Анти-Ницше - 3 - Философские записки протестанта

Статьи Владислава Бачинина

Владислав Аркадьевич Бачинин - Анти-Ницше -3

(Философские записки протестанта)

Профессор Ницше

как подпольный тип

(Философское «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй»)

Если б еще до появления Ницше кто-либо из великих писателей сделал бы подобного ему интеллектуала главным героем своего философского романа, то нашлось бы немало критиков, которые поспешили б объявить такого странного персонажа головной выдумкой, плодом нездорового писательского воображения. Но жизнь превзошла литературные фантазии, двинулась дальше беллетристов и явила миру философское «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» не в виртуальном, а в реальном, плотском-социальном формате. Действительный Ницше превзошел возможности творческого воображения всех писателей. Чтобы создать соответствующего ему литературного двойника, пришлось бы соединить все разрушительные идеи героев Достоевского, - подпольного парадоксалиста, Родиона Раскольникова, Ипполита Терентьева, Николая Ставрогина, Ивана Карамазова. Только в этом случае полученный идейный конгломерат мог бы соперничать с ницшевской философской картиной мира. Однако у Достоевского этот убийственный ансамбль умственных изысков разнесен по разным текстам, рассредоточен во временах и пространствах между разными людьми и потому не производит ошеломляющего впечатления. У Ницше же всё это сосредоточилось в пределах одной его личности, так что явилась предельно высокая степень концентрации взрывных умонастроений, характеризующих состояние его рассудка и души. Этот умопомрачительный идейный сгусток только потому и не производит впечатления фантастической небывальщины, что прочно привязан к личности не вымышленного литературного героя, а реального человека.

Но как бы там ни было, за немалое время, прошедшее после смерти Ницше, лучшего объяснения глубинной сути его жизненной трагедии и творческой драмы, чем «Записки из подполья», так и не появилось. И то обстоятельство, что русскому ключу угодно было появиться раньше немецкого замка, не приуменьшает ни уникальной ценности первого, ни загадочной сложности второго. Кажущаяся парадоксальность этого феномена легко преодолевается переключением внимания на элементарную социально-социологическую реалию. Её смысл в том, что провидческий гений Достоевского запечатлел на страницах «Записок из подполья» духовно-нравственный тип поистине нового человека, которого произвела на свет поздняя, уже сугубо секулярная модерность, и которому была уготована многообещающая будущность XX-XXI столетий.

Точно такой же тип создал и Ницше. Но если у Достоевского тот был скроен из словесного, литературно-художественного материала, то у Ницше – из его собственной плоти и крови, из мыслей, чувств и страданий живого человека, очень талантливого, тяжело больного, непоправимо несчастного, оказавшегося пожизненным заложником предельного опыта «семи одиночеств».

В литературно-художественном опусе Достоевского нет буквального автобиографизма, но присутствует экзистенциальная автобиографичность, т.е. парение мысли на такой высоте аналитической рефлексии, которая позволила автору дистанцироваться как от своего героя, так и от темного содержимого его подполья.

В антропологическом опусе судьбы Ницше, сопровождаемой текстовым аккомпанементом его причудливых философем, всё выглядело более осязаемым и выпуклым. Это был уже не просто литературно-философский голос нового духовно-социального типа, а сам этот тип, материализовавшийся посредством всех доступных ему антропологических и культурных средств и потому производивший на читателей необычайно сильное, временами ошеломляющее впечатление.

В главном содержимом этого типа, т.е. в его подполье присутствовали все признаки той антропологической парадигмы, которой в недалеком будущем суждено было стать господствующей демонической структурой мировой социальной жизни, геополитики и глобальной культуры. Заслуга её полноценной литературно-философской презентации остается за двумя подпольными парадоксалистами – Федором Достоевским, сумевшим победить своё подполье и прочно запереть в нём собственных внутренних демонов, и Фридриху Ницше, побежденному своим подпольем, растерзанным собственными демонами, вырвавшимися из заточения, искалечившими личность философа, повредившими его блестящий интеллект, сумевшими превратить его в физического и духовного инвалида.

Уже давно «гнусный петербуржец» (определение Достоевского), безымянный герой «Записок из подполья» и стоящий с ним в одном ряду «гнусный европеец», мистер Хайд, живший внутри автора «Антихриста. Проклятия христианству», практически слились в одну общую антропологическую версию фаустовского человека. При этом самому Ницше, как подпольному типу, довелось пройти через несколько важных этапов духовной инволюции. Попробую, в целях краткости изложения, обозначить их с максимальной лаконичностью, т.е. буквально по пунктам.

«Смерть» Бога внутри Ницше, т.е. утрата веры в триединого библейско-христианского Бога.
Полная атрофия способности контролировать собственными силами своё личное подполье, удерживать его запертым.
Вынужденное наблюдение за тем, как демоны зла, тьмы, богоборческой гордыни, агрессии, мизантропии стали вырываться из персонального подполье, как они, руководимые откровенно деструктивными намерениями, полностью вышли из повиновения, оккупировали высшие уровни внутреннего мира Ницше, вторглись в его сердце, душу, ум с намерениями радикально перенаправить их деятельность.
Состоялся переход внутреннего «я» Ницше под юрисдикцию демонического. Если «Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы» (1 Ин. 1, 5), то демоническое в его структурных и бесструктурных проявлениях есть тьма, и нет в нем никакого света. Ницше, погрузившийся в духовную тьму богоотрицания, последовал по пути Фауста. Он совершил фаустовскую сделку с дьяволом[1], согласился пожизненно сотрудничать с ним, так что превратился в стопроцентного фаустовского человека, готового участвовать в масштабных проектах по целенаправленной дехристианизации всего сущего и должного, по фаустизации культуры и мефистофелизации цивилизации.
В награду за состоявшийся сговор Ницше получает поддержку со стороны духов тьмы. Происходит превращение демонов подполья из противников в союзников, помогающих Ницше распространять злую весть («дисангелие») о «смерти» Бога и осуществлять диффамацию Лиц Св. Троицы, христианства и христиан.
Философский мир Ницше обретает вид собрания девиантологических опытов, демонстрирующих разнообразие форм, методов и способов философского троллинга, считающихся недозволенными в приличных интеллектуальных сообществах со времен греческих киников (циников) и софистов. Переизбыток троллинг-фигур усугубляет впечатление от ницшевских текстов как от большой коллекции духовно-экзистенциальных и морально-этических девиаций.
Ницше как подпольный тип осваивает роль «бунтующего человека» личного беззакония, героя интеллектуально-гуманитарно-философского мятежа. Он ведет себя как чрезвычайно умный и крайне беспринципный тролль, считающий, что ему всё позволено. И действительно позволяет своему философствующему рассудку самые фантастические выходки, самые невероятные формы «заголений и обнажений», самые скандальные заявления.
В своих текстах подпольный господин Фридрих Ницше являет собой жертву страстей своего превратного ума, изобретательного на зло богоненавистника-антихристианина. В нем представлена предельная степень качеств того духовно-социального типа, который описан апостолом Павлом в Послании к Римлянам (Рим. 1, 21-32). Он исполнен всякой неправды, склонен к злоречию и ра́спрям, ведет себя как клеветник, обидчик, самохвал, гордец, заменяет истину ложью, кичится своей «мудростью», хотя на самом деле безумствует
Прежде, чем превратиться в главного героя грандиозного философского скандала, растянувшегося на многие десятилетия, Ницше пережил сокрушительную духовную катастрофу. Таковой явилась для него «смерть» Бога в его жизненном мире. Расплатой за случившееся стал разрыв личности философа на неравноценные персоны доктора Джекила и мистера Хайда. Первый без своего темного двойника вряд ли достиг бы вершин всемирной славы. Однако за место на философском Олимпе ему пришлось передать все властные полномочия мистеру Хайду, который, в конце концов, уничтожил доктора Джекила вначале духовно и морально, а затем и физически.