятельности на пользу христианства. — Было бы неосновательно думать, что эта противоположность в воззрениях на Константина обусловливается только произволом историков; конечно, в обсуждении столь великого дела, как религиозная реформа, осуществленная Константином в Римской империи, личные убеждения исследователя имеют важное значение и всегда так или иначе, сознательно или бессознательно, сказываются под пером его, но главная причина лежит не в этом. Дело в том, что современники и сотрудники Константина и ближайшие к нему поколения оставили нам сведения столь противоречивые, так мало согласующиеся между собой, что даже такой знаток истории, как Гиббон,3 отказывается от возможности примирить их. И действительно, например, образ Константина, нарисованный христианским епископом Евсевием, настолько не похож на то, что сообщает о нем язычник Зоси-ма, что здесь трудно указать хотя бы на одну какую-либо точку соприкосновения. Это разногласие источников относительно Константина, эта взаимная несогласимость заключающихся в них данных предоставляют каждому новому исследователю просторное поле для всевозможных комбинаций и дают ему право, не сходя с научной почвы, строить такой взгляд на личность и деятельность первого христианского императора, какой ему самому представляется наиболее вероятным и соответствующим источникам.

 

Предлагая вниманию высокочтимого собрания свой опыт решения этого запутанного вопроса, я, конечно, далек от мысли сказать последнее слово в этой чрезвычайно темной области; мое намерение гораздо скромнее: по примеру многих из своих предшественников, я хочу еще раз, быть может, в 201 раз, попытаться известные нам из источников факты комбинировать в новом порядке, в некоторой надежде достигнуть более счастливых результатов.

---