Волков - Образы Апокалипсиса

Хочешь узнать человека, вручи ему для толкования Апокалипсис. Это справедливо не только для «независимых» авторитетов, но и для церковной и научной экзегетики. Единого мнения об этой книге нет ни в Церкви, ни в науке. Я не предлагаю свой вариант, а пытаюсь понять, как менялось со временем отношение к самым пугающим образам Апокалипсиса, утратили они свою актуальность сегодня или, наоборот, стали еще более угнетающими для одних и вдохновляющими для других.

 

В силу специфики Апокалипсиса личность его автора не будет иметь для нас решающего значения. Получено им откровение свыше или принято за таковое, в любом случае восприятие Апокалипсиса читателем основано на личной вере или неверии в описанные там события. Среди показателей, определяющих веру, реакция на Апокалипсис играет, на мой взгляд, не последнюю роль. Вера же движет не только горами, но и судьбами. Каковы они, человеческие судьбы?

 

М.: Вече, 2018. 320 с.: ил.

Тайны. Загадки. Сенсации

ISBN 978-5-4444-6514-1

 

ВСТУПЛЕНИЕ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ОСНОВНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

 

Череда толкований позади. Каждое по-своему уникально, но, поскольку в заключение принято подводить итоги, попробуем выявить хотя бы некоторые тенденции. Великая книга, уводящая из мира людей в мир Бога, из истории — в вечность, была тщательно приспособлена к вкусам человека. Толкователь, черпающий мудрость в истории, превратил в историка и автора Апокалипсиса. Он возвысился над ним, подобно любому историку, по ироническому замечанию Шопенгауэра, мнящему себя мудрее своего предка лишь потому, что предок жил до, а не после наступления неких исторических событий. Разница лишь в том, какие именно события считались самыми важными — минувшие давно (претеризм) или недавно (историцизм). Толкователь, несущий мудрость людям, сосредоточился на нравоучительном или догматическом (точнее — выданном за таковой) содержании Апокалипсиса.

 

И «историк», и «пастырь» активно пользовались услугами аллегоризма, но все равно часть текста приходилось переиначивать и снабжать эпитетами «как бы». Восславляемая толкователями аллегория была «только яйцом, из которого европейская мысль высидела свое пренебрежение к откровенной истине». Вневременный характер Апокалипсиса всеми школами учитывался редко. О нем вспоминали, когда в хронологических построениях не находилось места двум свидетелям, Армагеддону, сковыванию дьявола в бездне и т.д. Но чудовищам было отказано в праве на вечность, поскольку никто из толкователей не встречал их во времени. Им подыскивали исторические или аллегорические ипостаси.

 

Такова жизнь. Церковь не поощряет потусторонние видения, чурается как огня встреч с ангелами и демонами и даже  Евхаристии видит средство для духовной поддержки, а не «небо на земле». Неудивительно, что она не справилась с образом тысячелетнего царства и не сумела объяснить, где в точности находятся престолы святых и какой суд они производят. Частный суд христианину понятнее, чем Страшный, но спросите его о жизни после смерти или о воскресении тела — он перепугается и не станет отвечать. Личное бессмертие для него не менее абсурдно, чем для ученого.

 

Не стоит преувеличивать роль идеи вечного существования человеческой личности в европейском и ближневосточном единобожии. Меньшинство любит Бога, большинство — земную жизнь, по образцу которой рисует жизнь загробную (для себя, для своих родных). Иудеи, христиане, мусульмане — великие жизнелюбцы, тогда как классические индуисты и буддисты, если они еще не перевелись, стремятся вырваться из круговорота сансары и утратить свое «я». Так или иначе, для личности, живущей по законам нездешнего мира, места не остается. Ну а земля-матушка дорога всем кроме автора Апокалипсиса. Даже тот, кто буквально трактует казни, настигающие человека, не верит в разрушение творения. Человек все равно предстанет на суд, а небо и землю придется творить заново, что недопустимо для Бога!

 

Никто не осмелился подойти к Апокалипсису с меркой ПРОТИВОРЕЧИЯ всему укладу, привычному для мира и человека. Никто не вспомнил, что путь к духовным высотам лежит через унижение, путь к духовной радости — через отчаяние. По выражению Лютера, Бог животворит, убивая, оправдывает, обвиняя, и возводит на небо, сводя в ад. Милость Божия скрывается под видом вечного гнева, справедливость — под видом несправедливости. «Это высшая степень веры полагать, что Он милостив, когда Он спасает столь немногих и столь многих осуждает». Утверждая Себя, Христос отрицает мирское представление о Боге и умирает, отверженный миром. Воскресение Христово — весть из мира иного. Верующий противоречит этому миру, когда ожидает новое небо и новую землю. «Через то, что он не есть, человек становится причастным тому, что есть Бог» (К. Барт). Человеческое должно быть преодолено!

 

Ценно то, в чем находит ценность Бог, а не человек. Идолы воздвигаются там, где люди решают, что без упразднения всего существующего, за исключением Истины по ту сторону рождения и смерти, может установиться союз между ними и Богом. Там, где люди видят Бога в образе бренного человека (личность, ребенок, женщина), в духовно-материальных формах (семья, народ, родина). Там, где они думают, что мир свят и достоин почитания.

 

Церковь предпринимает энергичные попытки очеловечить Божественное, сделать его чем-то практичным, и все это — на благо людей, которые не могут жить без Бога, но и не могут жить с живым Богом. Людям больше не надо думать о смерти, чтобы быть мудрыми. С живым Богом имеет дело лишь Церковь, пребывающая в бедствии и осознающая свою отверженность. Церковь гонимая, Церковь Апокалипсиса. Но лучше быть с нею в аду, чем с гуманистами на несуществующих небесах! Церковь гуманистов не любит одиночества и пустыни, она жаждет позитивности и свадебной радости. Она избрала своей темой религиозного человека и в бесплодной погоне за призраком безнадежно отстала от атеистов и «язычников» с их праведностью.

 

Апокалипсис — книга о Церкви, чужой миру и потому торжествующей. Я буду рад, если читатель раскроет Апокалипсис и определится в своем отношении к нему и к его Церкви. Если он решит составить «личный апокалипсис». Но если читатель вслед за Алистером Кроули почувствует сродство с образами дракона, зверя, лжепророка и кровавой жены, надеюсь, он не вменит мне в вину итог своего самопознания.