Спонг - Декалог - Комментарии - Заповедь 5 - Ценность наследования

Джон Шелби Спонг  - ДЕКАЛОГ - Комментарии - 5

---

 

 

«Куда делись все герои?» Ответ на этот вопрос приходит к нам через рейтинги, в которых собраны имена современных героев. Эти рейтинги вызывают нервное переживание, поскольку такие списки отражают доминирующие в обществе культурные ценности. В последние времена эти рейтинги заполнены именами кино и рок-звезд. Те, кто разбогател и прославился своими собственными усилиями, всегда представлены в наших списках героев как примеры «американской мечты», которая обещает успех независимо от класса или происхождения. Когда мы называем наших героев в эти последние годы 20-го столетия, женщины и негры среди них более заметны, военные и спортивные деятели встречаются реже, чем в предыдущих поколениях. Мы продолжаем уважать тех людей, которые прожили свою жизнь с милосердием и видением мирного мира - таких людей, как Авраам Линкольн, Альберт Эйнштейн, Мартин Лютер Кинг и Мать Тереза, - людей, которых уважали и их враги, и их сторонники за их личную невозмутимость и то, что можно назвать моральной силой души.

 

Недавно студентам Висконсинского университета было предложено перечислить своих лучших пять героев, мужчин или женщин. К удивлению исследователей, матери и отцы студентов были наиболее частым их выбором. Часто были перечислены деды, а также религиозные деятели. Интерпретаторы данных объявили, что это стало поворотом к консерватизму среди молодежи. Может быть. Или это может означать готовность родителей стать героями для своих собственных детей, быть их образцами силы и мужества, а не побуждать их к дальнейшему поиску неуловимых прототипов добродетели или легких путей.

 

Люди из народа Синайского завета не были бы удивлены включением родителей в какой-либо список героических фигур. Они ожидали бы, что их родители будут героями веры. Пятая заповедь иллюстрирует это ожидание, представляя родителей как связующие звенья между верой, однажды дарованной, и верой пережитой в ее социальных последствиях для нынешнего и будущих поколений.

 

Десять заповедей делятся на две части. Первая группа содержит те наставления, которые относятся к природе Бога и выделению отношений в Завете с ним. Вторая группа излагает те правила, которые регулируют социальное взаимодействие среди обычных людей. Пятая заповедь почитания родителей обычно неправильно понимается как первая из шести правил второй группы. Правильнее всего отметить, что это ключевая заповедь, которая связывает Бога с социальной жизнью людей. В этой двойной роли она участвует как в утверждении веры - теологии - так и в последствиях этой веры - поведении индивида, насколько оно способствует социальной жизни.

 

И в богословском, и в социальном контекстах не было никакого индивидуалистического мотива, когда эта заповедь была передана всему сообществу. Ее цель состояла в том, чтобы сохранить общину целостной как народ Божий, который был бы объединен в вере и сформирован посредством кодекса поведения, основанного на этой вере. Теологический компонент родительской чести, из которого происходит социальное объяснение, говорит об отношениях сообщества с YHWH, как и в предыдущих четырех заповедях. В этот момент может возникнуть соблазн связать мать / отца с Богом и отвлечься на феминистский, целостный или восточный аргумент о полноте божественной природы и на обсуждение человеческой личности и судьбы как проявления божественных качеств. Тем не менее, это психологические межличностные проблемы западной цивилизации двадцатого века, которые в высшей степени индивидуалистичны и индивидуальны.

 

В последние годы вновь проявился большой оптимизм в отношении способности человеческой личности развиваться и полностью раскрывать свой творческий потенциал. Либеральная религия ценит независимость, даже автономию; она считает развитие индивидуального потенциала своим высшим благом. Стать всем, на что мы способны, - это воля Бога для нашей жизни.

 

Консервативная религия, с другой стороны, призывает к соответствию образу жизни, особенно для поступков и отношений, которые повторяют прошлое и являются стабилизирующими и знакомыми. Однако консервативная религия поощряет своего рода благочестие, когда отношения с Богом являются в первую очередь индивидуалистическими, отношения, которые превосходят все другие требования и отношения.

 

Индивидуализм в его консервативной или либеральной форме не был известен древним евреям. Они жили коллективно и совместно. Людей, которые порвали с традицией, которые отказались отвечать ожиданиям общества, в котором они жили, было немного. Такие люди либо становились изгоями, жили на грани, часто умирали, будучи отрезанными от поддерживающего жизнь сообщества, или же они были лидерами, которые привели все свое сообщество к новому мышлению и действиям. Решение Авраама не убивать своего первенца было радикальным отрицанием его унаследованной роли (Бытие 22). Как лидер племени, он должен был принести в жертву своего сына, чтобы вся община получила защиту и покровительство племенного бога. Его жизнеутверждающее действие переосмыслило не только роль руководства, но и природу Бога. Бог завета был богом милосердия, а не жертвы.

 

Те редкие люди, которые были готовы потрясти основы общества, которые подвергли Бога испытанию так же, как и они сами, запомнились как люди, которые смотрели на лицо Бога и так жили. Предприятие их было настолько опасным, что другие их соотечественники не поощряли следовать их примеру.

 

История Озы (2 Царств 6) рассказывает о человеке, который сопровождал ковчег завета назад в Иерусалим по повелению Давида и был поражен насмертб за то, что слишком близко подошел к святости, когда он протянул руку, чтобы удержать наклоненный ковчег на каменистой дороге. Божья святость поглощает простых смертных, говорят священные истории. Прямые встречи с Богом, таким образом, не приветствуются. Индивидуальное благочестие и индивидуализм как образ жизни были анафемой и, за исключением немногих избранных, приводили к смерти.

 

Поскольку эти Заповеди предназначены для племенного общества, а не для индивидуалистического менталитета, преждевременные отступления в образ мыслей двадцатого века не будут соответствовать древнееврейскому мышлению.

Мать и отец, в изначальной теологической перспективе этой заповеди, были матриархами и патриархами веры. Это были люди, которые отреагировали как избранные святыЕ и вступили в заветные отношения, которые вобрали бывших идолопоклонников, рассеявшихся Хабиру (странствующих кочевников) в монотеистическое этическое общество, для которого добро было сосредоточено на богослужении. Честь своих биологических родителей предполагалась до тех пор, пока эти родители передавали священную традицию. Родители были удостоены чести прежде всего потому, что они были рассказчиками. Они знали места, события, встречи с Эль-Элионом, Эль-Шаддаем, Адонаем, Элохим - прежние имена того, кто окончательно стал «Я Есть» - того, кто никогда не покинул их и кто обещал сделать их святым народом. Это обещание не может быть выполнено за одно поколение. Потребуются бесчисленные поколения «родителей», которые будут поддерживать память, которые будут напоминать своим детям об их избранности. Сами истории рассказывали о Божьей спасительной работе в истории. Они также рассказывали о тех протопредках, Аврааме и Сарре, Исааке и Ребекке, Иакове и его женах, которые привели историю в движение и чьи дети продолжили ее, потому что это был их долг как родителей и как народа Божьего.

 

Эта линия рассказчиков, наших духовных родителей, которые передают идентичность, рассказана в христианском Письме к Евреям. В конце литании автор пишет: «Все они герои веры, но они не получили того, что было обещано, поскольку Бог дал нам возможность иметь что-то лучшее, и они не должны были достичь совершенства, кроме как с нами» (Евреям 11:40, Иерусалимская Библия). Спустя столетия после Синая первые христиане продолжали чтить своих заветных родителей, признавая, что Божий план спасения предназначен для всех людей.

 

Чтобы следовать этой заповеди, чтобы чтить их, мы должны сначала знать, кто наши родители. Все мы живем в истории нашего выбора. Кто наши духовные родители, наши герои? Они президенты, святые, изобретатели, художники? У всех есть истории, на которых мы могли бы смоделировать нашу жизнь. Испытание истории с точки зрения пятой заповеди - ее соответствие завету. Национализм, семейная гордость, креативность и благочестие - все это терпит неудачу как центральные темы. Темами завета являются справедливость, милосердие, мир и надежда, возникающие в отношениях с Богом и мотивированные этими отношениями.

 

Мы живем в контексте многих историй. Конечно, наши семейные истории, национальные истории, институциональные истории (например, церковь, школа, клуб скаутов) важны. Однако для христиан и иудеев всеобъемлющая история завета является той, которая сосредотачивает и связывает нас. Эта история и свидетельство тех, кого мы чтим в ней, дают нам смелость пересмотреть наши меньшие истории. Нам нужно мужество, чтобы сказать «нет» любым требованиям родителей, правительства или церкви, которые противоречат призыву «действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом своим» (Михей 6: 8, JB). Эти действия чести связывают нас с этими свидетелями Синайского завета. Как было для них, так и для нас. Призыв завета пронизывает время и пространство и привлекает нас к общему отождествлению с людьми Божьими, связанными через наших духовных родителей.

 

Утвердив родительский долг как то, что сохраняет отношения завета, и сыновний долг как дань уважения хранителям религиозной традиции, заповедь затем отклоняется от тех предписаний, которые сосредоточены на нашем долге перед Богом, чтобы сосредоточиться на нашем долге перед ближним, начиная с интимных отношений между детьми и их родителями. Интересно, что это единственная из социальных заповедей, сформулированная в позитивном конструкте. Заповеди с шестой по десятую накладывают ограничения и контролируют наше поведение. «Ты не должен убивать». «Ты не должен совершать прелюбодеяние». «Ты не должен воровать». Однако эта заповедь чести призывает нас к позитивному поведению.

Поскольку законы существуют главным образом для ограничения человеческого поведения, эта заповедь предполагает трудности в семейных отношениях. Нелегко или даже инстинктивно любить своих родителей. Несмотря на культурный уклон ностальгической, романтической идеализации материнства и отцовства, верность и любовь не являются автоматическими реакциями на кровные узы.

 

Данные, которые противоречат общепринятому убеждению, что семейная любовь естественна, начинаются с взгляда на животный мир. Человеческие существа как часть животного мира не должны удивляться, наблюдая за поведением в себе, подобным тому, которое наблюдается в низших формах жизни. Одним из основных признаков, которые отличают мир рептилий от мира млекопитающих, является то, что рептилии, как правило, не питают своих детенышей и враждебны по отношению к своим собственным вылупившимся потомкам, часто вплоть до убийства.

 

Млекопитающие получили некоторое эволюционное преимущество, начав ухаживать за своими детенышами. Однако большинство млекопитающих не выходят за рамки физиологических задач зачатия, родов, раннего ухода и отлучения от груди. Как только животное отнимают от груди, молодые особи продолжают некоторые отношения с родителями или даже признают, что когда-либо было что-то особенное в родительских отношениях. Но далее в животном мире повзрослевшее потомство не зависит от родителей, и после того, как потомство обретет независимость, отношения между родителем и ребенком окончательно прекращаются.

 

В мире людей ребенок способен выжить один физически после полового созревания. На протяжении большей части истории человечества (а это все еще нормальный характер во многих культурах) ребенок становится взрослым в первые годы подросткового возраста. Однако развитые и экономически привилегированные общества продлевают подростковый возраст до тех пор, пока ребенок не получит образование и не сможет достичь экономической, а также физической независимости от родителей. Пока ребенок зависит от родителей для собственного выживания, никаких законов, регулирующих их обязательства не требуется. Именно в момент освобождения из поддерживающего и ограничивающего родительского дома люди отходят от шаблонов остального животного царства. Даже когда нет биологической или экономической необходимости взаимодействовать, большинство взрослых детей продолжают общаться со своими родителями; так что это приобретенная поведенческая характеристика цивилизации.

 

Когда мы смотрим на антропологические исследования примитивных сообществ, мы делаем несколько поразительное открытие: экономические факторы диктуют этические нормы поведения, особенно те нормы, которые относятся к отношениям между поколениями. Экономические факторы продиктовали уничтожение пожилых людей в некоторых древних племенах. Те, кто не мог разделить физическое бремя борьбы за выживание, отчислялись от племени, даже как пожилые мудрецы или родословные рассказчики. Любой, кто был достаточно силен, чтобы дожить до старости (редкое явление в примитивных обществах), мог бы быть исключен без зазрений совести. В некоторых культурах такие люди были изгнаны из племени, оставлены голодать или даже отданы на милость голодным волкам.

 

В таких сообществах выживания также было мало преданности родителям. Вежливость, уважение и почтение к старшим, по-видимому, являются приобретенными характеристиками, а не инстинктивными. Конечно, они не являются универсальными или нормативными реакциями в человеческой жизни, ни в настоящем, ни в прошлом.

 

Понимание глубинной психологии подтвердило основные темы древней мифологии. Соперничество и открытая враждебность, которые характеризуют отношения между родителями и детьми, особенно когда ребенок достигает зрелости, задокументированы в клинических тематических исследованиях, которые воспроизводят мотивы Эдипа, Электры и Персефоны - трех, чьи родители усложняли их взросление. Модель идеального воспитания, к которой мы стремимся, является частью тонкого слоя цивилизации, который скрывает интенсивные человеческие эмоции. Как в процессе психологического, так и в биологическом созревании обязанностью и судьбой ребенка является замена родителя. Последующее соперничество вызывает у детей чувство вины по мере взросления. Поскольку молодое поколение берет на себя ответственность, власть родителя уменьшается. Родитель сталкивается с сыном или дочерью, которая готова и желает занять место родителя, потрясенный намеками на смертность или тем, что Паул Тиллих назвал угрозой небытия. Судьба стареющего родителя - потерять власть и статус и пожертвовать положением, потеря, которая вызывает страх и враждебность у родителя. Эти бурные эмоции, будучи частью жизни, обычно остаются невысказанными. Семьи обычно скрытно переживают конфликты и комплексы своих внутренних ревнивых соперничеств.

 

Когда мы рассматриваем сильные чувства, которые вращаются вокруг первичных отношений, психология и теология сталкиваются. Зигмунд Фрейд, благодаря своей плодотворной работе над страстями разума, заставил нас задуматься о том, что каким-то образом каждый сын живет мифом об Эдипе, царе, который влюбился в свою мать после убийства своего отца. Фрейд отождествил отцеубийство, желание, если не акт, с первородным грехом. Он зашел так далеко, что объяснил Евхаристию как тотемный ритуал, в котором убийственное дитя включало в себя плоть и кровь могущественного родителя (Бога во Христе), чтобы принять характеристики жертвы убийства.

 

Ни психологи, ни теологи не представляют адекватного мифа для конфликта между дочерью и родителями. Поскольку независимость не считается добродетелью у женщин, которые исторически переносили свою зависимость от отцов к мужьям (или в «материнскую» церковь, где доминируют мужчины, в случае религиозных женщин), конфликты между родителями, как правило, разыгрываются в более тонких формах, и имеют менее легко наблюдаемые пути.

 

Феминистское движение в этом столетии нашло адекватные мифы, которые изображают женщину, развитие которой не арестовано и которая стремится к независимости от родительской власти. Опять же, такой миф раскручивал бы повествование о первородном грехе, если становиться взрослым - значит брать на себя власть и обязанности родителя, который двойственно относится к отказу от такой власти и ответственности. Взрослая жизнь не только дается; она должна быть взята.

 

Иудейско-христианская традиция дает такой миф в истории сотворения в Бытие 2. В этой истории дом (сад) удобен. Бог Отец обеспечил все нужды. Бог также предоставил средства для изгнания / побега. Плод дерева, идентифицируемого как познание добра и зла, при употреблении дарует мудрость. Знание означает вход в осознание, включая осознание смерти. Это также означает приход к сознанию, которое расширяет человеческое существование посредством воображения и развития навыков, которые мотивированы срочностью, которой ограничивает нас жизнь. Ева, центральная фигура в этом мифе, узурпирует родительскую власть и ответственность. Она и Адам, которые теперь должны обеспечить себя, изгнаны и входят в мир такой, какой он есть на самом деле и был всегда. В рассказах о царе Эдипе и Еве предложение о разлучении с (мужским) родителем определено как первородный грех. Моральная амбивалентность продолжается в истории Евы; Отцы ранней церкви проклинали ее за то, что она принесла смерть в мир и привела к смерти Бога в Иисусе. Но они также благословили ее, потому что не было бы могучего акта искупления, если бы не было падения от благодати.

 

Разлучение с матерью не приняло мифических масштабов конфликта между ребенком и отцом. Это может быть связано с тем, что жена-мать следовала по орбите своего защитника-мужчины, и поэтому разрыв с отношениями между отцом означает разлучение с обоими родителями. Если у женщин должна быть история, которая ведет их к независимости, то должна быть модель сильной и ответственной матери. Мария - единственная женщина, к которой могут обращаться христианки, но в христианском благочестии ее представили как скромную, послушную девушку. Женщин поощряют подражать ее легендарной девственности и невинности. Чтобы стать женщинами власти и авторитета, христианские женщины должны либо восстать против образа ребенка-невесты, либо изменить миф о Марии как историю о женщине, которая смогла подняться над стереотипами современного общества. Ее судьба не зависела исключительно от зависимых отношений с мужем, отцом или матерью.

 

Только когда дети становятся взрослыми и сверстниками своих родителей, отношения взрослый родитель / ребенок могут легко стать честными. Заповедь говорит о тех, чье разделение неполно и кто питает негодование, зависть, страх, даже ненависть, а также привязанность, благодарность и любовь. Пока полная зрелость не достигнута, негативные эмоции мотивируют поведение. По этой причине заповедь требует чести, поведения, которое можно желать, а не любви, эмоций, которые нельзя желать. Заповедь требует чести, несмотря на соответствующие амбивалентные эмоции, исходящие от родителей, которые могут негодовать, а также восхищаться доблестью ребенка.

 

Люди, которые приходят к советникам и пасторам, часто говорят, как сильно они любят своих родителей. И все же, внутренне протестуя против своей преданности, они сжимают подлокотники кресла, пока не покажутся белки их костяшек. Пасторы учат читать язык тела так же тщательно, как и слова. Консультанты знают о враждебной ревности между матерью и дочерью, которая особенно усиливается, когда мать начинает достигать возраста менопаузы, как раз когда дочь расцветает в полноте ее женской зрелости. Подобная враждебность отмечает отношения отца и сына, поскольку физическая сила отца уменьшается, и его сын возрастает в силе. Первый раз, когда сын побеждает своего отца на каком-либо соревновательном предприятии, это очень четко понимают и отец и сын. Действительно, взглянуть на романтичную, желаемую сентиментальность, которая окружает соблюдение культурой материнства и отцовства, значит найти нечто совершенно отличное от устойчивой любви и преданности. Изучите ссылки на мать в ненормативной лексике, например. «Сыном кого» мы называем друг друга? «матерью кого»? Ненормативная лексика раскрывает наши глубинные, амбивалентные, скрытые чувства.

 

В лирике кантри и западных баллад мать воспеватся с такими же глубокими, трогательными эмоциями, которые направлены к Богу и верным собакам - «Олд Шеп». Но от случайного слушателя ускользает, что большинство песен кантри и западных песен посвящены  смерти матери. Нет сомнений в том, что отношения между взрослым ребенком и родителями связаны между собой любовью и ненавистью, зависимостью и бунтом, близостью и расстоянием, чувством вины и привязанности.

 

Сентиментальность, в отличие от искренности, является прикрытием неприемлемой враждебности, с которой мы не готовы столкнуться. Ни какой другой праздник не является более сентиментальным, чем соблюдение нашей культурой Дня матери и Дня отца. Великая преданность родителям, воплощенная в поэзии и песнях, отчасти является попыткой скрыть глубокую и постоянную антипатию между поколениями. Изучение мотивов присутствия, когда сын или дочь «отдают свою жизнь ради заботы о матери», раскрывает нечто большее, чем любовь. Эмоциональная зависимость порождает враждебность с обеих сторон. У одержимых родителей рождаются дети-иждивенцы, которые должным образом заботятся о своих родителях, но в то же время питают большое количество гнева, который обычно погружается в бессознательное состояние. Немногие люди могут наконец полюбить человека, от которого они зависят, и какое-то слово или поступок обязательно выскользнут, чтобы выдать их намерения. Многие «несчастные случаи», с которыми сталкиваются пожилые люди, не так случайны, как может показаться. Менее социально приемлемые военные действия проявляются в увеличении числа заявленных физических нападений и избиений престарелых родителей. В еврейском народе, казалось, понимали это, и поэтому в своих самых священных десяти заповедях они призвали нас во имя Бога отложить в сторону внутренние конфликты и почтить тех, кто передал нам дар жизни. Пятая заповедь предполагает, что почитание родителей - это призыв к более высокому способу жизни, чем врожденное поведение. Это оказание чести, а не сентиментальное притворство, защищает родителей от отвержения и враждебности, которая сопровождает соперничество поколений.

 

Некоторые люди отвергают представление о враждебности к родителям как чепуху. Некоторые будут возмущены самой идеей, потому что осознание темной стороны жизни неприятно. Некоторые будут вынуждены утверждать, что их родители были идеальными родителями, к которым неослабная любовь всегда была, но это потому, что так больно смотреть в лицо нашей собственной внутренней враждебности. Тем труднее после смерти устранять возможность разрешения; необходимость сохранить память незапятнанной искажает прошлое или нарушает мирное настоящее. Тем не менее, когда эти идеи озвучиваются на публичных форумах, в аудитории почти всегда возникает беспокойство. Эти волны признания - это чувства, которые большинство из нас предпочло бы игнорировать, чувства, которые не только реальны, но и похоронены в самом сердце жизни. В своих невротических формах эти амбивалентные эмоции вспыхивают в подростковом восстании. Подростки вдруг решают, что их родители ничего не знают и, вероятно, являются самыми невежественными взрослыми в мире; когда эти подростки достигают старшего возраста, они очень удивляются тому, сколько их родители смогли выучить за столь короткое время, как отметил Марк Твен. Это примирение конфликтов естественного и здорового развития, в направлении к независимости и взаимности.

 

Гештальт-психолог Фриц Перлс определяет терапевтическую задачу в родительских отношениях как помощь клиенту в переходе от обиды к благодарности. Не все, однако, делают этот переход успешно. В искаженной личности обида может стать странной и разрушительной. Один дико-невротичный молодой человек, известный автору, попал в больницу, где ему сделали пластическую операцию на пупке, чтобы он мог удалить последний след своих отношений с матерью. Другой случай касался незамужней дочери в возрасте сорока одного года, которая отказалась дать согласие на операцию по спасению жизни ее матери, утверждая, что это было слишком рискованно, хотя не было никакой надежды на выживание, кроме операции. Ее ослабленная восьмидесяти восьмилетняя мать наконец-то пришла в себя, чтобы самой подписать форму согласия.

 

Некоторые родители, неправильно понимая намерение этой четвертой заповеди, использовали ее как клуб для контроля над непослушным поведением своих детей. Заповедь не обязывает детей подчиняться родителям безоговорочно. Она не заставляет их уважать то, что не подлежит почитанию. Она не благословляет родительскую жестокость или жестокое обращение с детьми. Она не требует подчинения или терпимости в отношении неприемлемого и бесчеловечного поведения родителей по отношению к детям. Мы призваны к почитанию, к чести, несмотря на жизненную интенсивность наших отношений, которые в наибольшей степени способствуют формированию моделей взрослой жизни. Хорошо или плохо, но мы такие, какие мы есть в результате жизни, которую мы получили. Таким образом, в подлинном смысле оказывать честь родителям - это честь для самих себя.

 

Для некоторых путь к почитанию родителей трудный и душераздирающий. Когда я был молодым семинаристом, служившим в собрании семей фермеров-арендаторов в аграрной Вирджинии, одной из моих обязанностей было преподавать Десять заповедей классу учеников старшеклассников каждое воскресное утро. Эти дети и подростки не были достаточно образованными или искушенными в учении; они были простыми, земными людьми. Когда началось исследование заповеди  «Почитай своего отца и свою мать», я узнал о бедственном положении одной милой белокурой девочки лет четырнадцати, которая была в первых порах проявления созревающей женской красоты. Однако ее красота была омрачена уродливым шрамом на лбу. Несколькими годами ранее ее отец пришел домой пьяным и оскорбительным поведением в один из субботних вечеров и рассек ей лоб, когда пнул ее вниз по лестнице. Семья не обращалась за медицинской помощью. Возможно, они были слишком невежественными или слишком бедными или слишком боялись задаваемых вопросов окружающих. Таким образом, лоб был заживлен как можно лучше, а домашние средства, вероятно, помогли несколько сгладить шрам.

 

Христианская Церковь не призвана во имя моральности возлагать на этого ребенка обязанность принять насилие и все же чтить своего отца. В насилии, в виктимизации, в пьянстве нет чести. Эта заповедь не должна использоваться для обеспечения детского уважения и послушания. Это не ее фокус. Заповедь - это рабочий принцип, призванный регулировать обязанности взрослых людей перед своими престарелыми родителями. Она не направлена на детей. В жизни этой оскорбленной и травмированной четырнадцатилетней девочки слово «отец» становится словом, вызывающим чувство страха и боль. Тем не менее, будучи взрослой, она должна вынести воспоминания и прийти к какому-то прощению к тому человеку, который является ее отцом. Это не значит, что это жестокое поведение должно быть оправдано. Но стоит признать, что родитель всегда будет главным героем в истории жизни ребенка. Андре Мальро сказал: «Однажды станет ясно, что люди отличаются друг от друга не только по формам, которые принимают их воспоминания, но и по их характеру». Верно также и то, что наши характеры сформированы тем, как мы решили запомнить наше прошлое. Оскорбленное детство будет продолжать проявлять свою тиранию в памяти, если избитый ребенок, теперь женщина, не примирится с этим насилием таким образом, чтобы признать его реальность, а затем либо отложить его в сторону, либо преобразовать его в сострадание к себе и сочувствие к другим, которые страдают от подобной боли и унижения. Она должна сделать это для здоровья своей души.

 

Дети, как и престарелые родители, всегда подвергались насилию в значительных количествах; мы знаем, что слабые и бессильные получают удары ярости и разочарования, которые вспыхивают, когда давление жизни превышает терпимость. Забота о детях, которые обязательно требуют времени и внимания, требует значительного самопожертвования. Точно так же, как желание, а не реальность, чтобы дети всегда любили своих родителей, неверно понимает человеческую личность, полагая, что родители инстинктивно любят и хотят заботиться о своих детях. Хорошее воспитание детей наиболее эффективно развивается благодаря воспитанию любящих родителей или опекунов. Чтобы стать ответственными, любящими взрослыми, нам нужен опыт разных видов любви и воспитания. Отцы и матери играли разные роли в истории, но важны как женская, так и мужская формы любви.

 

В наш век новой чувствительности к сексуальной дискриминации очень трудно говорить о характеристиках женской любви и мужской любви, поскольку нет уверенности в том, что человек точно различает биологическую реальность, а не культурную роль. Но мы можем, по крайней мере, проанализировать виды любви, в которых нуждается каждый ребенок, и мы можем наблюдать за тем, как культура организовала их, чтобы обеспечить такое разнообразие через тех, кто обеспечивает основной уход за ребенком от обоих полов.

 

Видимо, всякий человек требует двух разных эмоциональных реакций. Во-первых, каждому из нас нужна безопасность. Нам нужна любовь, которая не различает, любовь, которая любит нас только потому, что мы есть, а не из-за того, что мы делаем. Нам нужно чувство принадлежности, чувство общности, идентичность, которую никто не может отнять у нас. Исторически эта безусловная любовь ожидалась и присваивалась женской фигуре, образу матери, чья любовь - грациозная, не требующая ответной любви любовь, основанная просто на существовании ребенка, а не на его поведении. Эта архетипичная любовь матери дается без различия, просто потому, что ребенок есть. Эта связь любви неразрывна; ничто не может разрушить это. Чтобы быть человеком, мы должны опираться на эту безопасность бытия, это чувство принадлежности, это изящество принятия другими. Из этой любви развивается способность доверять, основа человеческих отношений.

 

Но одна только безопасность не производит зрелое человечество. Любовь, которая любит нас только за то, что мы есть, любовь, которая не бросает нам вызов, которая не требует каких-либо результатов, в конечном итоге приводит не к зрелости, а к отсталой, больной зависимости. Следовательно, для развития всей силы человеческой жизни должен существовать второй вид любви, который исторически мужчина проявлял в первую очередь. Эта мужская любовь порождает «стремление стать». Надежность материнской любви, которой нужно быть, должна сочетаться с стремлением стать, если человек хочет полностью реализовать свой человеческий потенциал. Эта мужская любовь устанавливает стандарты. Она определяет проблемы, она различает, она награждает. Например, в мире спорта, где доминируют мужчины, тренер распределяет позиции в команде тем, кто более побеждал в соревнованиях. Мужская любовь побуждает к достижению. Она производит побуждение к выполнению, рассуждению, стремлению. Любовь, которая стимулирует стремление стать кем-то, по определению не такая любовь, которая в равной степени разделяется среди всех членов семьи. Скорее, она выражается в движении вперед и дается тому, кто больше всего заслуживает ее. Короче говоря, она основана не на том, чтобы просто быть, а на том, чтобы что-то делать.

 

Но так же, как любовь, которая создает безопасность для личности, сама по себе неадекватна, так и любовь, которая создает стремление стать, сама по себе также неадекватна. Стремление стать, будучи отделенным от безопасности, создает не человечество, а джунгли, где власть и сила могут быть исправительными рычагами, где власть управлять - это награда, присуждаемая агрессивному супер-самцу или альфа-самке. Без сомнения, это, в конечном итоге, приведет к разрушительному господству и господству террора. Полное, истинное человечество проистекает из тонкого баланса между безопасностью и стремлением стать. И то, и другое необходимо для развития всего нашего человечества.

 

Эти качества были включены в наши представления о Боге. По крайней мере, в истории западной цивилизации Бога чаще всего изображали как мужчину, называли «Отцом» и изображали как судью. Этот Бог - в первую очередь распределитель наград и наказаний, которые мы называем небом и адом, далекий исполнитель правил и заповедей, которые устанавливают стандарты, которые побуждают нас стремиться становиться иными. Но этот Бог-Отец никогда не существовал один. Его всегда замечают, когда он работает через церковь, которая, что интересно, называется «Матерью-Церковью». Этой божественной церковной матери мы в равной степени приписываемся через наше крещение, которое основано не на наших делах, а на нашем существе и на груди этой матери, которая нас кормит, растит, любят, «такими как мы есть, без единой просьбы». Здесь мы прощены, приняты и защищены, и все это позволяет нам испытать волю Бога Отца, чтобы стать иными, пребывая в безопасности безусловного принятия.

Разве повестка дня не определяет, являемся ли мы политическими консерваторами или либералами, имеющими отношение к этим основным человеческим потребностям, безопасности и стремлению стать?

 

Политическое выражение стремления стать предполагает, что каждый должен получить то, что он или она заслуживает, и ничего больше. Те, кто мотивированы таким образом, склонны противостоять системам социального обеспечения и правительственным системам социального обеспечения. Они типично индивидуалистичны и противостоят коллективизации общества. Это консервативные принципы. На другом конце спектра - политические выражения безопасности, позволяющие предположить, что к каждому следует относиться одинаково, чтобы о каждом из них заботился супер-родитель - правительство - от колыбели до могилы с помощью различных программ безопасности от социальной помощи как Зависимые дети в Medicare. Эти отношения формируют либеральные принципы, которые движутся к коллективизации, направленной на заботу обо всех в соответствии с их потребностями.

 

Чтобы читатель не считал это надуманным, учтите, что когда стремление стать сильнейшим на политической арене, это выглядит как правый фашизм, который неизбежно будет иметь последствия для титульной расы. Это политическое проявление проявилось в своей наиболее вопиющей форме в западной цивилизации в стране, известной своему народу как «Fatherland» (Третий Рейх).

 

С другой стороны, когда политическая безопасность не контролируется, она становится левым социальным государством, которое в своей неизменной форме будет брать от каждого то, что этот человек должен дать и дать каждому в соответствии с потребностями. В западном мире политическое проявление такого отношения появилось в виде государственного коммунизма в стране, известной своему народу как «Мать-Россия».

 

Традиционно материнская любовь создавала у получателя уверенность в себе, а отцовская любовь породила стремление стать. Оба важны и должны быть в напряжении, иначе человечество подвергается риску.

 

Пятая заповедь предполагает, что мы будем жить как получатели обоих видов любви - тех, которые дают нам и безопасность, и стремление стать - которые традиционно были связаны с ролями обоих родителей, матери и отца. Для многих людей социальная роль продолжает распределяться по полу, но психологически у каждого из нас есть женские и мужские компоненты в нашей личности. Это означает, что мы можем любить себя и других различными способами и уважать всех тех, кто лелеял и ободрял нас, чтобы стать такими взрослыми, которые могут стать родителями для следующего поколения - носителями истории и передавателями любви. Период индивидуальной жизни может быть коротким, но «плетеный шнур» поколений не будет разорван, пока мы живем в унаследованной истории жизни и остаемся достойными чести почитания.